Фермер в небе (Небесный фермер) - Хайнлайн Роберт Энсон (книги онлайн полностью .txt) 📗

Глава 17

Катастрофа

По пути мы обогнали еще нескольких человек, но шофер не остановился. До города было уже недалеко, и водитель уверял, что они сами доберутся. Аварийный запас энергии подходит к концу, сказал он; машина шла от самого поворота у озера, что в десяти километрах за нашим домом. А кроме того, им просто некуда было втиснуться. Мы и так стояли друг у друга на головах в три этажа, и отец постоянно предупреждал, чтобы не наваливались на носилки. Скоро батареи иссякли. Шофер прокричал: - Вылезайте! Дальше пешочком! Но мы уже практически были на окраине города и, если бы не буран, без проблем добрались бы до центра. Шофер настоял, что поможет нам тащить носилки. Славный парень - когда я разглядел его при свете, то узнал того самого водителя, который дробил камни на нашем поле. В конце концов после долгих мытарств мы доволоклись до больницы и отдали Пегги в руки врачей. Ее поместили в палату с земным давлением. Пегги была жива. В плохом состоянии, но жива. Молли осталась с ней. Я бы тоже с удовольствием остался - в больнице было тепло, у них там свой аварийный, энергоблок. Но мне не разрешили. Отец сказал Молли, что пойдет к главному инженеру. Мне велели топать на станцию приема иммигрантов. Я так и сделал - и сразу же вспомнил день нашей высадки. Только сейчас было еще хуже и холоднее. Я очутился в том самом помещении, куда попал, впервые ступив на Ганимед. Зал был забит битком, а люди все прибывали - целый поток беженцев хлынул сюда из округи. На станции было холодно, но не так зверски, как на улице. Лампы, естественно, не горели; и свет и тепло давала энергостанция. Кое-где мерцали фонарики, так что при желании можно было на ощупь пробраться через толпу. Слышны были стоны и жалобы, хотя и не такие отчаянные, какими обычно разражаются новоприбывшие эмигранты. Я не обращал на них внимания; я был счастлив, как может быть счастлив полутруп, что над головой крыша, что не обжигает мороз, что кровь начинает возвращаться к ногам. Так мы просидели тридцать семь часов. Через двадцать четыре часа нам впервые удалось чего-то перекусить. Как выяснилось, металлические постройки типа приемной станции устояли. Из каменных, судя по рассказам беженцев, выдержали очень немногие. Энергостанция не работала, а значит, перестала действовать и тепловая ловушка. Подробности нам не сообщали, сказали только, что ведутся восстановительные работы. А пока нас упаковали так плотно, как только могли, и мы обогревали помещение в основном теплом своих тел, сбившись в кучу, словно овцы. Нам сказали, что на станции есть несколько запасных батарей, которые врубаются по очереди каждый раз, когда температура падает ниже нуля. Если и так, то их, очевидно, включали где-то поодаль, потому что там, где я пристроился, температура, по-моему, до нуля даже не поднималась. Я сидел, обхватив колени и погрузившись в полубредовое забытье. Время от времени пробуждался от очередного кошмара, собирал себя по кусочкам и вставал немного размяться. Потом опять садился на пол и впадал в прострацию. Смутно помню, что в толпе вроде бы наткнулся на Горлодера Эдвардса, погрозил ему пальцем и заявил, что собираюсь открутить ему башку. Он поглядел на меня пустыми глазами, явно не узнавая. Но я не уверен: возможно, это мне просто приснилось. Мне казалось, что я и Хэнка тоже встретил и мы о чем-то долго говорили, но Хэнк потом сказал, что в глаза меня не видел. Прошла целая вечность - как минимум неделя, хотя, судя по записям, было всего восемь утра воскресенья, - и нам наконец раздали еле теплый супчик. Вкусно до обалдения! Подкрепившись, я решил сходить проведать Молли и Пегги, но меня не пустили. На дворе было минус семьдесят, и температура продолжала падать. Где-то около двадцати двух часов зажегся свет, и самое страшное осталось позади. Вскоре нам раздали настоящую еду, бутерброды и суп, а когда в полночь взошло солнце, объявили, что желающие могут рискнуть выйти наружу. Я подождал до полудня понедельника. Температура к тому времени поднялась до минус двадцати, и я совершил марш-бросок до больницы. Пегги держалась молодцом, хотя ей приходилось туго. Молли все это время лежала с ней в кровати, согревая ее своим теплом. Больница отапливалась аварийными батареями, но их мощность не была рассчитана на такую катастрофу, которая нас постигла. В палатах стояла почти такая же холодрыга, как и на станции. Но Пегги благополучно все проспала. И даже приподняла голову и улыбнулась, здороваясь со мной. Левая рука у Молли была в лубке и пращевидной повязке. Я спросил, когда это случилось, - и тут же понял, какой я дурак. Конечно же, во время землетрясения, просто ни я, ни Джордж об этом не знали. Никто из инженеров пока не объявлялся. Как же она тащила носилки-то? Хотя она впряглась в них, только когда Джордж приспособил хомут. Да, Молли у нас человек. Меня выперли из больницы, и я поплелся обратно на станцию. И почти сразу же наткнулся на Сергея. Он окликнул меня, я подошел. В руке у него был лист бумаги и карандаш, а вокруг толпились парни постарше. - Что за базар? - спросил я. - Вот тебя-то мне и не хватало, - сказал Сергей. - Я уже не чаял увидеть тебя в живых. Отряд спасателей - записывать? Конечно, записывать. Отряды формировали отдельно из скаутов старше шестнадцати и из младших. Нас послали на дороги, по одному вездеходу на каждую, и разделили по парам. Когда мы загружались, я заметил в толпе Хэнка Джонса и взял его к себе в напарники. Тяжкая это была работа. Вся наша амуниция - заступы да списки обитателей ферм. Против некоторых имен стояли пометки: "Жив"", но их было мало. Вездеход высаживал одну пару со списком обитателей трех-четырех ферм и катил дальше, чтобы на обратном пути подобрать уцелевших. Нашей задачей было разрешить сомнения насчет имен без пометок и теоретически - спасти тех, кто выжил. Таких мы не нашли. Кому повезло, те погибли при землетрясении; кому повезло меньше, слишком долго прождали, прежде чем двинуться в город. Некоторых мы нашли на дороге. Они сделали попытку, но опоздали. Хуже всего было в домах, которые не рухнули и обитатели которых надеялись переждать беду. Мы с Хэнком нашли одну пару, сидевшую в обнимку. Они были твердые как камень. Погибших мы пытались опознать по списку, а затем зарывали на несколько футов в снег, чтобы во время оттепели они не оказались сразу под открытым небом. После чего начинали рыскать вокруг дома, подбирали замерзшую скотину и тащили к шоссе, чтобы вездеход забрал туши и отвез в городскую морозилку. Мародерствовать на погибших фермах - занятие мерзкое, но, как заметил Хэнк, кушать-то надо, а вскоре нам придется-таки затянуть пояса. Сначала он меня раздражал своим весельем. Но потом я понял, что он прав: лучше уж смеяться. Несчастье было таким огромным, что, если позволить себе его осознать, можно просто спятить. Мне, конечно, следовало сообразить, что к чему, когда мы подошли к дому Хэнка. - Пошли дальше, - сказал он и посмотрел в список. - Может, поищем какую-нибудь живность? - Нет. Не стоит терять время. Пошли к Миллерам. - Им удалось выбраться? - Не знаю. В городе я их не видел. Выбраться Миллерам не удалось. Мы едва успели зарыть их в сугроб, как подошел вездеход и забрал нас. Только через неделю я узнал, что родители Хэнка погибли при землетрясении. Он вытащил их, уложил в ледяной погреб и лишь тогда отправился в город. Хэнка, как и меня, удар застиг на улице: он все еще любовался небесным парадом. То, что землетрясение произошло именно во время парада, спасло жизнь многим людям, которые иначе погибли бы прямо у себя в постели. Но с другой стороны, говорят, что именно парад и послужил причиной несчастья вызвал необычайный всплеск приливной энергии и тем самым спровоцировал землетрясение. Так что получается то на то. Конечно, сам по себе парад землетрясение вызвать не мог, оно назревало в недрах планеты с тех пор, как начали осуществлять атмосферный проект. Гравитация, как и бухгалтерский учет, должна быть сбалансирована. До катастрофы колония насчитывала тридцать семь тысяч жителей. Когда мы закончили проверку, оказалось, что выжило меньше тринадцати тысяч. И вдобавок был потерян весь урожай и вся или почти вся домашняя живность. Хэнк был прав - пояса придется затянуть. Нас высадили на приемной станции и тут же стали загружать вторую партию спасателей. Я отыскал свободный уголок и решил немного вздремнуть. И почти уже заснул, когда кто-то потряс меня за плечо. Это оказался отец. - Ты в порядке, Билл? - спросил он. Я протер глаза. - Я о'кей. Ты видел Молли и Пегги? - Только что от них. Меня отпустили с работы на пару часов. Билл, ты кого-нибудь из Шульцев встречал? Сон у меня как рукой сняло. - Нет. А ты? - И я нет. Я рассказал ему, чем занимался сегодня. Отец кивнул: - Поспи, Билл. Я пойду взгляну на списки. Но уснуть я уже не мог. Отец вскоре вернулся и сообщил, что ему ничего не удалось разузнать. - Тревожно мне, Билл, - И мне. - Нужно сходить проверить. - Пошли. Отец помотал головой: - Вдвоем туда идти ни к чему. Лучше поспи. Но я все равно увязался за ним. Нам повезло: отряд спасателей как раз собирался в дорогу, и мы присоединились к ним. Маршрут пролегал через нашу ферму и ферму Шульцев. Отец сказал водителю, что мы обследуем обе фермы и, вернувшись в город, доложим о результатах. Шофер не возражал. Нас выбросили на повороте, и мы побрели к дому Шульцев. Вот когда мне стало по-настоящему страшно. Одно дело - зарывать в снег незнакомых людей, и совсем другое - вообразить, как находишь Маму Шульц или Гретхен с заиндевелыми синими лицами. Папу Шульца я даже в мыслях не мог себе представить мертвым; такие люди, как он, не умирают - они живут вечно. По крайней мере, у меня такое ощущение. И все же я оказался неподготовленным к тому, что мы увидели. Мы обогнули небольшой пригорок, мешавший разглядеть с дороги ферму Шульцев. Джордж остановился и сказал: - Дом, во всяком случае, уцелел. Выдержали крепления. Я посмотрел на дом и остолбенел. А потом завопил: - Джордж! Дерева-то нету! Дом стоял на месте, но яблони - "самого прекрасного дерева на Ганимеде" не было. Просто не было. Я рванул вперед. Мы почти уже добежали до дома, когда навстречу нам открылась дверь. В дверях стоял Папа Шульц. Они все были живы, все до единого. Правда, от яблони осталась лишь зола в камине. Папа срубил ее, как только отключилось электричество и стала падать температура. И помаленьку, по веточке, подбрасывал в огонь. Рассказывая нам об этом, Пала показал на почерневший камин: - Все надо мной насмехались: Иоганнова, мол, блажь! Думаю, теперь никто не назовет старину Джонни Яблочное Семечко дураком, а? Он захохотал и хлопнул отца по плечу. - Но ваше дерево... - тупо проговорил я. - Я посажу другое, посажу много деревьев. - Он вдруг посерьезнел. - А твои яблоньки, Уильям, твои маленькие храбрые саженцы - они погибли, да? Я признался, что еще не видел их. Он скорбно кивнул. - Они замерзли. Хьюго! - Да, папа! - Принеси мне яблоко. Хьюго принес. Папа протянул яблоко мне. - Ты посадишь новые. Я кивнул и сунул яблоко в карман. Шульцы обрадовались, услышав, что мы все живы, хотя Мама запричитала, узнав о сломанной руке Молли. Как только начался буран, Йо пробился к нашей ферме, обнаружил, что мы ушли, и вернулся, обморозив в награду за труды оба уха. Сейчас он отправился разыскивать нас в город. Шульцы не только сами не пострадали - они спасли всю свою живность. Коровы, свиньи, цыплята, люди - все сгрудились в кучу и обогревались возле камина теплом от горевшей яблони. Когда заработала энергостанция, животных загнали обратно в хлев, но в комнате остались следы от их пребывания, и запах тоже. Мне кажется, Маму больше беспокоил беспорядок в ее обычно безупречной столовой, чем катастрофа как таковая. Похоже, она не осознавала, что большинство ее соседей погибли. До нее это просто не доходило. Отец отверг предложение Папы Шульца пойти вместе с нами на нашу ферму. Тогда Папа заявил, что мы встретимся на вездеходе, поскольку он собирается податься в город и предложить свою помощь. Мы выпили по кружке крепкого Маминого чая с хлебом и распрощались. По пути к ферме я все думал о Шульцах и о том, как хорошо, что все они остались живы. Я сказал отцу, что это настоящее чудо. - Никакого чуда, - покачал головой отец. - Они из породы выживающих. - Что это за порода такая? Он долго молчал, потом ответил: - Выживающие - это те, кто выживает. Думаю, более точного определения не подберешь. - В таком случае мы тоже из породы выживающих. - Возможно. По крайней мере, это несчастье нам удалось пережить. Когда мы покидали ферму, дом лежал в руинах. За это время я повидал немало развалин, но сердце все равно екнуло при виде обломков нашего дома. Меня не покидало ощущение, что я вот-вот проснусь в теплой уютной постели и все это окажется дурным сном. Поля остались на месте - то есть то, что от них осталось. Я ковырнул снег на борозде, где уже начинали проклевываться всходы. Они, разумеется, померзли: почва заледенела. Я был уверен, что земляные черви тоже погибли: их ведь никто не предупредил, что надо зарыться в землю поглубже. Мои малютки-саженцы замерзли на корню. Мы нашли двух окаменевших кроликов, прижавшихся друг к другу под обломками бывшего хлева. Цыплят нигде не было видно, но я обнаружил старую несушку, самую первую нашу курочку. Она высиживала яйца. Гнездо не пострадало, его прикрыло куском обвалившейся крыши. Так она и сидела, не сдвинувшись с места, на замороженных яйцах. Это меня добило. Отец обшарил дом и подошел к хлеву. - Ну что, Билл? Я встал. - Все, Джордж. Крышка. - Тогда собирайся, пора в город. Скоро придет вездеход. - Но ферме действительно крышка! - Я знаю. Я заглянул в комнату Пегги, но отец уже пошуровал там как следует; оставил только мой аккордеон. Сверху он был припорошен снегом, налетевшим через взломанную дверь. Я стряхнул снежинки и поднял инструмент. - Оставь его, - сказал отец. - Тут с ним ничего не случится, а в городе тебе некуда будет его пристроить. - Я не собираюсь сюда возвращаться. - Что ж, воля твоя. Мы связали шмутки в узел и оттащили к шоссе вместе с аккордеоном, двумя кроликами и несушкой. Вскоре показался вездеход, мы забрались в машину, и отец бросил тушки кроликов и курицу в кучу замерзшей живности, собранной отрядом. За поворотом нас уже поджидал Папа Шульц. Мы с отцом выглядывали на дорогу, пытаясь высмотреть Мэйбл, но тщетно. Возможно, ее подобрал какой-нибудь другой отряд, благо до города было недалеко. Я вздохнул с облегчением. Конечно, пусть ее съедят, но меня увольте, я не каннибал. Мне дали чуток соснуть, перекусить и вновь отправили в спасательную экспедицию. Колония понемногу приходила в себя. Те, чьи постройки уцелели, разбрелись по домам, прочие остались на приемной станции - примерно столько же человек, сколько прилетело на "Меифлауэре". Кормежка, естественно, была нормированная - впервые со дня основания колонии на Ганимеде ввели пайки. Правда, пока мы не голодали. Выживших было не так уж много, запасов еды хватало на всех. По-настоящему затянуть пояса нам придется позже. Было принято решение свернуть три зимних месяца и начать весну по новой - это перепутало весь календарь, зато дало колонистам возможность как можно скорее собрать новый урожай и возместить потери. Отец по-прежнему работал в инженерной конторе. Они планировали построить на экваторе еще две энергостанции, способные по отдельности поддерживать парниковый эффект, чтобы не допустить повторения подобных катастроф. Разумеется, оборудование должны были поставить с Земли, но хоть в чем-то нам повезло: Марс оказался в нужной точке орбиты для связи. На Землю немедленно отправили сообщение, и вместо очередной партии колонистов следующим рейсом нам пообещали доставить все необходимое. Впрочем, меня это не волновало. Я остался в городе, хотя Шульцы приглашали пожить пока с ними. Зарабатывал себе на жизнь, помогая восстанавливать и укреплять дома. Мы решили, что первым же рейсом отчалим на Землю - Джордж, Молли, Пегги и я, - если, конечно, на корабле будут места. Решение приняли единогласно, разве что у Пегги никто не спрашивал. Другого выхода просто не было, Мы не единственные собирались на Землю. Колониальный комитет сначала раскудахтался, но в связи с чрезвычайными обстоятельствами быстро поднял лапки кверху и начал составлять списки пассажиров. Мы с отцом тоже пошли в агентство комитета вручить свои заявления, причем чуть ли не последними из желающих: отец по делам выезжал из города, а без него мне идти не хотелось. На запертой двери агентства болталась записка: "Вернусь через полчаса". Мы решили подождать. На улице на доске объявлений были вывешены списки будущих репатриантов. Чтобы убить время, я принялся их разглядывать, и отец тоже. Я наткнулся на фамилию "Сондерс", показал отцу. - Невелика потеря, - пробурчал он. Горлодер Эдвардс тоже оказался в списке; может, я и впрямь видел его на приемной станции, хотя больше он мне на глаза не попадался. Я подумал, что у меня появится шанс поймать его в темном углу на корабле и вернуть полученные плюхи, но подумал как-то вяло, без воодушевления. И стал просматривать списки дальше. Пытался найти там Хэнка Джонса, но не нашел. Начал читать сначала, более внимательно, отмечая каждую знакомую фамилию. И стала вырисовываться любопытная закономерность. В это время вернулся агент и отпер дверь. Отец тронул меня за руку: - Пошли, Билл. - Погоди минутку, Джордж, - сказал я. - Ты прочел весь список? - Да. - Я вот чего подумал, Джордж: мне как-то неохота оказаться в одной компании с этими болванами. Отец пожевал губу. - Я тебя прекрасно понимаю. Я очертя голову бросился в омут: - Джордж, поступай как знаешь, но я на Землю не вернусь, пока мы тут не залижем раны. Вид у отца сделался совершенно несчастный. Он постоял, помолчал и наконец произнес: - Мне нужно отвезти обратно Пегги, Билл. Без нас с Молли она не уедет. А уехать ей необходимо. - Я знаю. - Билл, ты понимаешь меня? - Понимаю, отец. Он пошел в агентство вручать заявления, насвистывая на ходу мотив, который частенько насвистывал после смерти Анны. По-моему, сам он этого не замечал. На следующий день я перебрался на ферму. Не к Шульцам - к себе. Спал в комнате Пегги, понемногу разбирал завалы и готовился к посеву выделенных мне из аварийных запасов семян. А потом, за две недели до старта "Крытого фургона", Пегги умерла, и у нас не осталось никаких причин спешить на Землю. Йо Шульц был в городе, и отец попросил его зайти ко мне. Йо пришел, разбудил меня и все рассказал. Я поблагодарил его. Он спросил: может, я пойду с ним к Шульцам? Я сказал: нет, спасибо, я хочу побыть один. Он пообещал наведаться завтра и ушел. Я лег на кровать Пегги. Она умерла, и я уже ничего не мог с этим поделать. Она умерла, и исключительно по моей вине... Если бы я не поощрял ее упрямство, родители увезли бы ее гораздо раньше, они бы успели. Она вернулась бы на Землю, ходила бы в школу, росла бы здоровенькой и счастливой - там, в Калифорнии, а не в этом проклятом Богом месте, где она не смогла жить, где людям вообще жить не положено. Я закусил подушку и заревел во весь голос. "Анна, Анна! - кричал я. Позаботься о ней, Анна! Она такая маленькая, она еще ничего не умеет!" Я перестал реветь и прислушался в смутной надежде, что Анна ответит и даст мне обещание. Ни звука... сначала... а потом до меня донеслось знакомое: "Расти большой, Билли". Еле слышный, далекий голос: "Расти большой, сынок". Я встал, умыл лицо и начал собираться в город.