Тумак Фортуны или Услуга за услугу - Михайлов Сергей (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
— Ладно, давай, — буркнул я, пряча купюру в карман. — А не боишься, что спущу твой чирик-то?
Григорич оскалился.
— Не-е, не боюсь. Ты теперь мужик надежный, на пропой не потратишь.
— Ну как знаешь…
Григорич отвалил, а меня вдруг досада взяла несусветная. Ну что за житуха, а? вроде как евнухом себя ощущаешь: сунули как бы в самый что ни на есть гарем — и оставили. Все равно, мол, от тебя проку как от козла молока, так что сиди, импотент, и охраняй наших баб.
В смысле, бабки.
Григорич оказался не единственным, кто подвалил ко мне в этот день со своею заначкой. Еще корешей пять сдали мне на хранение кровно заработанные, утаенные от семьи деньжата: кто чирик, кто два, а кто и полтинник приволок. Я на все махнул рукой и безропотно брал их трудовые, не учтенные женами, сбережения. Пущай, думаю, несут, мне что, жалко, что ли? Последним вразвалочку подкатил Вовка-прессовщик и принялся подле меня смущенно сопеть и переминаться с ноги на ногу.
— Ну чего мнешься, как сирота казанская? — говорю я ему. — Давай, что ли, бабки, схороню.
Он вынул чирик, но расставаться с ним не спешил.
— Понимаешь, Василь Петрович… — начал он, — тут такое дело…
— Выкладывай, не томи, — напер я на него.
— Словом, — решился он наконец, — сховай этот чирик, но мне не отдавай, до Восьмого марта. Даже если умолять тебя буду, на коленях — так ты ни-ни. Понял? Все одно пропью. А, Вась, сделаешь? Попридержишь у себя десятку?
— Отчего ж не сделать — сделаю, — пожал я плечами. — Только не въеду я что-то. Не один ли хрен, когда ее пропить — сейчас или через пару недель? Так и так на пропой пойдет.
Вовка отчего-то густо покраснел.
— Тут, понимаешь, такое дело… жене это, на подарок, к празднику. Хочется ей что-нибудь сделать… хорошее. А то ведь у меня не задержится, спущу.
Я кивнул.
— Заметано, Вовка. Даже если снова запью, твой чирик беречь буду, как зеницу ока. Зуб даю.
— Спасибо тебе, Василь Петрович.
Он отвалил. А я подумал: душевный-то, оказывается, парень этот Вовец-огурец. Смотри-ка, жене на подарок решил деньжат прикопить, в ущерб своему нутру! Это ж прямо-таки феномен какой-то.
В таких вот заботах и пролетел этот день. А за ним еще несколько, таких же муторно-трезвых, буднично-серых деньков, будь они все трижды неладны! Не успел оглянуться, как подошел к концу и февраль. А на пороге уже стояла весна.
Глава четырнадцатая
Где-то в первых числах марта приключился со мной один курьез. Со смеху помереть можно, да и только!
Словом, приперся я как-то на работу — и вижу такую картину. Весь наш народец цеховой сидьмя сидит вокруг Коляна-бригадира и галдит почем зря. Чем-то мои кореша сильно были взбудоражены, это я сразу понял: мат стоял такой, что даже у меня — у меня! — уши вяли. Чувствую, стряслось что-то из ряда вон выходящее.
Подкатываю поближе. И выясняю: бастует, оказывается, наш цех, бастует в полном составе, по случаю невыплаты зарплаты. Вчера был как раз тот самый святой день, ради которого пашет наш брат трудяга-работяга, и день этот был, ясное дело, днем зарплаты. Но зарплаты нам вчера не дали. Сказали, что дадут завтра, то есть уже сегодня, однако и сегодня, как выяснилось, нас ожидал полный облом. Нету, говорят, денег, и все тут. А когда будут, никто не знает. Вот братва и забастовала. Баста, говорят, не будем пахать задарма, кончилась, мол, эпоха партократов и тоталитаризма. Даешь демократию! — и никаких гвоздей.
Самое смешное, что подбил на это дело ребят не кто иной, как наш бригадир. Вот так дела! — думаю, — геройский мужик, оказывается, наш Колян. Свой в доску, словом.
(Да-а… смешно… смешно и грустно сейчас вспоминать, как кипел тогда, в начале девяносто четвертого, наш разум возмущенный — и из-за чего? из-за каких-то двух дней задержки зарплаты! Два дня, ха! это ж курам на смех! Сейчас, пять лет спустя, трудяги наши годами кровных своих заработанных не видят — и ничего, копошатся, концы с концами кое-как сводят, с голоду пока еще не пухнут, да еще касками асфальт вокруг Белого дома молотить силенок хватает! Феноменален все-таки наш русский мужик, феноменален и уникален. Просто диву порой даешься, да на какие же шиши, черт возьми, месяцами, а то и годами живет он без зарплаты-то, а?! Тут на два дня задержали, и то волком выть начинаешь — а эти… нет, в башке не укладывается. Ну хоть тресни!.. Впрочем, все это дело далекого будущего, до которого еще дожить надо; вот только доживу ли, вопрос…) Подсаживаюсь я, стало быть, к нашим-то, в знак солидарности и братского единства, а Колян, заприметив мою персону, похлопал меня по плечу и тут же включил в список участников акции протеста. Я, понятное дело, возражать не стал, потому как полностью разделял праведное негодование моих корешей по несчастью.
— За что боролись, мужики!! — благим матом, брызжа слюной, орал Вовка. — За то ли, спрашиваю, чтобы с нами как с последним дерьмом обращались, а? Не позволим!
— Верно гутаришь, Вовец! — поддакнул кто-то. — Не позволим, чтоб, значит, мордой да об стол. Морда, чай, не казенная.
Тут поднялся Колян.
— Рад, мужики, что вы поддержали мои справедливые требования. Негоже нам, гегемонам, в прислужниках у обожравшихся казнокрадов быть. Нам чужого, мужики, не надо, но и своих цепей мы не отдадим, потому как ничего, кроме цепей, терять нам нечего. В переходную эпоху постперестройки, глобальной демократизации различных сторон жизни общества и нарождающихся ростков всех степеней свободы мы все как один, плечом к плечу, встанем на защиту наших демократических завоеваний! Встанем, мужики?
— Вста-анем!! — рявкнули мужики дружно. — Пущай деньги наши вертают!
А потом Коляна понесло, и он в конце концов увяз в каких-то историко-философских дебрях. Уши у наших мужиков быстро начали вянуть. Воодушевление их как-то разом иссякло, праведный гнев заметно поутих, а желание поотшибать кое-кому носы и проредить зубы сошло на нет. Вскоре всеобщий воинственный галдеж принял характер обычного житейского трепа. Вот тут-то и произошло событие, которое… но нет, забегать вперед не буду.
Был в нашем цеху паренек один, Витюха, год как ПТУ закончил. Так себе парень, ни рыба ни мясо, тюфяк тюфяком, к работе особого рвения не имел, а все больше по бабам шастал да водочкой баловался. Незаметный был такой, умишком не отличался, все где-то на третьих ролях мелькал — тихоня, словом. Но в тот день что-то такое вдруг случилось, и Витюха наш оказался в центре внимания. Как это произошло, я уже сейчас и не помню. Слышу только, как наш пэтэушник какую-то байку рассказывает, а мужики цеховые сидят и, раззявив рты, слушают. Интерес меня разобрал, что же это, думаю, за лапшу Витька мужикам нашим вешает, вот я уши-то и растопырил.
— Вот я и говорю: чудной, блин, какой-то сон, — гундосил Витюха, — мне как-то раньше такое не снилось. Все больше про баб, блин, да про выпивку, а тут… Иду я, стало быть, по какому-то песку, а песку много, как на пляже, только воды нигде, блин, не видать, куда не глянь — кругом песок да песок, один только песок и пить страсть как охота. Солнце палит, духотища, как в котельной, от песка жар прет.
— Пустыня, что ль? — ввернул Вовка.
— Какая, блин, пустыня! Говорю тебе: песок… Иду я, значит, ноги в песке застревают, а тут мужик ко мне какой-то бородатый подваливает. Спасти тебя, говорит, хочу, пойдем, блин, со мной. Ну, я и поперся. Идем мы, идем, гляжу — а нас уже рыл десять набралось, а то и все пятнадцать. Райскую жизнь обещаю, твердит бородатый, всем, кто со мной пойдет. И вроде как какие-то бумажки нам раздает, а что за бумажки, никак, блин, не разгляжу. А тут песок кончается, и оказываемся мы все на берегу какого-то пруда. Народу тут тьма тьмущая, и все к этому бородатому лезут, все, блин, хотят от него чего-то. Он руки вверх поднял и орет, что, мол, болит у него душа глядеть на болезни да нищету ихнюю и что для того, блин, и пришел он сюда, чтобы дать им… вот только чего дать, я так и не разобрал. То ли вечность какую-то, то ли светлое будущее, то ли еще хренотень какую… Словом, тянут они к нему ручонки, а он им все те же бумажки, блин, сует и учит, как дальше жить. Потом народ как-то вмиг рассосался, и осталось нас совсем ничего — так, с дюжину, может, и наберется. Бородатый сделал нам знак, и мы двинулись дальше, вдоль озера к какому-то дому. А из дома, блин, снова люди понабежали, на этот раз с тесаками да ножами, чем-то с ментами схожие. Ну, думаю, каюк нам, у этих явно недоброе на уме. Подлетают они к бородачу, руки ему, блин, заломили, права зачитали и в «воронок» кинули, как какой-то мешок с дерьмом. А нас, тех, что остались, пинками, блин, разогнали и пообещали зубы повышибать, ежели мы еще хоть раз здесь нарисуемся. А потом, мужики, муть какая-то пошла у меня в башке, помню все как-то урывками. Вроде как судят того бородатого, и вроде как, блин, за воровство, вот только что украл он, просечь никак не могу. Мужичка-то, видать, засудили, потому как замечаю, ведут его уже вешать, а с ним еще, блин, двух ворюг. Я-то в сторонке держусь, а то, думаю, и меня еще загребут, как сообщника. Народ валом валит, поглазеть на процедуру: любопытно ж все-таки, блин, как человека вешать станут. Поначалу-то народ бородатого отбить у ментов пытался, а потом наоборот, камнями в него пулять начал. Морду ему, блин, всю в кровь разбили. Потом три креста могильных на холмике по ходу дела обозначились… кладбище, что ли?.. не понял я тогда ничего, туман какой-то, блин, в башке заклубился. Кажись, к крестам этим и повели того бородача, только концовку, блин, я не доглядел, мать меня разбудила, на работу, говорит, пора, хватит, блин, дрыхнуть.
