Счастливого пути Сборник рассказов из журнала «Техника — молодежи» - Морозов Александр Иванович (чтение книг .txt) 📗
В лагере, куда приехал Вутен, сейчас жило несколько человек. Все спали, и только двое дежурных, вооруженных винтовками, вскочили, увидев доктора. Миновав четыре палатки, Вутен привязал лошадь у навеса, наскоро сделанного из ветвей и стволов молодых деревьев. На другой стороне поляны недвижно стояли, широко раскинув ветви, мощные красные деревья — махогани. Справа виднелись масличные пальмы. В полумраке между высокими стволами вьющиеся ландольфии походили на скелеты, обнявшие деревья.
«Тупик», — подумал Вутен, смотря на место, где в схватке людей и леса победили джунгли. Теперь под руководством инженера Колвелла здесь работала небольшая экспедиция, которая должна была дать заключение о возможности восстановления и продолжения начатой дороги. Главной задачей экспедиции были поиски хорошей воды.
Когда-то во всем этом районе реки и ручьи несли воды, вполне пригодные для питья. Но несколько лет назад плотины силовых электростанций, построенные как попало, вызвали большой разлив рек. Была затоплена часть лесов. Болота оказались в тесной связи с реками, и их опасные обитатели распространились всюду. Колвелл надеялся открыть где-нибудь по соседству незаряженную реку только для того, чтобы закончить дорогу через роковой перевал. Дальнейшая судьба района его ничуть не интересовала.
Вутен долго с опасностью для жизни странствовал среди полузатопленных деревьев, среди мёртвых, брошенных поселков негров и убедился, что вся вода в этом крае заражена. Вместе с инженером Сондерсом он составил проект осушения и оздоровления местности при помощи нескольких каналов. Вутен побывал со всеми своими планами в Леопольдвиле, но представители правительства и компании «Бульдозер» осмеяли доктора.
— Во что обойдется каждый глоток вашей воды? В районе живут одни негры — пусть отправляются куда угодно в другое место, если они такие лепные. Возвращайтесь скорее в лагерь. Колвелл сообщил, что он сконструировал очень простой и дешевый аппарат для обеззараживания воды. Требуется только ваше заключение, как местного врача.
И вот теперь, войдя в палатку-лабораторию, Вутен увидел на столе аппарат Колвелла, приготовленный для испытания. Доктор очень устал после долгого путешествия на автомашине и верхом, но ему натерпелось испытать аппарат. Он зажег фонарь и достал микроскоп, колбы, пробирки. На столе вспыхнул трепещущий голубой огонек спиртовой горелки, напоминавший мотылька, залетевшего из леса в палатку на яркий, свет фонаря. Двойник этого огненного мотылька бился в закрытой марлей большой банке, в которой была налита проба губительной воды. Вода была прозрачна и — Вутен знал — приятна на вкус. В ней только чуть-чуть ощущался запах свежего сена. Рискуя жизнью, Вутен не раз пробовал ее раньше, и только железное — здоровье и вовремя принятые медицинские меры спасли его, когда он заболел.
Вутен взял каплю воды и стал рассматривать ее в микроскоп. Он увидел то, что разглядывал уже много раз, — целый мир крошечных живых существ. Переливаясь, словно капельки студня с темными зернышками и светлой прозрачной каемкой, с места на место носились амебы. Они двигались со скоростью десяти сантиметров в час, не больше. Но в капле воды, представлявшей для них громадный резервуар, движение причудливых телец казалось очень быстрым.
Вутен твердо знал: чтобы воду можно было пить, все живое в этой капле должно умерщвляться быстро и верно, особенно амебы. В теле человека такие амебы разрушают важнейшие органы, вызывают нарывы, язвы… Кипячение убивало амеб, однако вода приобретала отвратительный запах тухлых яиц — пить ее было невозможно. Инженер Сондерс давно предложил испытанное средство — перегонные кубы, целые батареи которых надо было установить вблизи перевала. Но директор компании «Бульдозер», узнав, какая сумма требовалась для этого, заявил, что Сондерс додумался до этого безусловно в припадке белой горячки.
Вутен вылил приготовленную воду в большой стеклянный сосуд четырехугольной формы и опустил в него несколько металлических пластин, соединенных с электрической батареей. Фонарь ярко освещал всю установку, и отраженный блестящим металлом свет слепил глаза. Но Вутен не отрываясь несколько минут смотрел на нее. Наконец он взял пробу воды.
У врача, так же привычно обращавшегося с микроскопом, как другие снимают и одевают свои очки, сейчас от усталости и волнения дрожали руки, и он долго не мог поместить каплю в поле зрения прибора. Наконец это ему удалось: все плававшее, ползавшее, гонявшееся за пищей, размножавшееся в ничтожной прозрачной лужице лежало сейчас без движения.
Он смело сделал из колбы один глоток; вода, прошедшая аппарат, почти не изменила своего вкуса. Теперь оставалось только тщательно проверить ее химический состав.
Утром Колвелл, придя в палатку Вутена, увидел его спящим за столом. Фонарь еще горел, но при дневном свете казался тусклым, беспомощным. Колвелл не любил и презирал Вутена за его постоянные заботы о неграх, которые, по мнению инженера, приносили молодому врачу одни только столкновения с начальством и губили его карьеру. Сейчас решающее в оценке аппарата слово принадлежало Вутену, и Колвелл, стиснув зубы, смотрел на черноволосую голову, уткнувшуюся в загорелые и испачканные химикалиями руки.
В этом проклятом лагере, казалось, только вчера все полетело к чёрту — строительство, карьера Колвелла, тысячи долларов награды. Колвелл вспомнил последний лагерь, последний день строительства, позорнейший день в жизни инженера Артура Колвелла. Вечером строительство еще жило.
А ночью, когда Колвелл вышел из своей палатки, он каким-то чутьем понял, что лагерь пуст, что все живые рабочие ушли, осмелились покинуть его, знаменитого инженера Колвелла.
Если бы не удачная недавняя постройка стратегической дороги у озера Танганьики — никто больше и не вспомнил бы инженера Колвелла, когда вновь зашла речь о дороге через перевал Линда. Колвеллу опять предложили должность начальника строительства, но намекнули, что человек крупных масштабов может ошибаться лишь один раз в жизни. Это еще прощается. Но больше — нет.
Колвелл сам настоял на необходимости предварительной разведки.
Много руководств по водоснабжению прочел он, много раз беседовал со специалистами, бившимися над той же задачей. Все было тщетно. Но однажды библиотекарь Леопольдвильской библиотеки дал Колвеллу старый журнал с кратким описанием способа быстрого обеззараживания воды при помощи очень слабого электрического тока, пропускаемого между металлическими пластинами.
Заметка была недостаточно полна. Неизвестен был металл для пластин. Приходилось идти ощупью, додумываться самому. Не раз Колвелл хотел бросить начатое дело. Но стоило ему вспомнить пустой лагерь у перевала Линда — и с потемневшими от злобы глазами он снова брался за работу.
Колвелл положил руку на плечо Вутена.
— Сегодня, наконец, составим и отправим совместное заключение о действии аппарата?
Шея Вутена затекла, и ему трудно было повернуть ее и держать в поднятом положении. Но, преодолевая боль, чтобы Колвелл не подумал, что он боится взглянуть ему в глаза, Вутен поднял подбородок, как будто привязанный к груди.
— Нет, мистер Колвелл. Аппарат действительно убивает амеб, но в воде получается такая концентрация ядовитого металла, что пить воду нельзя.
Когда-то в Никарагуа Колвелл испытал сильное землетрясение. Ощущение неожиданной потрясающей неуверенности запомнилось на всю жизнь. Сейчас он почувствовал то же самое. Ему даже показалось, что земля дрогнула под его ногами. Колвелл тяжело опустился на стул.
— Концентрация металла, опасная для жизни? Вода превратилась в яд?
— Да, вода превращается в яд, хотя и медленно действующий.
— Медленно? В какой срок она убивает человека?
— Это трудно сказать. Во всяком случае, средний организм больше года вряд ли выдержит.
— Больше года! — Колвелл громко расхохотался и так ударил кулаком по жиденькому столику, что колба подскочила на полметра и рассыпалась на тысячу осколков. — Какого же чёрта, вы у меня чуть-чуть не вызвали удара! Ведь работы здесь мы кончим максимум за 4–5 месяцев! Дружище Вутен, скорее пишите ваше заключение, что аппарат годен для своего назначения, — больше я от вас ничего не требую, и ваша врачебная совесть останется не запятнанной, как снега горы Рувенцори. Пишите — годен для обеззараживания.
