Сказки и были Безлюдных пространств - Крапивин Владислав Петрович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗

— Перед какими? — спросил бледный тихий Валерчик.

— Этого никто не знает… Может, они и сами не знают, а только чувствуют. Ну, например, как здешние зайцы чувст­вуют грозу или путаницу между понедельником и вторни­ком…

— Смотри-ка, — шепотом сказал Артем скульптору Во­лоде. — У Пространств уже есть свой фольклор.

— Это, скорее, не фольклор, а попытки объяснить кое-какие явления, — шепотом возразил Володя. — Я, кстати, слышал… от одного тут… что в пустых скворечниках не про­сто пустота, а частичка Безлюдных пространств. И эти лихие избушата разносят Пространства по тем землям, куда мигри­руют.

— И… ты веришь в это?

Володя пожал плечами. Потом шепнул что-то очкастому Костику, тот убежал и очень скоро вернулся с гитарой. Воло­дя взял гитару, сел неподалеку от Артема. Тонкими сильны­ми пальцами перебрал струны. Сыграл переливчатую мело­дию (у Артема охнуло сердце). Запел дребезжащим голосом:

Видимо, не только Артем, но и другие слушали здесь эту колыбельную впервые. Притихли по-особому. Лелька даже посапывать перестала. Вроде бы простенькая песня и даже по-старинному слащавая, а было в ней что-то задевающее душу. Не в словах, конечно, а в мотиве. И ласка, и покой, и тревожная догадка, что покой этот непрочен и короток.

С полминуты молчали, потом Артем осторожно спросил:

— Володя, ты откуда знаешь эту песню?

— Не помню… Слышат когда-то, давно еще. А что?

— У нас пластинка была… мамина любимая. Старая-ста­рая, фирмы «Коламбия». Это поет певец-гитарист Коля Негин. Наверно, эмигрант, фамилия на этикетке через «ять» написана. Пластинка для патефона, прямо раритет. У нас па­тефона не было, мы с мамой ставили ее на старенький проиг­рыватель… Теперь не знаю, куда она девалась…

— Я такую пластинку тоже помню, — вдруг подал голос Егорыч. Его панамка белела чуть поодаль. — На одной сторо­не эта колыбельная, а на другой песенка про гусар.

— Да, да! — обрадовался Артем. — И зеленые наклейки с двух сторон…

— Зеленые… А колыбельную эту пели в старину черные кирасиры. Те, про которых я не дописал книжку.

Грустную историю про недописанную книжку знали многие. Поэтому опять примолкли. Потрескивала в камельке лучина. Поглядывали сверху редкие звезды….

Рыжий заяц Евсейка вдруг стреканул с места и пропал в лопухах. Раздался стремительный шелест — это другие зайцы кинулись за Евсейкой. И Бом!

— Что это с ними? — слегка встревожился Артем.

— А! У них свои дела, — беспечно отозвался Кей. — Может, учуяли, что сегодня будут пляски скворечников. Зайцы любят смотреть на это дело и подыгрывать. Сядут на краю лужайки и барабанят по животам….

— Разве сегодня полнолуние? — с непонятным беспокой­ством спросила Нитка. Она сидела рядом с Артемом, и воло­сы ее знакомо щекотали ему ухо.

— Да кто ж его знает, — вздохнул Егорыч. — Сейчас вроде бы ни одной луны, а через минуту вдруг возьмет да и вылупится красавица… А может, ушастые чуют, что завтра хоровод планет. Любопытное, скажу вам, зрелище. Жаль только, что долго смотреть нельзя, закоченеете…

В сотне шагов от домика Егорыча косо целилась в небо железная большущая труба. Длиною была она метров пят­надцать, а диаметром около метра. Черная, с бурыми запла­тами ржавчины. Казалось, что когда-то стояла она вертикально, потом начала падать и остановилась на полпути, с наклоном градусов сорок пять. У самой земли под трубой была решетчатая подпорка. Никто, однако, не мог понять, как жиденькая арматура может удерживать колоссальное тело замершего в падении великана. Впрочем, никто и не пы­тался разбираться в этом. Здесь, если разгадывать все хитрос­ти, мозги свихнешь.

Труба напоминала исполинское орудие, изготовленное для дальней стрельбы. А для чего в самом деле служила в дав­ние времена эта конструкция, никто не знал, даже Егорыч. Зато он знал, зачем труба теперь. Говорил, что она превра­тилась в телескоп особого свойства. Точнее — в туннель, свя­зывающий данную точку Земли с одним из космических про­странств, в котором «очень своеобразная, судари мои, звезд­ная структура…».

И в самом деле, глянешь в трубу, и там, даже при ярком солнце, виден черный круг нездешнего мира, в котором дро­жат и движутся по своим, непонятным земному жителю пу­тям сотни разноцветных светил. Один раз старик дал глянуть Артему. Зрелище завораживало. Плохо только, что смотреть можно было три-четыре секунды, не дольше. В лицо веяло таким космическим холодом, что леденела кровь и застывали глаза.

Чтобы ребятишки (да и некоторые взрослые тоже) не со­вались к опасному «телескопу», Егорыч давно еще приварил аппаратом (который смастерил ему Володя) к заднему срезу трубы щит из листового железа. Оставил в нем только ма­ленькую форточку с дверцей, которую запирал на висячий замок. Лишь изредка он дверцу отпирал и разрешал мальчи­кам и девочкам глянуть на «хитрую механику вселенной». Подпустит к форточке, сосчитает до трех и тут же оттаскива­ет за плечи. И юный «астроном» приплясывает, трет обо­жженные морозом щеки и радуется, что вернулся из галакти­ческой черной глубины в мир летнего солнца, мягких лопу­хов и желтых веселых бабочек. Попляшет с минуту, а потом:

— Егорыч, можно еще? Одним глазком!

— Сегодня больше нельзя. А то вмиг схватишь космичес­кую лихорадку. С этим не шутят…

После того вечера, когда Володя спел колыбельную, на­завтра ожидался какой-то особенный «звездный парад». Ста­рик почуял это еще накануне (следом за Евсейкой и другими зайцами). И утром оповестил ребят, что разрешит им глянуть на «редчайшее зрелище».

— Если только будете соблюдать очередь и дисциплину… Артему тоже хотелось посмотреть: что там за звездный праздник в неведомой дали? Но Нитка сказала, что она «со­всем замоталась с уборкой и стиркой, а дома ни крупы, ни соли, да и стирального порошка осталось чуть-чуть…». Артем вздохнул, чмокнул Нитку в щеку и взял хозяйственную сумку.

Кей заметался между желанием пойти с Артемом и по­смотреть «космическое чудо».

— Оставайся, — решил Артем.

— Ладно, я останусь. Надо еще Евсея поискать, куда-то пропал, рыжий черт, Егорыч волнуется…

— А чего волноваться-то? Евсей со своими приятелями по всем пустырям шастает!

— Шастает, да… Но он раньше каждое утро к Егорычу за капустой приходил, на завтрак…

— Найдется, — сказал Артем. И двинулся с Пустырей в город.

Обычно такая вылазка занимала часа полтора, но на этот раз Артем вернулся лишь в середине дня.

Нитка вытерла цветастым передником руки, обняла Ар­тема и сразу спросила шепотом:

— Тём, что случилось?

Как она учуяла? Ведь он с виду был совсем беззаботен!

— Тём…

— Да ничего особенного. Просто встретил одного… так сказать, сослуживца. Поговорили, как жилось-воевалось… Мне вспоминать про те дни тошно, вот и…

Нитка поверила лишь наполовину. Видела, что говорит он не всё. Тут на счастье появился Кей. Артем к нему:

— Ну, как астрономические дела? Впечатляющая была картина?

Кей, однако, смотрел сумрачно. И Ниткина тревога те­перь обратилась к нему:

— Кей, что с тобой?

— Со мной-то ничего. Лелька заболела. Вся трясется от простуды.

— Как это? Она утром скакала здоровехонька!

— Так это утром. А когда смотрели в телескоп, она сунулась к нему два раза. Глупая же… Поглядела, отошла и встала в очередь снова, Егорыч не уследил. Потом заметил, но уже поздно, она затряслась. Эта лихорадка, она ведь сразу… Те­перь лежит под одеялами и хнычет. Я пойду к ней, а то баба Катя опять под градусом, говорит, что с горя…