Не убоюсь я зла - Хайнлайн Роберт Энсон (читать книги полные .txt) 📗

Когда доктор Бойл вышел из операционной, мистер Саломон встал ему навстречу.

– Доктор!

Бойл слегка замедлил нетерпеливые шаги.

– А, снова вы. Идите к черту!

– Непременно. Но подождите минутку, доктор.

Хирург едва сдерживал ярость:

– Послушайте, милейший, я оперировал одиннадцать часов с одним небольшим перерывом. Сейчас я всех ненавижу, а особенно – вас. Оставьте меня в покое.

– Я думал, что вам не помешало бы выпить. Хирург неожиданно улыбнулся.

– Где здесь ближайший бар?

– Примерно в двадцати ярдах отсюда, в моей машине. Она припаркована на этом этаже и забита австралийским пивом, как холодным, так и комнатной температуры. Есть и другие напитки. Виски, джин. Что вы предпочитаете?

– Честное слово, вы, янки, ублюдки этакие, знаете, как делать дело. Хорошо. Но сперва мне надо переодеться.

Он отвернулся. Саломон снова остановил его.

– Доктор, я осмелился распорядиться, чтобы вашу одежду упаковали в сумку и поставили в мою машину. Поэтому вы сможете выпить и переодеться разом.

Бойл усмехнулся.

– Вы действительно многое себе позволяете. Очень хорошо, если вы не боитесь, что ваша машина провоняет потом, я помоюсь и переоденусь у себя в гостинице.

Саломон не возражал. Когда они закрылись в машине, Саломон разлил пиво: настоящий «пинок кенгуру» – для хирурга и гораздо более слабое американское

– для себя. В юности ему приходилось пробовать австралийское пиво, и он был осторожен. Машина завелась и мягко поехала: Рокфора предупредили, что в салоне будут пить.

Саломон выждал, пока его гость опорожнит стакан наполовину, и облегченно вздохнул.

– Доктор, как прошла операция?

– Гладко. Мы же и спланировали и отрепетировали ее, так что все прошло как надо. Как же еще? Вы подобрали мне хорошую команду ассистентов.

– Я понял, что операция прошла успешно…

– «…но пациент умер». Так заканчивается одна старая поговорка.

Джекоб Саломон почувствовал жалость и облегчение одновременно. Он вздохнул и ответил:

– Ну, этого следовало ожидать. Спасибо, доктор. Я знаю, вы сделали все, что было в ваших силах.

– Постойте! Я вовсе не сказал, что наш пациент умер, просто я вспомнил старую шутку. Операция прошла точно по плану, пациент был в удовлетворительном состоянии, когда я оставил его команде ассистентов.

– Значит, вы думаете, он будет жить?

– «Оно», не «он». Наш пациент больше не человек и, может быть, никогда им не станет. Тело не умрет, оно не может умереть, если только суд не даст вам разрешение выключить оборудование. Это тело молодое и здоровое; получая аппаратную поддержку, оно может оставаться живым – как протоплазма, не как человек – в течение неограниченного периода времени. Годы. Мозг тоже был жив, когда я выходил; он по-прежнему излучал сильный альфа-ритм. Он тоже должен остаться живым, ведь он получает кровь от здорового тела. Но соединятся ли эти мозг и тело человека… Какую религию вы исповедуете?

– Никакую.

– Жаль. А я хотел посоветовать вам позвонить Господу Богу и спросить его, поскольку я его не знаю. Так как я спас сетчатку и внутреннее ухо – между прочим, я первый хирург, которому это удалось, хотя меня и называют шарлатаном, – возможно, оно будет видеть и слышать. Возможно, если спинной мозг соединится верно, оно сможет получить двигательный контроль и даже сможет обходиться без некоторых искусственных приспособлений. Но я говорю вам чистую правду, советник, наиболее вероятный исход – то, что мозг не будет иметь никакой связи с внешним миром.

– Надеюсь, что ваши опасения преувеличены, – мягко возразил Саломон. – Ваша премия зависела от того, будет ли пациент видеть, слышать и говорить как минимум.

– В задницу к свинье вашу премию.

– Мне жаль, но я не могу изменить условия оплаты.

– Неверно. В условиях упоминалась премия – до смешного огромная сумма, от которой я отказался. Послушай, приятель, вы, темные лошадки, можете работать за конечный результат; у мясника другие правила. Мне платят за операцию. Я оперировал. Кончено. Я честный хирург, и неважно, что говорят обо мне разные ублюдки.

– Да, кстати… – Саломон вытащил из кармана толстый пакет. – Вот ваш гонорар.

Хирург положил пакет в карман.

– Вы не хотите проверить? – спросил Саломон.

– Зачем? Или вы все заплатили мне сполна, или я подам на вас в суд. В любом случае мне плевать. По крайней мере сейчас.

– Еще пива? – Саломон открыл еще одну бутылку. – Я вам заплачу. Полностью. Золотом. Через швейцарский банк. В этом конверте номер вашего банковского счета, а также уведомление, что мы заплатили за все расходы, гонорары ассистентам, за компьютерное время, за клинику и за все остальное. Но я надеюсь, что позже смогу выплатить вам и «до смешного огромную» премию, как вы ее называете.

– Что ж, я не откажусь от подарка. Исследования требуют много денег, а я бы хотел, чтобы мое имя осталось в истории медицины… вместо того чтобы на меня смотрели как на шарлатана.

– Я хочу того же. Хотя у меня для этого другие основания.

Бойл глотнул пива и задумался.

– Я думаю, что вел себя отвратительно. Извините. Я всегда выхожу из операционной в ужасном настроении. Я забыл, что он ваш друг.

Саломон снова почувствовал горько-сладкую волну облегчения и сожаления. Он ответил осторожно:

– Нет, Иоганн Смит мне не друг.

– Да? А мне показалось, что вы дружны.

– У мистера Смита нет друзей. Я его юрист. Поэтому он имеет право на мою преданность.

– Понятно. Я рад, что вас все это не касается эмоционально. Прогноз на пересадку мозга не может быть хорошим; я это знаю лучше, чем кто-либо другой. – Бойл задумался. – Хотя на этот раз, может быть, все и обойдется. Несмотря на разницу между донором и реципиентом, ткани удивительно удачно совпали. Один тип крови, а это тоже важно. Может, нам и повезет. Даже разница объемов черепов оказалась несущественной.

– Тогда почему вы так мрачны?

– Вы знаете, сколько миллионов нервных соединений затронуто? Вы думаете, я мог соединить все за одиннадцать часов? Или даже за одиннадцать тысяч часов? Мы и не пытались. Мы лишь обработали головные нервы, затем соединили обнаженные окончания двух спинных нервов – после чего нам остается только молиться и надеяться. Может быть, они срастутся, может, нет… Никто не знает.