Путь шута - Бенедиктов Кирилл Станиславович (мир бесплатных книг txt) 📗
— Ну-ну, — неожиданно мягко сказал офицер, ослабляя хватку. — Побереги воду для более торжественных случаев. Чего бы от тебя ни хотел этот тип, он свое уже получил.
Ардиан скосил глаза и увидел двоих дюжих миротворцев, вытаскивавших в коридор бесчувственную тушу дяди Сали. Еще двое стояли у кабинки с мертвым Джеронимо, щелкая голокамерами.
— Выходите, — позвал один из «голубых касок», обращаясь к центральной кабинке. — Все в порядке, здесь военная полиция Международных миротворческих сил.
За дверью кабинки послышалась какая-то возня, и слабый голос пролепетал по-английски:
— Святые небеса, миротворцы! Слава господу, вы получили мое сообщение…
— Пойдем отсюда, малыш. — Темноволосый выпрямился в полный рост и оказался очень высоким — никак не ниже Скандербега, хотя и не таким широким в плечах. — Пойдем, нам нужно тебя кое о чем расспросить.
Так судьба тринадцатилетнего киллера Ардиана Хачкая пересеклась с судьбой капитана Международных миротворческих сил Луиса Монтойи.
Глава 3
Монтойя. Пустой капкан
Если и есть в этом мире что-то, чего я не люблю больше, чем подгоревшие тосты с брынзой, которыми нас потчуют в столовой «Лепанто», то это бессмысленное ожидание.
Веселенькое дельце — четыре часа проторчать в машине, не сводя глаз с дверей этого поганого заведения, не решаясь лишний раз выйти на связь со штабом по защищенной линии, буквально затаив дыхание — и в итоге сорвать всю операцию из-за звонка ополоумевшего миссионера из Аризоны. Я едва сдерживаю ярость. Если бы не труп, который мы нашли в одной из туалетных кабинок, я бы, наверное, разорвал преподобного Этвуда на куски.
Но труп меня несколько отрезвляет.
Это наш клиент — синьор Джеронимо Патрини во всей своей сомнительной красе. Сомнительной, помимо всего прочего, еще и потому, что внешность его несколько портят два пулевых отверстия — одно в груди, другое в шее. То, что в шее, смотрится особенно отвратительно.
Пистолет лежит тут же, в корзине для мусора. Легкий пластиковый «глок» австрийского производства. Одноразовый инструмент, попользовался — выкинул. Почти наверняка чистый. Я уже не первый раз сталкиваюсь здесь с подобными вариантами и особых надежд на то, что по пушке удастся установить владельца, не питаю.
Из вещей у Патрини только сумочка на поясе. Впрочем, судя по данным наружки, он и в «Касабланку» зашел налегке. Я велю Томашу обыскать его, надеясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы привести нас к таинственному грузу, но Томаш, как ни странно, ничего не находит. Синьор Патрини был человеком осторожным.
Но и осторожные люди порой ошибаются. Патрини явно ошибся.
Где-то здесь, в «Касабланке», скрывается загадочный эмиссар, которому Патрини должен был передать груз. Или по крайней мере сообщить, где этот груз находится. Скорее всего, именно он и застрелил итальянца. После того, как Патрини все ему рассказал, он автоматически потерял в глазах эмиссара какую-либо ценность. Больше того, превратился в источник опасности.
Но, черт возьми, как же Патрини мог так бездарно подставиться?
В действительности, конечно, подобное происходит сплошь и рядом. За те два года, что я служу в военной полиции миротворческих сил в Албании, мне доводилось видеть и пушеров, с которыми расплатились не деньгами, а свинцом, и воротил черного рынка, у которых все дыхательные пути были забиты черной икрой, и продажных стражей порядка, закатанных в цемент партнерами по бизнесу… Вы думаете, эти люди ожидали, что закончат свою жизнь таким печальным образом? Нет, каждый из них считал себя умнее и хитрее прочих. Ошибаются все — вот грустная мораль моей истории. Проблема в том, что некоторые ошибки обходятся дешевле, а некоторые — дороже.
Ошибка Джеронимо Патрини была из разряда «не расплатишься».
Мы вели его с того момента, как он пересек границу грузового терминала. Официально это называется «зона таможенного контроля», но контроль там весьма относительный. В Албанию можно ввезти что угодно, хоть стадо тайских слонов, если оно кому-нибудь здесь понадобится. Отчасти это связано с тем, что половина поставок по линии международных организаций осуществляется по серой схеме — в обход коррумпированной албанской администрации. Ну да, это незаконно, но никому не хочется платить огромный налог на гуманитарную помощь, который пойдет прямиком в бездонные карманы местных чиновников. Даже у бюджета Совета Наций есть свои рамки.
В общем, по-настоящему досматривают только то, что вывозится из страны. Прежде всего, конечно, ищут наркотики. Половина европейского трафика проходит через Албанию. Я не шучу — пятьдесят процентов! Оставшаяся половина как-то делится между странами Восточной Европы, но там своя специфика. Меры принимаются вполне серьезные, но трафик отнюдь не становится меньше. Разумеется, многое уходит через Косово и Македонию, однако я уверен, что и тут, в Дурресе, мимо нас каждый день проплывает немалое количество этой дряни.
Так или иначе, синьор Патрини миновал таможенный контроль безо всяких проблем. Я до сих пор не знаю, что он привез в страну, — мой босс не часто балует нас исчерпывающей информацией, на сей раз он ограничился определением «груз особой важности». Вполне возможно, что, кроме босса, в тайну груза был посвящен единственный человек на свете. Теперь, глядя на труп итальянца, я прихожу к неутешительному выводу, что этот единственный человек — тот самый таинственный эмиссар Хаддара, которого мы тщетно разыскиваем в Дурресе уже вторую неделю.
Все складывается как нельзя хуже. Клиент мертв, эмиссар исчез. Груз, чем бы он ни был, по-прежнему не найден. И хотя формально операцией руковожу не я, а комиссар Шеве, настроения мне этот факт не поднимает.
Преподобный Этвуд, которого мы вытащили из кабинки (вместе с ним там по странной случайности оказался пухлый албанский парнишка лет шестнадцати), долго не может прийти в себя от пережитого потрясения, но в конце концов берет себя в руки и рассказывает все, что слышал и видел. Подозреваю, что его рассказ неполон, потому что по-албански преподобный Этвуд почти не понимает. По словам преподобного, получается, что перед тем, как раздались выстрелы, итальянец с кем-то о чем-то разговаривал и вроде бы даже на повышенных тонах. О нет, слов он, разумеется, не запомнил. Это означало бы скатиться до подслушивания, а он, как верный слуга господа, никогда не стал бы… Но он готов поклясться, что между итальянцем и его предполагаемым убийцей произошла ссора.
Поклясться? — переспрашиваю я с некоторым сарказмом. А помнит ли преподобный, что сам Иисус говорил по этому поводу? «Не клянитесь» — вот что он говорил. Этвуд подозрительно на меня косится — эти баптисты за километр чуют человека, получившего первое образование в старом добром иезуитском колледже. Но мы с ним не на религиозном диспуте, а на импровизированном допросе, к тому же это он, а не я заперся в кабинке со смазливым албанским парнишкой. Так что праведный гнев пастору приходится попридержать.
Смазливых албанских парнишек, кстати, в туалете обнаруживается двое. Но если тот, что сидел в кабинке с пастором, несмотря на свой юный возраст, выглядит профессионалом, то второй, похоже, попал в «Касабланку» случайно. Когда мы ворвались в туалет (супербизоны Роджер и Томаш, как обычно, впереди, мы с комиссаром Шеве в центре, Гильермо и Пауль — арьергард), этого паренька как раз собирался употребить какой-то местный калигула. Роджер, не особенно задумываясь, ткнул калигулу станнером, и ничего не соображавший парнишка был спасен.
Поначалу-то мне совсем не до него — я плотно занимаюсь преподобным Этвудом. Но тот оказывается почти бесполезен — бормочет молитвы, пускается в длинные рассуждения о нелегкой судьбе миссионера в этой дикой и жестокой стране и даже не может толком вспомнить, на каком языке разговаривали между собой убийца и его жертва.
В конце концов мне это надоедает. Все выходы из притона надежно перекрыты, команда «Б» под бдительным надзором комиссара Шеве проверяет сидевших в зале, и меня просто лихорадит при мысли о том, что они могут схватить эмиссара, пока я тут теряю время в бессмысленных попытках выдоить полезную информацию из преподобного Этвуда. С другой стороны, если кто-то и способен указать на загадочного эмиссара, то только те, кто был в туалете. Ну, и еще, наверное, бармен, но барменом тоже занимается Шеве.
