Камень, ножницы, бумага - Макдональд Йен (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Ночной кошмар. Некто продал ему что-то в мужском туалете, и сейчас он проснется на полу в своем или чужом доме с разламывающейся головой…
– Должна сказать, что вы меня слегка разочаровали, мистер Ринг. Я ожидала большего от изобретателя этих…
– Фракторов. Мадам, кто вы такая?
Слепая женщина улыбнулась скупой улыбкой человека, который не знает, как много отразится на его лице.
– Мы представляем Отдел исследований и разработок Секретариата по безопасности Европейского сообщества. Наше поле деятельности – психотехника.
– Фракторы.
– Именно, мистер Ринг. Из записных книжек господина Кранича мы знаем, что на этом диске существует более сотни фракторов, как вы их называете. Это – психогенное оружие такой мощности и такого уровня, что наши текущие проекты выглядят не изощреннее масок для Хеллоуина или мелкой брани на улицах.
– Вы обыскали комнату Маркуса? Вы рылись в его вещах?
– Мистер Ринг, работая с нами, вам придется стать чуть менее щепетильным.
– Что-то я не помню, что нанимался на работу.
– У вас невелик выбор: или – или. В первом случае вы возвращаетесь в университет. Оканчиваете курс. Получаете диплом. Сохраняете компьютер. Сохраняете программу с фракторами. У вас остались пароли. Сохраните их. Мы предоставим вам работу в Европейском PR-бюро, платим вам, оберегаем и защищаем вас. За это вы должны будете применять фракторы, когда нам потребуется. Не часто. Может быть, никогда. Второй вариант таков. Попробуйте спрятаться от белых американцев, левых пацифистов, панисламистов, ну и прочих в том же духе. Честно говоря, я не думаю, чтобы они стали тратить время на подобную дискуссию. Скажите мне, как долго, на ваш взгляд, вы способны смотреть, как вашу девушку – как ее там? – Лука Касиприадин? – это что, армянское имя или грузинское? – как долго вы способны смотреть, как ее насилуют псы? Два часа? Четыре часа? Может быть, восемь? А когда они получат, что хотят, вы, я думаю, обнаружите, что они тотчас забудут обо всех джентльменских соглашениях, которые с вами заключили. Пуля в левый глаз – это текущая практика – modus d'emploi – Корпораций охраны PRCPS.
– Вы не запугаете меня, – произнес он слова, вечно используемые теми, кто очень, очень напуган.
Слепая женщина положила на стол рядом с сефирот-диском сотовый телефон.
– Позвоните ей. Луке Касиприадин. Сейчас время завтрака. Она ведь не любит рано вставать. Я не представляю, почему она каждое утро давится своей кашей, хотя в кафетерии Школы пекут чудесные круассаны. Наверное, скрашивает ее калифорнийскими цукатами. Код из Гента в Париж – 00 33 1.
– Чтоб ты пропала, стерва, проклятая перетраханная стерва!
– Можете проверить, мистер Ринг, так сказать, добро пожаловать. Вы примете наше предложение сейчас или желаете подумать?
– А что толку?
– Позвольте считать это согласием?
– Позволяю.
– Я рада, мистер Ринг. Видите ли, на ручке моего кресла есть кнопочка, мне совсем не хотелось бы ею воспользоваться. Я немного… отклонилась от истины. На самом деле мы не могли позволить вам выбрать второй вариант и отправиться в лапы янки или исламистов. Обращенная к вам сторона стола скрывает гильотину, действующую на сжатом газе – очень острую. – Она встала с места и обошла стол. Ее пальцы прошлись по его бедрам, паучьими лапками пробежали выше пупка. – Она разрубила бы вас точно надвое. – Пальцы постучали по черной джинсовой рубашке, все еще пахнущей пивом, сигаретным дымом и чужими духами. – Примерно здесь. Тук-тук.
Если бы паломничество совершал Этан Ринг, он мог бы заметить, что жизнь – тоже паломничество по замкнутому кругу из небытия в небытие. Из нулевого храма вселенской пустоты вверх по крутому подъему обстоятельств и закона Мерфи к горным вершинам самореализации, потом вниз по длинному легкому спуску, когда слабые души могут расслабиться и больше не тащить вверх неподъемную махину жизни по ухабам истории из темных морских пещер первичной праматерии, полных океанскими звуками смерти, к шестиполосным шоссейным дорогам с мчащимися по ним доисторическими бегемотами.
Странно: чем больше я пытаюсь восстановить жизнь Этана Ринга, тем меньше нахожу в нем того, что могу отыскать в себе. Благодаря милости Кобо Дайцы я теперь не вывожу абсолютных истин из частностей, как делал когда-то он сам, пытаясь найти себе оправдание. Мораль, извлеченная мною, говорит, что голова Будды так же надежно может покоиться среди звездочек двадцатичетырехскоростного велосипеда, как и в лице Кокуцо, высеченном в плоти живого дерева, и что храмы истинного, настоящего, пылающего бытия так редки и малочисленны, что мы должны всецело полагаться на мгновения просветления, мелькающие в нашей жизни.
Длинный тяжелый спуск к южному побережью Мурото. Между Западным храмом и городом Коси только четыре храма. Для размышлений о Будде зубчатой передачи было бы больше времени, не пролегай наш путь вдоль главной дороги этой провинции. Висящее прямо над головой облако сыплет мелким, настырным дождем; с грохотом несущиеся грузовики и трейлеры разбрызгивают маслянистую жижу, которая облепила нас липкой пленкой. В бангаи, устроенном на сиропозаправочной станции, из рук хозяина мы получаем сеттаи в виде горячего чая и мандаринов. Краткое благословение. И снова – противотуманные маски, ветровки; шлем на голову и вперед!
Когда мы наконец видим рельефный указатель на приземистом столбике в сторону грязной тропинки, нырнувшей в заросли ольхи и березы, он кажется нам не менее чудесным, чем явление самого святого. Счастливые, мы сворачиваем с дороги и изо всех сил давим на педали среди березняка.
Тропа хенро приводит нас к роскошному, будто потерявшемуся во времени, сельскому пейзажу. Мы проезжаем деревни с крытыми соломой домами вдоль узеньких дамб между залитыми водою чеками, где измазанные грязью роботы трудятся над урожаем высоких' гибких побегов – тростника для татами. Мас все объясняет. Глупо, конечно, но я чувствую себя героем нелепого вестерна. И хотя мой пластиковый дождевик набрасывает на меня некий флер безымянности, это ощущение приходит не из-за какой-либо перемены во мне самом, но благодаря окружающим меня декорациям. Такое всепроникающее, но и такое неуловимое, что я успеваю проехать несколько километров прежде, чем умудряюсь его определить. На каждом доме. На каждом магазине. На каждом автомобиле, роботе, биогазовой фабрике, ветряном двигателе, столбе, указателе – везде эмблема орла и молний: охраняется «Тоса Секьюрити Инкорпорейтед».
– Словно кадр из фильма Куросавы, – замечает Мас, двигаясь рядом со мной. Встревоженные, мы налегаем на педали, а слабенький дождь превращается меж тем в настоящий ливень.
Пытаясь открыть нам глаза на мир за пределами печатных гарнитур и рекламных логотипов, мандарины и властители факультета графических коммуникаций постановили, что мы должны каждую неделю посещать лекции большей частью по темам, на которых в данный момент бзик у кого-нибудь из преподавательского состава.
Из всех мне запомнился только Джейк Бирн, куратор курса, который внушал нам свою безумную/ крайне правую/ расистскую/ ксенофобствующую теорию социальной инерции. Вот ее сокращенная версия, годится хоть в Reader's Digest. Национальные признаки берут свое начало буквально в костном мозге, они такое же его свойство, как цвет – для глаз и/или волос. Отсюда следствие: японское общество агонизирует, аркологии горят, европейские и/или исламские гробокопатели процветают, почтенный торговец отбрасывает свой деловой костюм, и на свет появляется меч/ доспехи/ шлем, ожидавшие своего часа на чердаке. Привет, пацаны, это последний ремейк «Призрачного воина» Кагемуши. Если Масахико больше не узнает Японию своего детства в этой Японии его тридцати с небольшим, то, видимо, не следует удивляться, что такая вот процветающая буколическая местность превратилась в ленное владение неофеодалов из частной охранной компании.
Я чувствую, что нахожусь весьма далеко от Утвержденных Туристских Маршрутов.
Надпись сообщает нам, что святилище существует триста двадцать восемь лет, и дает понять, что оно будет стоять здесь и тогда, когда неуместная современная зелень частного поля для гольфа, перекрывающего тропу хенро, снова вернется в свое природное, естественное состояние. А сторож его еще новее и еще более преходящ, чем даже поле для гольфа. Мас останавливается, присаживается на корточки, завороженный непотребным зрелищем. От его плаща разлетаются целые водопады брызг. Мелкие плотоядные животные выгрызли губы, щеки, глаза, от ушей остались крошечные обглоданные хрящи. Там, где была татуировка, кожа сохранилась, видимо, благодаря какому-то консервирующему свойству чернил. Пластиковый шлем оказался недоступен воздействию ни стихии, ни животных; пластиковая идентификационная карточка – тоже, она прячется среди юного изобилия колокольчиков, аконита и дикого чеснока. На краю поля для гольфа голова акира смотрит слепыми глазницами на клетчатые брюки, сумки с клюшками и тележки на биотяге. Интересно, аплодируют ли младшие бухгалтеры и менеджеры по продажам под своими фирменными зонтиками – голфу слишком важная вещь, чтобы пренебречь ею из-за капризов погоды, – когда господин председатель наносит лихой удар прямо в центр поля, и смущает ли их варварское зрелище всего в сотне метров от тринадцатой лунки? Каковы Приемлемые Уровни чередования признаков Древности и Прогресса?
