Норби (сборник) - Азимов Айзек (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Прогулка была долгой. По пути через парк Джефф показывал Рембрандту все свои любимые местечки, и к тому времени, когда они подошли к Дому Хиггинсов, островерхая крыша была озарена лучами заходящего солнца.
– Закат, – произнес Рембрандт, словно пробуя на вкус незнакомое слово. – Нет, Джефф, для этого явления нужно придумать более изысканное определение.
– Закат не всегда бывает красивым. Иногда идет снег или дождь, особенно зимой на Манхэттене.
– Окончание дня на поверхности планеты, сопровождаемое темнотой ночи, всегда прекрасно, как и сама жизнь.
– Жизнь слишком коротка, – пробормотал Джефф, с особой остротой ощутив, что тот энергичный молодой Мак, с которым он разговаривал, уже давно умер, а его прекрасная дочь превратилась в полубезумную старуху, пытавшуюся уничтожить робота, которого она считала своим врагом.
– Да, по сравнению с нами ваш век недолог. Однако жизнь всех биологических существ – лишь краткое мгновение в необъятной вселенной.
– Ты считаешь, что даже самая короткая жизнь может внести свой вклад в развитие вселенной?
– Да, Джефф Уэллс. Поэтому я и стал художником.
Дверь отворилась, и на пороге появился сияющий Гораций.
– Добро пожаловать в Дом Хиггинсов, сэр. Если вы не получите здесь вдохновения для своего фильма, то вы не получите его нигде больше. Прошу вас отойти в сторону: сейчас я продемонстрирую вам таланты нашей горгульи.
Джефф подтолкнул Рембрандта к двери, когда Гораций дернул за веревку. Из открытой пасти горгульи немедленно хлынул поток кроваво-красной воды.
– Я подкрасил воду, – с гордостью сообщил Гораций.
Джефф снова вывел Рембрандта наружу и указал на горгулью, злобно ухмылявшуюся в сгустившихся сумерках.
– Как ты думаешь, мог твой дед сделать и эту вещь? – прошептал он по-джемиански.
– Нет, – ответил Рембрандт. – Несомненно, это одна из скульптур Моисея Мак-Гилликадди, отражающая его своеобразное чувство юмора.
Они вошли в холл, и Рембрандт остановился перед каминной полкой.
– Да, это работа моего деда, – сказал он, разглядывая барельеф. – Думаю, он тоже повеселился на славу, когда работал.
– Ты хочешь сказать, что это устройство…
– Нет. Просто скульптура, работа над которой доставила ему удовольствие. Но в этом доме находится еще что-то… непонятное. Оно не создано моим дедом и вообще не имеет отношения к Другим. Что-то похожее на то ружье.
– Пожалуйста, – умоляющим тоном произнес Гораций. – Я знаю, что актеры приезжают к нам со всей Солнечной системы, но не могли бы вы говорить на Универсальном Земном языке? Так хочется послушать!
– У нас серьезный разговор, – сурово сказал Джефф. – Ты не должен никому рассказывать, кто мы такие и зачем мы пришли сюда.
– Но я и не собираюсь! Кроме того, мне не с кем разговаривать, кроме вас, мамы и Хеди. Кому я могу проболтаться?
– Джефф, иди сюда! – позвала Хеди с лестничной площадки. Она включила свет, и все увидели портрет Мерлины Минн.
– Хотя вид человеческого лица непривычен для нас, я понимаю, что это женщина исключительной красоты, – сказал Рембрандт. – Непонятно, почему портрет кажется мне чуждым, хотя лицо женщины явно человеческое.
– Чуждым? – Джефф вынул ружье из кармана. – Ты хочешь сказать, чуждым, как этот предмет? Что-то, не созданное ни людьми, ни Другими?
– Да, Джефф. Думаю, нам нужно уйти домой. Этот портрет может оказаться не менее опасным, чем ружье.
Джефф поднялся на лестничную площадку и пристально посмотрел на портрет, но Рембрандт остался в холле вместе с Горацием.
– Отсюда поверхность кажется гладкой, словно портрет покрыт прозрачной пленкой, – сообщил он. – Не понимаю, что ты имеешь в виду, Рембрандт.
– Портрет как портрет, – сказала Хеди. – Так выглядела моя мама, когда она была актрисой. Она сказала, что нашла портрет скатанным в рулон среди оборудования, которое дед Мак-Гилликадди привез со своего корабля. Поэтому она и решила, что он брал его с собой в свои путешествия.
– Скатанным в рулон? – переспросил Джефф.
– О, Джефф, как глупо с моей стороны! Ты спросил, где моя мама нашла ружье, и я ответила, что она упоминала какую-то трубку. Может быть, она имела в виду скатанную картину?
– Дурачки, – произнес хрипловатый голос Мерлины Минн. Она медленно спустилась по ступеням на лестничную площадку. – Эта картина хранилась в металлическом тубусе и сопровождала отца во всех его поездках. Как иначе он мог сохранить ее, когда его мерзкий робот шнырял повсюду? Робот хотел забрать портрет себе.
– Ружье и картина находились в тубусе? – спросил Джефф, показав ружье Мерлине.
– Да, они хранились вместе, – подтвердила старая женщина. Грива спутанных седых волос на голове делала ее похожей на ведьму.
– А где сейчас этот тубус? – спросил Джефф.
Мерлина едва заметно пожала плечами. Ее огромные глаза казались мертвыми на бледном лице.
– Там, где он был всегда: за моим портретом. Когда я привезла картину из мастерской, где ее вставили в раму, то увидела, что она будет висеть неровно из-за выступа в верхней части стены. Тогда я прикрепила тубус к низу рамы, чтобы уравновесить ее. Сними портрет, Хеди. Я хочу наконец избавиться от него!
– Но мама, он мне нравится, – робко возразил Гораций.
– Наверное, мы должны снять его, если маме от этого будет легче, – сказала Хеди. – Не волнуйся, Гораций. Вчера я сфотографировала портрет и могу подарить тебе отпечаток.
– Но я люблю портрет, а не фотографию!
– Да, Гораций, – с горечью произнесла Мерлина. – Все любят этот портрет больше, чем меня. Отец предпочитал его моему обществу. Хеди, сними портрет и передай его тому актеру, который стоит в холле. Пусть использует его, как реквизит для своего фильма. Это будет фильм ужасов, мистер актер?
– Еще не знаю, – отозвался Рембрандт.
Хеди осторожно сняла портрет и развернула его. К основанию рамы был прикреплен полый металлический цилиндр, в который вполне мог поместиться скатанный в трубку портрет. Хеди заглянула в тубус.
– Там пусто. И на самом цилиндре ничего не написано.
– Миссис Хиггинс… – начал Джефф.
– Меня зовут Мерлина Минн!
– Мисс Минн, вы помните, что еще находилось в тубусе, кроме портрета и ружья? Может быть, клочок бумаги или ткани с какими-то письменами?
– Да, – пренебрежительно ответила Мерлина. – Я выбросила его.
Джефф скрипнул зубами.
– Вы помните, что там было написано, или надпись была на иностранном языке?
– Разумеется, я все помню, молодой человек. Это был листок, вырванный из записной книжки моего отца. Он написал на нем несколько глупых слов.
– Мама, зачем ты выбросила этот листок? – воскликнула Хеди.
– А что такого? Я актриса. Я могу запомнить все, что угодно. Там было написано: «Вся разница в мыслях».
– И это все? – спрсоил Джефф.
– Да. В отличие от меня, отец к старости стал слабоват умом. Наверное, мне следовало простить его за то, что он ценил портрет больше, чем меня, но я не могу. Отдай портрет актеру.
Рембрандт подошел ближе, глядя на Мерлину Минн. Она посмотрела на него и вздрогнула.
– Вы вживаетесь в роль или всегда смотрите на людей с таким невыносимым состраданием? Перестаньте смотреть на меня так, словно вы хотите простить все мои грехи!
– Мисс Минн, только вы можете простить себя, – сказал Рембрандт. – Перестаньте жить с ненавистью в сердце.
– Мне нравится ненависть! Она поддерживает меня, заставляет чувствовать себя живой!
– Нет, – возразил Рембрандт. – Она убивает вас и омрачает жизнь тех, кого вы любите.
– Я никого не люблю.
– Это неправда, – голос Рембрандта звучал как раскаты грома. – Подумайте, мисс Минн. Подумайте о тех, кого вы любили, о тех, кто умер или еще жив.
– Подумай о нас, мама, – попросила Хеди. – Мы с Горацием любим тебя, даже если ты ненавидишь…
– Нет! «Вся разница в мыслях», а я заключена в клетке моих мыслей. Я Мерлина Минн – великая… несравненная…
