Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир (книги онлайн полные .txt) 📗
— Этих, — закричал Веня Малкин, также выбегая в зал, — этих взять!
Он прихрамывал и держался за бедро. Между пальцами текла кровь. За ним бежал его соратник с гитарой и волок шест. Голова императора билась о пол, она сорвалась и покатилась под соединенные по дюжине стулья с пластиковыми сиденьями, на которых положено сидеть ожидающим поезда.
— Хватайте же их!
Подраться с ними, попытаться сбежать? Куда — к ветеранам, которые, видимо, наступали со стороны платформы?
Один из разбойников ткнул меня в спину концом сабли.
— Больно же! — крикнул Егор, которому тоже досталось.
— Голову не забудьте! — приказал Веня, но за головой никто не полез.
Мы выскочили на пустую площадь и через нее побежали к реке.
— Может, рванем в сторону? — спросил я Егора.
— Конечно! — Егор откликнулся сразу, но в этот момент нас догнало облако желтого дыма, которое быстро скатывалось по площади от вокзала. Облако было зловещим на вид, и я понимал, что если оно настигнет меня, то случится что-то страшное.
Перед облаком бежали не только разбойники и хромающий Веня, но я увидел, как из него выскочил и побежал, прибавляя скорость, сам Кюхельбекер и еще какие-то незнакомые мне люди. Странным было то, что по мере приближения к реке число людей, которых облако гнало перед собой, все увеличивалось.
Может, нас кто-то пугает? Или это природное явление, в нашем мире незнакомое?
Хорош исследователь, думал я, хотя совершенно непонятно, как я успевал думать на таком бегу. Хорош исследователь, представитель передовой российской науки, без единого фиксирующего прибора, бегает по неизведанному миру, совершенно не представляя, что с ним случится в следующую минуту и вообще что он намерен делать дальше.
Желтое облако выдыхалось. Как будто оно было языком киселя, вылившегося из опрокинутой чашки, и по мере приближения к краю стола язык его становился тоньше и уже.
Мы с Егором бежали быстрее многих, и к берегу реки оторвались от желтой напасти настолько, что могли остановиться и осмотреться.
К реке вели ступеньки, вровень с водой лежали доски причала — здесь должны были останавливаться речные трамвайчики.
Вместо трамвайчиков к берегу были причалены четыре прогулочные лодки, из ассортимента, который можно найти на прудах в Парке культуры. У лодок стояли, встревоженно глядя наверх, двое часовых.
— Давай, давай! — крикнул бандит у лодки. — Где добыча?
— Будет! — откликнулся один из его товарищей. — Отвязывай. Рвем когти.
Желтое облако одолело большую часть площади, и башня Киевского вокзала поднималась из него, как маяк из утреннего тумана на полотне Тернера. Веня и его команда успели убежать от облака и тоже притормозили у парапета. Хуже было тем, кто остался во втором эшелоне. Я вдруг понял, что газ этот плохо действует на людей. Некоторые из них тащились из последних сил, и желтое облако вновь их нагоняло. Ближе других к нам оказался министр Кюхельбекер. Он уже не бежал, а еле тащился… Ворот душил его, и он рванул его, стараясь выдернуть черный галстук. Желтый газ дотронулся до его ног, хоть и полз уже еле-еле.
— Гарик, это опасно! — крикнул мне Егор.
Но я уже бежал навстречу Кюхельбекеру. Я подхватил его — министр оказался тяжелым и вялым. Мне бы не дотащить его до реки, если бы Егор не поспел на помощь. Кюхельбекер закрыл глаза, он тяжело и часто дышал.
— Оставь его, — крикнул от лодки Веня. — Ты сбрендил, что ли? Он же отравленный. Сам погоришь!
Мы уже спускались вниз к лодкам, ноги Кюхельбекера бессильно волочились по ступенькам.
— Да брось ты его! — кричал Веня.
Первая из лодок уже отчалила.
Мы влезли в лодку и втащили за собой Кюхельбекера.
Кроме нас, в той лодке оказался лишь бородатенький с гитарой и еще один бандит, в бедуинском халате. Они ни в чем не участвовали. Я сел за весла. Егор — за руль.
Мы стали грести к противоположному берегу, следуя за первой из лодок, в которой сидел Веня.
Желтое облако скатывалось по ступенькам к воде, переваливалось через парапет и падало к воде тонким прозрачным слоем, как утренний туман.
— Что это? — спросил я у бородатенького с гитарой.
— Газ, — сказал тот, — я не знаю названия.
— Откуда он взялся?
— Ветераны. Я Веню предупреждал, но вы же знаете, он никого не слушает. Он совершенно пассионарный.
— Какой? — спросил я.
— Пассионарный. Неужели вы еще не читали последних трудов Льва Гумилева? Он дает понятие пассионарной нации, пассионарного этноса.
— А вы откуда знаете Гумилева? — спросил я.
— Я и Окуджаву знаю, — ответил тот.
Кюхельбекер тяжко застонал.
— Прости, я отвлеку вас на минуту, — сказал я, — но Кюхельбекер не умрет?
— Я думаю, что никто не умрет. То есть умрут все, но смерть будет временной.
Гитарист рассуждал размеренно, он хотел, чтобы его понимали. Он не лгал и не видел в этом нужды. У него были светлые глаза в черных ресницах. Маленький рот, убегающий подбородок, а бородка росла так жидко и клочковато, что подбородка не закрывала.
— Временной?
— Временной, но мучительной, — сказал гитарист, — умирать всегда тяжело. Я умирал. Это очень страшно. Но убить нас трудно. Если не сделать чего-то решительного — не сжечь, не разрубить на части, — то мы оживаем. Я уже видел такие удивительные случаи, за которые «Московский комсомолец» отвалил бы колоссальные деньги.
Мы двигались медленно — Москва-река небыстрая из-за плотин и шлюзов. К счастью, мы двигались по течению.
— Где Люся? — спросил Егор.
«Карфаген, — подумал я, — должен быть разрушен».
— Вы совсем недавно здесь? — спросил гитарист.
— Разумеется.
— Когда Вениамин прибыл сюда, мы его встречали, ждали — у него есть поклонники. Небольшая, но дружная группа. Моя группа. А может быть, вы знаете, что Малкин прибыл вместе с Люси? Это сложная и романтическая история.
— Я знаю, — перебил его Егор.
— Я могу и не рассказывать, — сказал гитарист.
— Рассказывайте, пожалуйста, — попросил я. — Мой друг был знаком с Люсей там, у нас… Он за нее переживает.
— Нормально с ней, — сказал бандит в халате.
Он сидел на носу лодки, свесив ноги, и мешал мне смотреть, когда я оборачивался, чтобы понять, не врежемся ли мы в берег. На Егора у руля было мало надежды.
— Мы его встречали. Но у нас, как вы знаете, основной контингент очень пожилой, даже старый, люди другого воспитания, других жизненных привязанностей. Вы не представляете, они даже песни Высоцкого воспринимают как вызов или не воспринимают вовсе.
— Вы в каком году сюда попали?
— В семьдесят третьем. Меня как раз вышибли из института…
— Простите, — попросил Егор. — Вы расскажите, пожалуйста, что здесь произошло за последний месяц. Мне очень важно знать.
— Как вас зовут? — спросил я гитариста, пока он жевал губами, то ли размышляя, с чего начать, то ли соображая, стоит ли рассказывать. — А то трудно разговаривать, не зная, как обращаться друг к другу.
Это была маленькая деталь из наших психологических орудий — Калерия гоняла нас на семинары. Кроме меня, никто не ходил.
— Григорий Михайлович, — сказал тот. — Григорий Синявский, фамилия как у спортивного комментатора. Вы не помните?
— Я поздно родился, — признался я.
— Григорий Михайлович, — Егор подхватил знамя из моих рук, — рассказывайте, чего же вы!
— Я не уверен, что могу сказать о месяце — я давно потерял чувство времени.
— Мы знаем, — сказал Егор. — Месяц назад Люсю утащил сюда Малкин.
— Я вас не понял, — сказал Григорий Михайлович. — Как так он мог ее сюда утащить?
— Это долгая история, — вмешался я. — Если можно, мы вам расскажем ее за чашкой чаю, в соответствующей обстановке. Но Егор выразился совершенно точно. Малкин украл девушку. Для императора. И приехал на Киевский вокзал. Это была его плата за право здесь жить.
— Вы рассказываете какие-то сказки, — возразил Григорий Михайлович. — Я бы знал. Веня ничего от меня не скрывает.
