Свет иных дней - Бакстер Стивен М. (электронная книга TXT) 📗
Бобби сидел у стола, небрежно облокотившись на столешницу и положив ногу на ногу. Вид у него был бодрый и расслабленный одновременно – будто он только что вернулся с теннисного корта. «А может быть, он и вправду только что оттуда», – рассеянно подумал Давид.
– Мне кажется, Давид просто молодчина, папа, – изрек Бобби. – Он ведь уже успел решить проблему наполовину.
– Угу, – буркнул Хайрем. – Но пока я не вижу ничего, кроме гамма-лучей, которые нам подбрасывают какие-то задавалистые австралийские типчики. Если только мы не найдем способа, как расширить эти гадские хреновины, можно считать, что мои денежки летят на ветер. А я не могу оплачивать все это ожидание! Почему только один тест в день?
– Потому, – спокойно ответил Давид, – что нам приходится анализировать результаты каждого теста, «раздевать» двигатели Казимира, перенастраивать контрольное оборудование и детекторы. Мы должны понять причину каждой неудачи, прежде чем двигаться вперед, к успеху.
«То есть, – добавил он про себя, – до того, как я смогу вырваться из этого запутанного семейного клубка и вернуться к сравнительно спокойной жизни в Оксфорде – к сражениям за финансирование программ, к яростному научному соперничеству и так далее…»
Бобби спросил:
– А что именно мы ищем? Как должно выглядеть устье «червоточины»?
– На этот вопрос и я могу ответить, – буркнул Хайрем, продолжая расхаживать по залу. – В детстве я успел насмотреться всяких поганых научно-популярных телепрограмм. «Червоточина» – это прокол в четвертом измерении. Нужно вырезать кусок из трехмерного пространства и соединить его с другим таким же вырезанным куском в Брисбене.
Бобби вздернул бровь и вопросительно посмотрел на Давида.
Давид высказался осторожно:
– Все немного сложнее. Но отец больше прав, чем не прав. Устье «червоточины» представляет собой сферу, свободно парящую в пространстве. Трехмерная выборка. Если нам удастся добиться расширения, мы впервые получим возможность увидеть устье нашей «червоточины» – хотя бы с помощью обычной лупы…
На табло обратного отсчета появились однозначные цифры.
Давид сказал:
– Всем смотреть в оба. Поехали.
Все разговоры в зале сразу стихли, все устремили взгляды на табло обратного отсчета.
Три… два… ноль.
И ничего не произошло.
Нет, кое-что, конечно же, происходило. Счетчик элементарных частиц показал немалый урожай, продемонстрировал прохождение тяжелых и сильно заряженных частиц через детекторные блоки, а также он зафиксировал «обломки» взорвавшейся «червоточины». Пиксельные элементы детекторного блока, реагировавшие по отдельности, как только через них проходила частица, можно было затем использовать для отслеживания следов фрагментов обломков в трех измерениях – следов, которые затем можно было реконструировать и проанализировать.
Уйма данных, гора отличной науки. Но громадный настенный софт-скрин молчал. Ни единого сигнала.
Давид сдержал вздох. Он раскрыл рабочий журнал и аккуратным почерком записал в него подробности теста. Инженеры приступили к диагностике оборудования.
Хайрем вгляделся в лицо Давида, устремил взгляд на пустой экран, на инженеров.
– Ну что? Получилось?
Бобби положил руку на плечо отца.
– Даже я могу сказать, что не получилось, папа. – Он указал на кодовую последовательность простых чисел. Она замерла на тринадцати. – Тринадцать – несчастливое число.
– Он прав? Давид, ты опять напортачил?
– Но это не была неудача. Всего лишь очередной тест. Ты ничего не понимаешь в науке, отец. Теперь, когда мы проведем анализ и узнаем, что…
– Господи Иисусе! Надо было не трогать тебя, пусть бы ты гнил в своем треклятом Оксфорде. Позвони мне, когда будет что рассказать.
Хайрем, недовольно мотая головой, выскочил из зала.
Как только он вышел, в зале сразу стало осязаемым ощущение всеобщего облегчения. Инженеры – все поголовно сребровласые физики, многие старше Хайрема, а некоторые имели в научных кругах неплохую известность – начали компилировать данные в файлы.
Когда они закончили работу и ушли, Давид сел перед софт-скрином и начал собственную работу по отслеживанию.
У него на этот счет имелось свое, рабочее сравнение. Это было похоже на окно тесного, заставленного мебелью и оборудования кабинета, где на полу и на полках стояли и лежали кипы книг и папок с документами, а с потолка свисали сложные модели распада элементарных частиц, похожие на игрушечные мобили. Когда он обводил этот «кабинет» взглядом, точка, являвшаяся центром его внимания, расширялась, приоткрывала больше деталей, а все остальное в «кабинете» расплывалось, превращалось в фон. Он мог прикасаться кончиком пальца к листкам бумаги и моделям и перебирать все это, пока не находил то, что ему было нужно, именно в том месте, где оставил в прошлый раз.
Прежде всего ему нужно было проверить сбои в пикселях детекторной системы. Он начал вводить параметры самых четких детекторных следов в шину аналоговых сигналов и вытащил на экран увеличенное обзорное изображение различных детекторных пластов. Пиксели постоянно отказывали то тут, то там, когда какая-то особенно мощная частица ударяла по детекторному элементу. Но хотя некоторые детекторы подверглись настолько значительному радиационному воздействию, что нуждались в замене, пока ничего сверхсерьезного не случилось.
Мурлыча какой-то мотивчик, Давид погрузился в работу и уже был готов двигаться дальше…
– А твой пользовательский интерфейс – сущий бардак.
Давид вздрогнул и обернулся. Бобби не ушел: он так и сидел, облокотившись о стол.
– Извини, – сказал Давид. – Я не хотел поворачиваться к тебе спиной.
Странно, что он вообще не заметил брата, который находился тут постоянно. Бобби продолжил:
– Большинство людей пользуются «Поисковиком».
– Эта система жутко медлительна, с ней вечно возникает какое-то недопонимание, и вообще за этой маской кроются иерархические системы хранения данных викторианской эпохи. Шкафы с папками. Бобби, для «Поисковика» я слишком тупой. Я – всего лишь неэволюционировавшая обезьяна, которая любит искать предметы руками и глазами. Может быть, это выглядит как бардак, но я-то точно знаю, где что лежит.
– И все же ты мог бы изучать эту свою ерунду с элементарными частицами намного лучше в виртуальном виде. Позволь мне испытать на тебе прототип последней модели «Ока разума». Мы сможем добраться до большего числа участков мозга, более быстро переключаться…
– И без трепанации.
Бобби улыбнулся.
– Хорошо, – кивнул Давид. – Я не против.
Бобби своим обычным рассеянным и равнодушным взглядом обвел зал.
– Это правда? То, что ты сказал отцу – что это не провал, а всего лишь еще один шаг?
– Я могу понять нетерпение Хайрема. В конце концов, он ведь платит за все это.
– И работает под коммерческим давлением, – добавил Бобби. – Некоторые из его конкурентов уже заявляют о том, что располагают инфопроводами, по качеству сравнимыми с инфопроводами Хайрема. Не придется долго ждать того момента, когда кто-то из них выскажет идею «отдаленного фокуса» – независимо. Если пока еще никто не проболтался.
– Но коммерческое давление тут ни при чем, – обиженно возразил Давид. – Подобные исследования должны идти своим ходом. Бобби, я не знаю, какие у тебя познания в физике.
– Предположим, никаких. Допустим, у тебя имеется «червоточина». Что трудного в том, чтобы ее расширить?
– Это выглядит не так, как в автомобилестроении, когда мы строим и строим одну машину больше и лучше другой. Мы пытаемся втиснуть пространство-время в форму, которую оно естественным образом не принимает. Понимаешь, «червоточины» внутренне неустойчивы. Чтобы вообще держать их в открытом состоянии, нам приходится «прошивать» их экзотической материей.
– Антигравитация.
– Да. Но напряжение в туннеле «червоточины» гигантское. Мы постоянно уравновешиваем одно огромное давление относительно другого. – Давид сжал кулаки и крепко стиснул их. – Покуда они уравновешены, все хорошо. Но малейшее отклонение – и ты теряешь все. – Один кулак скользнул по другому, и распалось созданное им равновесие. – И эта фундаментальная неустойчивость нарастает с увеличением размеров «червоточины». А мы пытаемся поддерживать определенные условия внутри «червоточины» и компенсировать флуктуации посредством подкачки экзотической материи-энергии. – Он снова свел вместе кулаки; на этот раз водя левым вдоль правого, он компенсировал эти движения, шевеля правым кулаком, и поэтому костяшки пальцев оставались прижатыми друг к другу.
