Беспощадная толерантность (сборник) - Володихин Дмитрий Михайлович (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗

А потом кто-то ловко и больно вывернул ей локоть, вытащил из толпы, втолкнул в темный подъезд. Зашептал успокаивающе:

– Тш-ш, тш-ш…

Насте вдруг почудилось на секунду, что это Индеец.

Что он искал ее все это время и вот сейчас, когда стало невыносимо, когда она совсем заблудилась в темном каменном кошмаре, наконец нашел.

И теперь все будет хорошо, потому что он возьмет ее за руку и выведет к дому, который она сама никак не может найти…

Настя обмякла в сильных руках и зарыдала, уткнувшись в жесткое плечо.

Но оказалось, что это не Индеец, а участковый Муса.

– Вай, – сказал он, – такой красивый девушка, а скандал устроила. Нехорошо. А? Зачем в полицию звонишь, людей зря от службы отрываешь?

Теперь Настя знала, что во двор сейчас выходить нельзя. И в полицию звонить не нужно. Надо просто переждать – вот здесь, в прихожей, плотно закрыв окна и двери, чтобы не слышать криков. А потом пойти на работу и поторопиться, чтобы не сильно опоздать. Если бы она знала, надо было бы просто выйти из дома раньше. Если бы знала… Настя всхлипнула, ужаснувшись этой мысли, и зарыдала сильнее, захлебываясь слезами, отчаянием, гневом и бессилием…

От звука дверного звонка ее будто ударило током.

Индеец, подумала Настя. Вскочила, покачнулась. Из-за слез все плыло перед глазами.

Она часто представляла, как Индеец приходит за ней. Повзрослевший, но все равно прежний. Высокий, тощий, в старых стоптанных кроссовках, вытертых джинсах и брезентовой куртке. Улыбается, широко и открыто, как всегда, откидывает со лба длинную светлую челку. Говорит укоризненно: «Ну, ты и забралась, Настюха. Еще бы в берлогу залезла. Пойдем домой?»

И Настя с визгом кидается к нему, повисает на шее. Кожа и волосы Индейца пахнут сосновой хвоей и дымом костра, как всегда. Дальше Настина фантазия заканчивалась, представляя обрывочно, как они идут вместе с Индейцем почему-то через ночной лес, а вокруг в темноте ворочаются и ворчат невидимые страшные чудовища. Но рядом с Индейцем это все совершенно не страшно, потому что его теплая рука крепко держит Настину ладошку и ни за что теперь не отпустит.

А потом ночь светлела, и дорога выворачивала к дому.

– Где же ты так заблудилась, горюшко, – причитала мама, укутывая Настю в теплое одеяло, придвигая поближе чашку чая и яблочный душистый пирог…

Это была любимая Настина мечта. Благодаря ей Настя пережила некоторые особенно паршивые дни в Доме социальных сирот. Когда становилось совсем худо, пряталась куда-нибудь в безлюдное место и представляла, что вот сейчас открывается дверь и входит Индеец.

Сейчас, когда появилось свое жилье, больше не нужно было прятаться и придумывать несуществующую дверь. Когда становилось невыносимо, Настя просто садилась в прихожей и представляла, как сейчас в квартиру входит Индеец.

Джамиля метнула на зареванное лицо Насти неодобрительный быстрый взгляд, подтолкнула девушку внутрь квартиры, защелкнула замок. Сказала совершенно обычным спокойным голосом:

– Не завтракала, да? Я тебе горячую долму принесла, сейчас вместе кушать будем.

Подхватила Настю за локоть, повела на кухню, усадила за стол. Деловито и безошибочно, будто видела сквозь дверцы или уже открывала их не раз, извлекла из шкафчиков тарелки, чашки, вилки, пузатый фарфоровый чайник, упаковку чая. Распаковала свертки, которые принесла с собой.

От горячей долмы тянуло душистым ароматом тушеной баранины, чеснока и кинзы.

– Кушай, – велела Джамиля, вкладывая вилку в безвольные Настины пальцы. – Тощая, как кошка, никто замуж не возьмет.

Придвинула поближе тарелку, повернулась к окну, резким движением раздернула шторы.

– Закрой, – тихо попросила Настя.

Джамиля не услышала, присела напротив, уставилась на собеседницу задумчивыми черными глазами. Улыбнулась – скупо дернула краешками тонких губ.

– Понравится, научу, как делать. Простой рецепт, только мясо хорошее надо.

– Закрой шторы, – повторила Настя. От запаха долмы ее мутило.

Джамиля не шевельнулась.

– Закрой, пожалуйста…

Сил и мужества подняться, повернуться к окну и задернуть шторы самой у Насти не было.

– Нет, – губы Джамили дернулись, скупая улыбка исчезла.

– Почему?

– Еще для долмы виноградный лист надо. В вашем климате плохо растет. Я тебя научу, где взять.

– Почему?!

Джамиля поднялась, включила чайник. Сказала, не поворачиваясь, раздраженно дернув худым плечом:

– Люди в закрытые окна посмотрят, подумают, ты не уважаешь наши традиции.

– Я не уважаю, – глухо ответила Настя.

– Совсем не слышу, что ты сейчас говоришь, Настья, – Джамиля опять передернула узкой спиной в черном платье – как кошка отряхнулась. Громко застучала ложкой, выкладывая в блюдце варенье.

– Я не уважаю традиции, в которых убивают людей, – тихо сказала Настя, – и мне все равно, чьи это традиции.

– Настья, – Джамиля обернулась. Села напротив. Одним пальцем, не то брезгливо, не то опасливо, тронула белый браслет на Настином запястье. – Ты совсем не боишься свой ошейник?

– Это просто индикатор, – пожала плечами Настя, задвигая браслет под рукав.

– И что?

– Ну, он же ничего не записывает и не передает, – смутилась под насмешливым взглядом Джамили. Уточнила: – Ну, так говорят. Гражданский индекс меняют из-за внешних сигналов. Аттестация на работе. Или если кто-то позвонит и нажалуется…

– Настья, – усмехнулась Джамиля. – У вас этот индекс очень важно, да? Из чего он делается?

– Уважать чужие традиции и особенности, – вздохнула Настя, цитируя определение из методички современного гражданина. – Не препятствовать. Не демонстрировать неуважение.

– Не препятствуешь? Правильно. Сегодня дома сидишь, на людей не кидаешься. Теперь не демонстрируй неуважение. Шторы не закрывай, поняла? Настья, – Джамиля вздохнула, заглянула с сочувствием в лицо. – Ты хорошая, но не очень умная. У нас свои традиции, у вас – свои, – она ткнула пальцем в Настин браслет. – Вот и уважай, что есть.

На работу Настя, конечно, опоздала.

Верочка уже сидела на месте, закинув ноги на соседний стул, неторопливо листала на компьютере какой-то форум с розовыми сердечками на страницах. Спросила, не оборачиваясь, начальственным насмешливым голосом:

– Опять опаздываем, Соловьева?

Хотя, в основном, опаздывала как раз сама Верочка.

– Привет, Вера, – вздохнула Настя.

– Не Вера, – строго ответила та. – А Виерра.

И повернулась.

Настя ошеломленно застыла.

За выходные Верочкино лицо изменилось до неузнаваемости. Серые глаза сменили цвет на ярко-зеленый, серебряная цепочка пересекала побледневший лоб, острые кончики ушей торчали из-за подколотых на висках волос.

– Что уставилась? – спросила Верочка, усмехаясь тонкими алыми губами. – Не одобряешь? Да, такие, как ты, нас не понимают…

Она отвернулась обратно к монитору, но недостаточно быстро – Настя успела заметить на ее лице довольную улыбку, совершенно неподходящую к трагичному голосу…

– Тебя, кстати, начальство вызывало, – сообщила Верочка, опять углубляясь в розовые сердечки оставленного форума.

Когда Настя переступила порог кабинета Игоря Мариновича, индикатор на ее руке пискнул и замигал красным. Настя вздрогнула, торопливо натянула пониже рукав свитера. Кто-то из соседей все-таки позвонил? Или на работе где-то скрытая камера? Хотя чего такого было в разговоре с Верочкой?

– Анастасия… – Игорь Маринович отвел взгляд от монитора, посмотрел на Настю влажными карими глазами. Улыбнулся. – Вы так миленько выглядите сегодня.

Вздохнул. Поднялся из-за стола, одернул юбку, прошелся задумчиво от одной стены до другой, поглядывая то в окно, то на Настю.

– Анастасия, – снова вздохнул шеф. – Такая ситуация…

Настя похолодела. Подумала испуганно: «Он же не может меня уволить? За что?»

Если уволит, можно забыть о мечте переехать в другой район. Даже за теперешнюю квартирку, предоставленную Домом социальных сирот, отложенных денег хватит только на следующий месяц…