Остров «Его величества». И ведро обыкновенной воды...(Фантастический роман-памфлет и повесть) - Максимов Захар
— Полагаю, что на остальных точках картина та же самая? Всех бандитов разнесли в клочья вместе с их базами? И наших тоже постреляли, кого могли? Много вам за это заплатили, Шнайдер? — сорвался Ганев, увидев, как четверо полицейских выносят из дома труп Ван Гроота.
— Вы мне ответите за эти инсинуации, инспектор Ганев! — обрадованно взвился Шнайдер. — Мы еще разберемся, чем занимаются красные в международной организации СОБН. Я придам делу официальный ход! — И тут же сменил тон. Он был хитрый и тертый калач, этот Шнайдер. — Ну, ну, не надо горячиться, инспектор. Я понимаю ваши чувства, я и сам не меньше вашего расстроен недоразумением и спешу выразить соболезнование по поводу гибели вашего товарища. Случайной и нелепой гибели.
День спустя Стоян Ганев поинтересовался, когда можно будет получить доступ к останкам гангстеров и к вещественным доказательствам, захваченным во время операции. В полиции ему ответили, что останки погибших уже преданы кремации, а вещественных доказательств захвачено не было, поскольку их разнесли в пух и прах ракеты и гранаты.
Но Шнайдер не знал, что на руках у Ганева осталась козырная карта. В тот день, когда полиция обрушилась и на явки бандитов, и на посты СОБН, сотрудники Ганева, дежурившие в аэропорту, получив сигнал о нападении на их товарищей, сообразили, в чем дело, и успели арестовать одну подозрительную тройку, только что прилетевшую в Нюрнберг из Танжера. Это, разумеется, шло вразрез с уставом СОБН и с законами страны пребывания, но ничего иного работникам международной полиции не оставалось.
Всех троих доставили спецсамолетом на базу СОБН в Лондоне, куда и прилетел Ганев.
Стоян сидел за столом, ожидая, пока к нему доставят одного из арестованных, и перебирал лежащие перед ним справки и перфокарты. Он хорошо подготовился к допросу, хотя из-за этого не спал всю ночь. Ах, как сейчас ему недоставало Финчли! Но от старшего инспектора по-прежнему не было никаких вестей.
— Можно? — приоткрыл дверь дежурный. — Привели.
— Да, заходите, пожалуйста, — ответил Ганев и включил видеомагнитофон.
Арестованный сидел напротив него, дежурный пристроился в углу.
— Итак, — начал Ганев, но арестованный хладнокровно перебил его:
— На каком основании меня и моих спутников задержали словно каких-то карманников? Я — сотрудник южноамериканского филиала фирмы «Ромерсон», нахожусь в служебной командировке вместе со своими подчиненными. Вы ответите за чинимый произвол! Я требую немедленно дать мне возможность связаться с моим адвокатом, после чего буду незамедлительно настаивать на нашем освобождении и наказании тех, кто посмел поднять руку на частных граждан! Вы — международная полиция ООН или международное гестапо? Мировое сообщество не потерпит подобного издевательства…
Ганев поднял руку, прося своего собеседника помолчать, затем развернул перед ним досье.
— Ваши документы сделаны превосходно, — спокойно проговорил он. — Абсолютно уверен, фирма «Ромерсон» подтвердит, что вы действительно ее сотрудник, если мы ее об этом запросим. Но вы проявили крайнюю неосторожность, считая, что нам ничего не известно об этой фирме. И слишком понадеялись на свою легенду. Вы известны как Колин Холбрук, гражданин США, занимающий важный административный пост в южноамериканском филиале британской фирмы «Ромерсон». Но вы же занимаете важный административный пост и в международной организации торговцев наркотиками. Это нам тоже известно. Вот, ознакомьтесь. — И Ганев показал на раскрытое досье. — Вы наследили и в Таиланде, и в Бирме, и в Италии, правительство которой разыскивает вас по обвинению в уголовных преступлениях и преднамеренном убийстве.
— Это всё не доказательства, — так же хладнокровно ответил арестованный. — Суд присяжных — это вам не народный суд в вашей Восточной Европе, инспектор Ганев.
— Вы меня знаете? — искренне удивился болгарин.
— Еще бы! Не удивляйтесь, что я так откровенен. Ваших данных достаточно лишь для того, чтобы вам самим быть уверенным в моей истинной сущности, но для суда недостаточно даже той видеопленки, на которой записывается наш разговор. Я всегда могу заявить, что вы меня принуждали и воздействовали на меня наркотиками.
— Ну-ну, не учите меня. Достаточно прожил в Западной Европе, — не удержался Ганев. — Удивляюсь я лишь тому, что вас не смущает моя откровенность по поводу информации, имеющейся у нас о фирме «Ромерсон». Это ведь одна из тщательно охраняемых тайн вашей организации. С чего бы мне проговариваться?
— Действительно, с чего бы? — засмеялся Холбрук.
— А с того, что суда над вами не будет. Вы абсолютно правы — нет у нас достаточного материала, чтобы добиться обвинительного приговора. И арестовали мы вас незаконно, за что я смиренно прошу прощения. — Холбрук поднял голову. — Выпустим мы вас, Холбрук.
Арестованный молчал.
— Вы можете даже подать на нас в суд за незаконный арест, а?
— Что у вас на руках? — выдавил наконец Холбрук.
— Вот это уже другой разговор, — хмыкнул Ганев. — Уважаю деловых людей.
Его душило отвращение, но он сдерживал себя: с такими типами можно говорить только их собственным языком, иного они просто не понимают. А Холбрук почувствовал, что ему будет худо.
— Убийство, совершенное вами в Италии, шло вразрез с инструкциями, которые вы получили от вашей организации. Вы убрали человека, который должен был передать вам крупную сумму, вырученную от продажи картин, похищенных в национальном музее. Обвинили его в том, что он деньги эти присвоил. А на самом-то деле деньги у вас. И вы прикончили его, заметая следы.
Для суда над вами доказательств у нас не хватит. А если и хватит, ваши адвокаты смогут растянуть дело на много лет. Но наших данных вполне достаточно для ваших же собственных хозяев. И у нас есть возможности их с этими доказательствами ознакомить. Прекрасно, я приношу свои извинения и выпускаю вас. Но вы даже не успеете подать на меня в суд, так как вас убьют свои же. Итак, будете говорить?
И Холбрук начал говорить. После того как с его показаниями ознакомили второго «конвоира», развязался язык и у того. Молчал только «подконвойный».
Но самую большую загадку этот «подконвойный» задал Ганеву четыре дня спустя после своего ареста, неожиданно скончавшись. Экспертиза установила, что он был отравлен за… десять дней до ареста очень медленно действующим ядом. Вывод напрашивался сам собой: он должен был выполнить задание и умереть.
«Но какое задание? Чье? Что вообще, черт побери, происходит?» — спрашивал сам себя Ганев, теряясь в догадках.
Холбрук охотно выкладывал все, что знал о торговле наркотиками, но замолкал как рыба, стоило только Ганеву завести речь о том, что же привело его в Нюрнберг и кто такой «подконвойный».
— Это страшная тайна, господин Ганев, — бормотал тот. — Я расскажу, я все расскажу, но сперва отправьте меня в Нью-Йорк. Я знаю, там есть специальная федеральная тюрьма с особым режимом безопасности, которой пользуется и СОБН. Только там меня не достанут. А здесь… Боюсь, господин Ганев, боюсь… Я и так уже наговорил вам много. Но это все пустяки по сравнению с тем, что вы от меня добиваетесь… Я буду говорить только там…
От страха Холбрук был не вполне в себе.
Второй же бандит — его напарник — просто ничего не знал. Ему лишь было приказано сопровождать Холбрука и «подконвойного» и не задавать вопросов.
Делать нечего, решил Ганев, надо ехать в Нью-Йорк. Тем более что оттуда поступили данные, еще больше запутывающие и без того туманную картину. Косвенным путем были установлены личности троих людей, арестованных при разгроме нацистской типографии и убитых снарядом из базуки в той стране, где исчез почти две недели назад Джеральд Финчли. Все трое оказались «пушерами», проходившими в прошлом по делам СОБН.
«Круг замкнулся? — еще и еще раз возвращался к одной и той же мысли Ганев. — Но что это был за круг? И какие еще круги идут от него? Нет, надо срочно этапировать заключенных в Нью-Йорк и лететь туда вместе с ними».
