Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Я мысленно переварил его слова. Что ж, Джесс, как всегда, умом меня перещеголял.
Он похлопал меня по плечу и затопал прочь.
— Пришло время, брат.
Он был чертовски прав. Сейчас — или никогда.
До этого я знал лишь Точечку-композитора. Точечка-исполнительница оказалась птицей совсем иного полета.
Мы начали «Звездную пыль» с долгого интро. На спуске она метнулась в левую часть сцены, скользнула по экрану, словно по льду, и, сжав руку в кулак, врезала по нему, оставив после себя спроецированные трещины. Толпа зааплодировала.
Исполнитель — средоточие всего. Организующий принцип. Посредник между группой и залом. Все внимание толпы было сосредоточено на ней. И внимание группы тоже принадлежало ей целиком и полностью. Только теперь я осознал всю ту мощь, что крылась в ней. Раньше я попросту не понимал.
На протяжении всего первого отделения мне снова и снова приходила в голову мысль, что это были ее песни — с самого начала, и плевать, кто их там написал. Она давала им жизнь, наполняла их смыслом, держала их на плаву. Она постоянно дразнила толпу — сперва я даже не осознавал, что именно она делает. Изменения в ней казались столь краткими и мимолетными, что я поначалу винил во всем собственное воображение: голос становился то чуть грубее, то, напротив, пронзительнее, интонация задорно менялась, менялись и акценты в словах ее песен. На репетиции она не делала ничего подобного, но, мой бог, как же уместно это все было здесь и сейчас, перед огромным залом. Она ласкала, возбуждала, страшила, предупреждала и успокаивала публику от минуты к минуте, между песнями, во время песен.
Вот так работали ее производственные мощности. Она реагировала на толпу — и делала то, что требовалось. Она готовила их всех ко второму отделению.
И вовлекла нас в это дивное действо.
Она протягивала к нам руки — ко мне, к Олив, к Оби, к Джессу. Она танцевала рядом с нами, когда соло доставалось нам, и ее голос отступал, давая дорогу нашим голосам. Мы были не просто ее сопровождением — мы были полноправными участниками концерта.
Когда пришел черед «Бестии», я вывел мотив из «Звездной пыли» в своем гитарном соло — отголосок той девушки, с которой начался концерт. Теперь девушка стала женщиной. Голос Точечки стал ниже и грубее, линии груди и бедер округлились. Она повзрослела вместе со своей музыкой, став молодой женщиной — жаждущей, увлеченной, открытой миру.
Конец «Бестии» — и первого акта вместе с ней — ознаменовала шальная дробь барабанов Оби. Когда последние звуки музыки потонули в шуме аплодисментов, я чуть расслабился и хотел уже снять с себя гитару через голову… но тут музыка ожила вновь — что-то ирландское, скрипичное, невесомое. Я оглянулся — Джесс играл, Олив помогала ему, Оби отмерял ритм. Они все смотрели на меня. Точечка встала лицом к залу.
— А теперь — кое-что для моего нового друга!
Олив заиграла мотив, который я не слышал вот уже двенадцать лет как. Но все эти двенадцать лет не имели значения — я все равно узнал его. «Не заставляй меня плакать».
А я-то думал, что слышал все вариации своей песни: жалкие, умоляющие, гневные, отчаянные. Вариация Точечки была и требованием, и отказом упустить возможность. Не смей заставлять меня плакать, как бы говорила она.
Прижав к себе гитару, я нагнал своих ребят. Что я чувствовал в тот момент? Сам не знаю. Меня использовали? Мной манипулировали? Или я был просто счастлив?
Зрители подчинились ритму, и все, что сидело во мне долгие годы, я выплеснул на них. Весь мир исчез в дикой световой вспышке, и толпа стала завывать, хлопать, топать ногами. Мы поклонились и отступили за занавес — на перерыв.
— Ну как, понравилось? — поинтересовался Джесс с улыбкой. — Точечка хотела, чтоб это был сюрприз. Чтоб ты удивился.
— И я, уж поверь, удивился, да еще как! — Смесь восторга и горечи плескалась во мне — странный, необычный коктейль.
— Ну а я, скажу тебе, утомился как черт. Пойду воды попью, пока еще время есть. — И Джесс, махнув мне, был таков.
В ухе у меня затренькал наушник. Номер не определялся, но я все равно ответил, втайне надеясь, что услышу голос Рози.
— Расслабься, Джейк, — сказала Точечка. — Концерт идет как по маслу.
Я вытащил наушник, осмотрел его критически, сунул обратно.
— Есть в этом мире хоть что-нибудь, что ты не можешь взломать?
— Есть. Но не так чтобы много. Кстати, третий ряд, шесть мест подряд. Люди из «Хитачи» записывают нас на видео. А сразу за ними…
Я выглянул за занавес. Рози встала со своего места и двинулась к выходу.
— Пошла проверять, указали ли ее имя в программке, — пробурчал я.
— Не будь таким мелочным, Джейк. Она столь же предана своему делу, сколь ты — своему. — Смех Точечки зазвенел в моем ухе. — Но вообще-то вы оба гораздо более ужасные типы, чем сами о себе думаете. Второе отделение скоро. Я пока подготовлюсь. Да и ты не теряй хватку.
Я поколебался.
— Точечка?
— Да, Джейк?
— Каково это — быть тобой?
Долгая пауза. И снова — ее голос, почти (но не совсем) человеческий:
— Как быть огнем на остриё, что шлет сквозь пламя зов извне.
— Что это значит?
Она снова рассмеялась.
— Выход за занавесом, правая сторона сцены.
За дверью оказалась вполне себе обычная парковка. Как водится, на ней собралась малочисленная группка курильщиков. Рози наблюдала за солнцем. Оно уже спустилось за горизонт, но все еще подсвечивало облака снизу.
— Эй, — окликнул я ее.
Она повернулась ко мне с тенью улыбки на губах.
— Первая часть хороша.
— Вторая будет еще лучше.
Рози кивнула и пальцем сбила пепел с кончика сигареты.
— Я не собираюсь извиняться за то, что делаю.
— Я и не прошу…
— Помолчи. — Она выдохнула немного дыма. — Ты музыкант. Можешь разложить любую песню на ноты и собрать обратно так, как еще никто не делал. Я видела, как ты подхватываешь мотивчики с радио и насвистываешь их задом наперед. До того как я повстречалась с тобой, я не знала, что кто-то так вообще умеет. — Она бросила окурок в урну. — А я специалист в области вычислений. Я работаю с алгоритмами и аналитикой — делаю с ними то же самое, что ты с музыкой. То, что вы с Точечкой работаете вместе, все-таки и моя заслуга тоже.
— Я знаю. — Я взял ее за руку. — Спасибо.
Она крепко обняла меня, а потом легонько оттолкнула.
— Иди. Не отвлекайся на меня.
Второе отделение открыли «Трудный выбор» и «Незаметный знак» — первые песни Точечки в стиле «потяжелее». Под вокальную линию она умело загнала гроул*. Я ответил жесткими риффами. В такой манере я не играл с тех самых пор, как был пацаненком. Поправочка: никогда в жизни я так не играл.
Она играла с толпой. Играла с нами. Мы были ее инструментами.
Нами — мною — манипулировали? Быть может. Но своими манипуляциями она доставала из нас все самое лучшее. К финалу мы катились на мажорных нотах.
И я уже готовился приступить к «Тернистой дороге домой», как вдруг Точечка обернулась и подмигнула мне.
Стоило мне завести свое соло, как кто-то появился на самом краю экрана. Кто-то с гитарой.
И это был я.
Он — я — пошел навстречу Точечке. Играл я — играл и он. Двигался я — двигался и он. Она танцевала — и я танцевал в ответ. Мы запели вместе, сначала лицом к лицу, потом обернувшись к залу.
Мне вспомнились слова Точечки: «Музыка дарует иллюзию смысла и цели. Людям это нравится, потому что, пока это происходит, они могут верить во что-то вне себя». Разве этого не достаточно? Ведь единственная иллюзия — иллюзия постоянства. И не нужно ни громов, ни молний — такое прокатывало с Рози, но с Точечкой мы ладили превосходно. Пусть мои чувства и утихнут, едва отгремит последний аккорд песни, но, как любил говаривать Джесс: это будет поездка на всю жизнь.
И тут у меня в голове возникло аномальное недетерминированное событие, этакий продукт взаимодействия противоречивых алгоритмов: я понял, что именно тут я и хочу быть. Не в моем безопасном и пыльном доме. Не в Калифорнии. Прямо здесь. Прямо сейчас.
