Лунная радуга. Чердак Вселенной. Акванавты - Павлов Сергей Иванович (книги бесплатно без txt) 📗
Где-то далеко-далеко – может быть, в центре вселенной – торжественно бьют мировые часы. Двенадцать тягучих ударов, и каждый из них – столетие. Последний удар долго звучит в ореоле дрожащего эха.
– Полдень?.. – вопрошаю пространство.
Внятный женский голос говорит за моей спиной:
– Ты ошибаешься. Полночь.
– Допустим, – неуверенно соглашаюсь я. – Но полночь чего? Эры, эпохи, тысячелетия?
– Полночь твоих желаний, – раздается в ответ.
Нет, это слишком!
– Откуда вам известно о моих желаниях, мадам? Кто вы? Покажитесь!
Смех – и никакого ответа.
– У вас приятный смех, мадам. Но знаете ли, я не люблю быть обращенным спиной к собеседнику.
– Это неважно, – отзывается голос.
– Что неважно?
– Все, что ты говорил. Я – Тьма, понимаешь? Этим все сказано.
– Н-да, пожалуй…
Я вслушиваюсь в раскаты одиноко бродящего эха. И ощущаю течение времени. Время течет, как вода. Я набираю его целыми пригоршнями, дивясь, что стал обладателем такого богатства. Когда-то давным-давно, в счастливую пору рождения детских, еще неясных желаний, я очень любил играть фонтанными струйками. Ловил прозрачную воду руками, стремясь задержать в мокрых ладошках это неиссякаемое увертливое сокровище. Так и теперь: мне кажется, я властелин никому не подвластного времени. Черпаю от его огромных запасов, небрежно проливая капли-минутки.
И снова где-то за моей спиной слышится смех:
– Я вижу, ты доволен подарком.
– Подарком?
– Конечно… Бери, я дарю тебе вечность.
– Зачем мне вечность? – меня охватывает разочарование.
Голос медлит с ответом. Наконец говорит:
– Вечность – ведь это же так заманчиво!..
– Вечность – это небытие. Твой подарок лишен всякого смысла.
– Вот как! – удивляется голос. – Значит, боишься?
– Нисколько. Просто мне не нужна беспредельность во времени. Я знаю этому цену. Недосягаемый призрак, обман…
– И я беспредельна. Я тоже, по-твоему, призрак, обман?
В этом вопросе звучат лукавые нотки. Но я не колеблюсь:
– Да, тоже.
– Я – Тьма! – вскипает негодованием голос. – Беспредельная, вечная Тьма! Я существую!
И в негодующих возгласах мне чудится что-то наивное, до смешного похожее на женский каприз. Черт подери, я даже немного смущен.
– Вот видишь, – смягчается голос, – мне больно слышать дерзкие речи. Но я как женщина великодушна и прощаю тебя.
– Спасибо. Но тем не менее должен заметить, что власть твоя эфемерна. Ночь уходит с наступлением дня и тьма исчезает.
– День!.. – Голос презрительно высокомерен. – Что есть день? Жалкий обман планетарных масштабов. Все остальное пространство – безграничная тьма. И ты смеешь возражать против этого?
– Смею. Тьма – обедненное светом пространство и только. Но стоит ли спорить об этом? Может быть, просто скомандовать скутеру включить освещение?
– Не нужно. Впрочем, попробуй. Я все равно останусь с тобой в другом своем качестве. Ты уже мой! Навсегда… Погляди: в твоих руках горит голубая звезда. Это судьба.
Бросаю взгляд на батиметр. Чистый голубой огонек… В сердце вонзается жало веселого ужаса. Меня разбирает смех.
– Я не боюсь тебя, Бездна! Ведь это твое настоящее имя, не так ли?
– Я не скрывала. Но ты слишком поздно догадался об этом.
– Не имеет значения. В конце концов я намерен взять у тебя интервью.
– Любопытно. О чем же ты хочешь спросить? Ах, я уже знаю! У него было странное имя – Вилем… Кажется, так?
– Верно. Ты буквально читаешь все мои мысли. Да, Вилем Пашич… Но по-чему же «было»? «Было» – очень нехороший симптом.
– Скверные предчувствия не обманули тебя. И довольно об этом.
– Продолжай! Хочу знать все о его таинственном исчезновении. Иначе я не поверю тебе. Слышишь, ты…
– …Дорогая! Назови меня так хотя бы однажды, – раздается тихий и грустный смешок: – Какие вы странные, люди… Даже в объятиях Бездны вам обязательно нужно думать о ком-то другом.
И столько неподдельной тоски в этом признании, что где-то внутри все цепенеет от жалости. Удивительный голос. Голос сумеречного одиночества…
– Зачем тебе Вилем? Слышишь, я произношу это имя с презрением. Да, я ждала его, надеялась, но все понапрасну. Упрямец не желал познать беспредельность. И страшно наказан. Он спит, и уже никогда не проснется. Зачем тебе он? Ведь ты не знаешь его! Вы ни разу не были вместе, как ты и я, как ты со мной!..
– Видишь ли… – прерываю поток быстрых, горячечных слов. – У нас, у людей, довольно обширная география. Но мы научились крепко стоять друг за друга. Жизнь научила… Впрочем, для тебя все это – китайская грамота.
– Не к месту, – возражает голос. Опять он насмешлив, как прежде.
– Что не к месту?
– Китайская грамота. Все, что угодно, только не это. Я не впервые встречаюсь с людьми, и могла бы похвастать знанием языков, о которых твои современники имеют очень смутное представление. Первые морепроходцы.
– О, я понял, довольно! От слов твоих веет ароматами кладбища.
– Но ты не обвиняешь меня?
– Нисколько. С точки зрения морского права твоя деятельность безупречна.
– Оставь иронию. Нам следует поговорить серьезно.
– Нонсенс!.. О чем серьезном можно говорить с тобой? Я не могу испытывать доверие к невидимому собеседнику. Даже с таким вот приятным и волнующим голосом.
– Ты ставишь условия? Впрочем…
Фраза не закончена. Молчание. За этой незаконченностью и молчанием чувствуется напряженная борьба непонятных мне решимости и опасений. С любопытством ожидаю финал.
– Впрочем, я не слишком упряма.
Ага, победила решимость.
Краешком глаза вижу: в стороне возникает темное вертикально-продолговатое пятно, окруженное призрачным сиянием. Где-то в отдалении начинают дробно бить барабаны – тягучий и однообразный ритм. Пятно растет, приближаясь, и теперь я могу разглядеть женскую фигуру, закутанную с головы до пят в черное, усеянное жемчужными брызгами покрывало.
– А вот и я, – говорит знакомый голос. – Ты удивлен? Ничего, это пройдет. Как тебе нравится мой туалет?
Удивлен! Мне кажется, это недостаточно точное слово для характеристики моего состояния.
Женщина в черном ждет ответа. Не вижу, но чувствую пристальный взгляд. Драгоценная ткань довольно прозрачна, и даже в тех местах, где она собирается в складки, просвечивает обнаженный торс весьма совершенных пропорций. Края покрывала у ног обрамляет черная пена тончайших кружев. Лица не видно под черной густой вуалью, но я не сомневаюсь, что оно прекрасно.
– Эффектно… – говорю, принужденный ответить. – Очень эффектно. – И неизвестно к чему добавляю: – Мария Кристина Гонсалес!..
– Ты забыл мое имя? – смеется.
– Нет, представь себе, помню. Бездна Пучина Кальмарес и Тьма… Кажется, так?
– Не совсем, – что-то лукавое слышится в этих словах.
Две лампады источают спокойный фосфорический свет. Одна из них голубая, другая – бледно-лиловая. Это светящиеся глубоководные медузы. Меня искушает желание видеть лицо незнакомки, но свет «лампад» недостаточно ярок, чтобы пройти сквозь вуаль.
– Не совсем! – повторяет она торжественным тоном. – К перечню моих имен ты забыл добавить собственную фамилию.
– Польщен, мадам, но вы меня, признаться, озадачили…
Из-под черного покрывала медленно высвобождаются великолепно изваянные женские руки. Ложатся мне на плечи. Обнимают за шею. Где-то рядом неистово бьют барабаны.
– Свадебные барабаны, – шепчет она. – Понимаешь?.. Ты мой!
Ощущаю трепет прильнувшего гибкого тела. Кружится голова. Кажется, я задыхаюсь!
– Оставьте, мадам! Все это вульгарно и глупо!
Пытаюсь стряхнуть с себя цепкие руки.
– Ты мой! – жарко шепчет в лицо через вуаль. – Мы связаны узами тайного брака. Обними же меня! Крепче, ну! Уйдут суета и тревога, остановится время. Во вселенной нет никого, кроме нас. Ты и я! И с нами полночь твоих желаний…
Прочь, все твои чары напрасны, я все равно не смогу быть с тобою, уйди!..
