Небесный полководец - Бретнор Реджинальд (чтение книг txt) 📗
Поскольку никто из вахтенных офицеров не имел права покинуть мостик без приказа, то с матросом отправился я. Мы прошли по узкому коридору, поднялись к офицерским каютам, миновали апартаменты шкипера и наконец оказались у подножья трапа, ведущего к хранилищу спасательного снаряжения. В полумраке я увидел лежащего в футе от лестницы капитана Хардинга и опустился рядом с ним на колени.
— Упал с этого треклятого трапа, — процедил он, морщась от боли. — Кажется, ногу сломал. — Корабль содрогнулся от очередного порыва ветра. — Эган, сволочь… Пытался вскрыть ящик с парашютами… Я поднялся, велел ему проваливать, а он толкнул меня… Ох!..
— Где он сейчас, сэр?
— Сбежал. Испугался, наверное…
Появился врач, осмотрел ногу капитана.
— Боюсь, это перелом. Вам надо немедленно в больницу.
Я перехватил полный страха взгляд шкипера. Если он сейчас окажется на земле, то окажется там навсегда: ведь Хардинг давно перешагнул пенсионный возраст. Скаутмастер Эган недрогнувшей рукой поставил точку на его карьере воздухоплавателя. На всей его жизни. Попадись мне Эган в тот момент, я убил бы подлеца собственными руками!
Буря утихла, и через полчаса мы стояли у причальной мачты. Небо очистилось, показалось солнце, и остров засиял во всей своей красе. Если бы не несколько разрушенных зданий да сломанных деревьев, вы бы никогда не подумали, что здесь недавно бушевал тайфун.
Чуть позже я увидел, как медики осторожно подняли и понесли на нос корабля носилки с капитаном Хардингом, увидел, как его спустили на землю, где уже был разбит полевой лазарет… Я знал, что больше никогда не встречусь со своим шкипером, и невыразимая печаль наполнила мое сердце. Господи, как я ненавидел Эгана! Никого в своей жизни я не презирал столь сильно. В этом мире Будущего Хардинг был одним из немногих людей, к кому а испытывал чувство привязанности. Наверное, из-за того, что Хардинг — старик, и потому ближе, так сказать, к моему времени, чем к своему собственному. А теперь нам приходится расставаться… Не могу передать, каким одиноким я чувствовал себя в эту минуту. Я решил уделить «капитану» Эгану особое внимание.
Мы пролетели над Тонга и держали курс на Сидней. При слабом (по сравнению с недавним штормом) встречном ветре скорость наша составляла почти сто двадцать миль в час.
Пока «Лох-Итайв» стоял на Таити, Эган и его скауты обедали за своими дурацкими ширмами, все остальное время почти не выходя из кают. Создавалось впечатление, что американец напуган собственной выходкой и рад, что легко отделался. Как-то раз мы случайно столкнулись в коридоре — он отвел взгляд и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой. Однако затем произошло несчастье, послужившее толчком к дальнейшим событиям.
Однажды вечером, перед тем, как мы должны были прибыть в Сидней, на мостике прозвучал сигнал тревоги из столовой третьего класса. Идти и разбираться было моей обязанностью, и я нехотя отправился в обеденный зал. В углу, около ведущей на камбуз двери, толпились люди. Стюарды в белой форме, матросы в темно-синих мундирах, пассажиры в вечерних костюмах, их спутницы в коротких платьицах — все толкались и кричали, окружив человека, одетого в знакомые шорты цвета хаки и зеленую рубашку юного берейтора. Чуть поодаль кучкой стояли перепуганные скауты. С побагровевшим лицом, отмахиваясь своим посохом от тех, кто хотел приблизиться. Эган что-то нечленораздельно вопил. Я разобрал только одно слово.
— Ниггеры! Ниггеры!.. Ниггеры!
В стороне несколько индийских клерков что-то втолковывали офицеру, который вызвал меня.
— Что здесь происходит, Муир? — спросил я.
Он покачал головой.
— Как я понял, этот джентльмен, — он указал на одного из индийцев, — попросил соль со стола мистера Эгана. В ответ мистер Эган ударил его… а затем взялся за его друзей.
Только теперь я увидел на лбу пострадавшего пассажира большущий синяк. Кое-как совладав с собой, я громко сказал:
— Так, господа! Не будете ли вы так любезны немного расступиться? Пожалуйста, отойдите.
Слава Богу, пассажиры и обслуживающий персонал послушались.
Эган, тяжело дыша и глядя вокруг себя безумными глазами, оказался в центре круга. Внезапно он отпрыгнул к ближайшему столу и пригнулся, держа посох наготове. Я должен был говорить вежливо — во-первых, чтобы не опорочить доброе имя компании и свой мундир, а во-вторых, чтобы Эган успокоился и больше никому не причинил вреда. Взять себя в руки оказалось непросто — ненависть к этому человеку переполняла меня — но я постарался хоть как-то извинить его, посмотреть на происшедшее с некоторой долей юмора.
— Все в порядке, капитан Эган. Если вы попросите прощения у джентльмена, которого ударили…
— Прощения? У этого ублюдка?
Эган взревел и замахнулся на меня посохом. Уклонившись, я перехватил его и, дернув, выволок американца из-за стола. Никто не осудил бы меня, если б я его ударил… но я не хотел уподобляться этому типу. Эган почти вплотную приблизил ко мне искаженное яростью лицо и прорычал:
— Отпусти мой посох… и иди целуйся со своими черномазыми, ты, британская свинья!
Этого я стерпеть уже не мог.
Я плохо помню, как нанес первый удар. Помню лишь, что бил, бил его, пока меня не оттащили; помню, как кричал что-то невразумительное о покалеченном шкипере. Помню кровь, струившуюся по разбитому лицу, его палку в моих руках — поднимающуюся и опускающуюся… Потом матросы оттащили меня, и стало вдруг очень тихо. Эган лежал на полу — весь в крови, без сознания, а может быть, даже мертвый.
Потрясенный содеянным, я обернулся и увидел ошарашенные лица скаутов, пассажиров, членов экипажа. Увидел бегущего ко мне второго помощника — ныне исполняющего обязанности командира корабля. Офицер склонился над Эганом, а я спросил:
— Он умер?
— Живехонек, — ответил кто-то. — А жаль…
Второй помощник повернулся ко мне.
— Освальд, бедолага! Что ты натворил? Теперь жди неприятностей.
Разумеется, я был отстранен от своих обязанностей и сразу по прибытии в Сидней доложил о случившемся в местное отделение СВП. Все мне сочувствовали, особенно когда офицеры «Лох-Итайва» рассказали во всех подробностях, как было дело. Однако Эган успел изложить газетам свою версию. И произошло самое неприятное.
«АМЕРИКАНСКИЙ ТУРИСТ ИЗБИТ ОФИЦЕРОМ ПОЛИЦИИ!» — так, к примеру, написала «Сидней Геральд». Большинство сообщений об этом инциденте, помещенных на первой полосе, носило откровенно сенсационный характер. Репортеры не забыли упомянуть и компанию, и название корабля. Прошлись они и по всей недавно созданной ЕИВ службе СВП. «Этого ли должны мы ждать от людей, призванных защищать нас?» — вопрошала какая-то газетенка. У пассажиров брали интервью, цитировали невразумительные оправдания, даваемые представительством компании в Сиднее… Прессе я, естественно, ничего не сообщил, и некоторые газеты расценили мое молчание как признание вины — мол, я первый набросился на Эгана, вознамерясь его убить безо всяких на то оснований. Потом пришла телеграмма от моего начальства: «НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ЛОНДОН».
В моей душе поселилось уныние. Летя в Лондон на военном корабле «Беспощадный», я мог думать лишь о своей тяжелой судьбе. Оправдания ждать не приходилось, поскольку в этом деле оказалась замешана армия. Несомненно, я попаду под трибунал, и меня уволят со службы. Хорошенькая перспектива!..
Прибыв в Лондон, я был немедленно доставлен в небольшой военный аэропарк неподалеку от Лаймхауса, где находилась штаб-квартира СВП, и посажен под замок в казарме — до тех пор, пока командование и военное ведомство не решат мою участь.
В конце концов Эган был вынужден отказаться от своих обвинений, выдвинутых против каждого, кто находился на «Лох-Итайве», и признать, что в этом конфликте виноват он сам. Но на меня все еще смотрели косо, и угроза трибунала по-прежнему висела надо мной.
Несколькими днями позже меня вызвали к начальству. Генерал-майор Фрай, человек очень порядочный, вояка старой закваски, прекрасно понимал мое состояние, но, предложив сесть, высказал свое мнение крайне резко:
