Преданная - Рот Вероника (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
— Салют, — говорю я, — меня зовут Трис. Мне кажется, вы были знакомы с моей матерью.
Он вздрагивает от неожиданности, потом улыбается. Скрещиваю руки на груди. Сейчас я чувствую себя так же, как в тот момент, когда Питер сдернул мое полотенце во время посвящения в лихачи. Он выставил меня напоказ. Я жутко рассердилась и еще больше смутилась. Может, несправедливо, вываливать все на Дэвида, но я ничего не могу с собой поделать. В конце концов, он — лидер организации.
— Здравствуй, Трис, — отвечает он.
Я крепко обхватываю себя за плечи.
— Мне нужно узнать о моей матери. Зоя дала мне ее фото, и я подумала, что вы могли бы помочь.
— Можно мне посмотреть?
Достаю снимок из кармана и протягиваю ему. Он осторожно разглаживает карточку кончиками пальцев, и странная улыбка озаряет его лицо. Он будто ласкает изображение глазами. Я же топчусь рядом, чувствуя, что вторглась во что-то очень личное.
— Она приезжала к нам однажды, — говорит он. — Прежде, чем стать матерью.
— Что значит приезжала? — удивляюсь я. — Она — одна из вас?
— Да, — кивает Давид. — Она родилась здесь. Мы отправили ее в город, когда она была молодой девушкой, чтобы решить проблему, возникшую при проведении эксперимента.
— Значит, она была в курсе, — изумляюсь я.
Дэвид выглядит озадаченным.
— Ну, конечно.
Судорога пробегает по моему телу, словно я нахожусь под действием яда. Нет, не яда — а настоящей лжи.
— Она знала, что вы постоянно наблюдаете за нами… Вы видели, как умирала она и мой отец и как все начали убивать друг друга! Почему вы никого не отправили в город? Вы просто фиксировали ваши дурацкие наблюдения?
— Трис…
Он пытается обнять меня, но я отталкиваю Дэвида.
— Не произносите мое имя вслух.
По-прежнему дрожа, я возвращаюсь в комнату.
Там все вроде бы мирно. Каждый выбрал себе кровать и разложил свои вещи. Приваливаясь к стене рядом с дверью, я тру вспотевшие ладони о штаны. Похоже, никто из наших еще не оправился. Питер лежит на постели, отвернувшись от всех. Юрайя и Кристина вполголоса разговаривают. Калеб массирует себе виски. Тобиас продолжает расхаживать и грызть ногти, а Кара молчит. Впервые с тех пор, как я встретила ее, она выглядит расстроенной. Даже ее броня оказалась пробитой. Сажусь на раскладушку против нее.
— Паршиво выглядишь.
Ее волосы, как правило, всегда гладкие и собранные в идеальный узел, растрепаны. Она негодующе смотрит на меня.
— Как мило с твоей стороны, Трис.
— Извини. Я не то имела в виду.
— Ага, — вздыхает она. — А я… Понимаешь, я же эрудит?
— Да.
— О вот и нет, — качает головой Кара. — Эрудиция — единственное, что было у меня в жизни. А теперь выясняется, что я — продукт какой-то ошибки в генах. И наши фракции являются своего рода моральной тюрьмой, чтобы держать нас под контролем. Все обстоит именно так, как утверждает Эвелин Джонсон и ее бесфракционники, — она делает паузу. — Тогда зачем формировать верных?
Кара, видимо, свыклась с мыслью о том, что верные — неотъемлемая часть системы фракций, стремящаяся выполнить заветы Основателей. А для меня это — лишь временное прибежище, предлог, чтобы выбраться из города.
— Но мы узнали правду. Разве оно того не стоило? — возражаю я.
— Да, — отвечает тихо Кара. — Но что-то я запуталась.
Сразу после смерти матери сознание того, что я являюсь дивергентом, спасло меня. Теперь я поняла, почему я настолько отличаюсь от остальных. Интересный вопрос, нужны ли мне теперь эти сведения? И были ли они когда-нибудь нам нужны? Все эти лихачи, эрудиты, дивергенты и верные? Не можем ли мы оставаться друзьями, любовниками, братьями или сестрами, в зависимости от нашего собственного выбора, наших склонностей и привязанностей?
— Пойди лучше к нему, — кивает Кара на Тобиаса.
— Ты права, — отвечаю я.
Подхожу к окну и смотрю на то, что из него видно. Здание Резиденции возвышается над другими сооружениями. Я смотрю на траву на газонах и на заборы. Тобиас, наконец, замечает меня и останавливается.
— Ты в порядке?
— Да, — он садится на подоконник, лицом ко мне, так что наши глаза находятся на одном уровне. — То есть нет, если честно. Я думаю об этой бессмыслице. Система фракций и все такое прочее.
Он машинально дотрагивается до шеи, наверное, вспомнил о своих татуировках.
— Мы этим жили, Трис, — продолжает он. — А нас сделали подопытными животными.
— Тобиас, они постоянно наблюдали за нами. И они не вмешивались.
Он чешет в затылке.
— Я из-за другого беспокоюсь…
Он умолкает и пускается в объяснения:
— Трис, я работал в диспетчерской лихачей. Там камеры повсюду. Я предупреждал тебя, что во время твоего посвящения за тобой могут шпионить, помнишь?
Еще бы, он тогда вечно шипел сквозь зубы и косился куда-то в угол. А дело было в реальных видеокамерах.
— Но давным-давно я смирился с этим, — произносит он. — Мы всегда думали, что самостоятельны, и так и получилось. Они действительно бросили нас, Трис.
— А я никогда не смирюсь, — восклицаю я. — Если ты видишь, что у кого-то беда, ты должен помочь. Эксперимент там или нет. Боже мой.
Меня опять передергивает, а Тобиас ухмыляется.
— Ты чего? — накидываюсь я на него.
— Просто подумал кое о чем, что они видели. — И он обнимает меня за талию.
Но я не могу поддержать его веселье. Знаю, что он пытается таким образом поднять мне настроение. Поэтому я принужденно улыбаюсь в ответ и сажусь рядом с ним на подоконник.
— Мы ведь и сами догадывались, для чего были созданы фракции. Мы предполагали, что некая группа людей решила, что это — способ заставить людей жить лучше. И мы угадали.
Он не отвечает, только покусывает нижнюю губу и смотрит в пол. Мои ноги до пола не достают, и я болтаю ими в воздухе.
— Но они нам лгали, — размышляет он. — Вообще трудно понять, что было правдой, а что нет.
Я беру его за руку, наши пальцы переплетаются.
Ловлю себя на мысли, что бездумно повторяю про себя: «Слава богу», но быстро осознаю, что тревожит Тобиаса. Что делать, если вера наших родителей, вся их система убеждений окажется выдумкой кучки высоколобых маньяков? И это касается не только представлений о Боге, но и о том, что хорошо, что плохо, о самоотверженности, наконец? Что нам делать? Не знаю. Я целую Тобиаса, чтобы почувствовать мягкое прикосновение его губ и его дыхание. Потом мы отстраняемся.
— Почему всегда так? — спрашиваю я. — Почему, когда мы вместе, мы вечно находимся в толпе людей?
— Понятия не имею. Мы, наверное, идиоты.
Я смеюсь, и тьма исчезает из моего сердца. Смех напоминает мне, что я еще жива, пусть все, что я когда-либо знала, расползается по швам. Кое-что у меня осталось: я не одинока, у меня есть друзья и любимый. И я не хочу умирать. Кстати, это важнее всего остального.
Ночью мы с Тобиасом сдвигаем наши раскладушки и смотрим друг другу в глаза, пока не засыпаем. Он начинает дремать первым, потом и я проваливаюсь в сон.
16. Тобиас
В полночь я просыпаюсь. Мой разум слишком возбужден, чтобы отдыхать, в голове крутится целый рой вопросов и сомнений. Трис отпустила мою руку, ее пальцы теперь касаются пола. Она вытянулась на матрасе, волосы нависают на глаза.
Сую ноги в ботинки и выхожу в коридор, шнурки волочатся по ковру. Я так привык к обстановке своего дома у лихачей, что поскрипывание деревянных половиц кажется мне чем-то неестественным. Странно, что здесь нет глухого стука каблуков по камню, эха шагов, шума струящейся воды в расщелине.
Через неделю после моего посвящения Амар, обеспокоенный моей возрастающей отчужденностью и подавленностью, предложил мне присоединиться к группе из опытных лихачей. Мы играли в храбрецов. Тогда, для проверки моего мужества, мы с ним вновь спустились в яму. В результате я получил свою первую татуировку — языки пламени, охватывающие мою грудь. Это было мучительно, но я наслаждался каждой секундой той боли.
