Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк (книги онлайн полные .TXT) 📗
Мануэль откинулся назад, пытаясь как-то собрать разбегающиеся мысли и ответить своему недоброжелательному спасителю. Боль мешала сосредоточиться. К тому же Алонсо как-то странно и не очень скромно бросал взгляды на его шею, где висел медальон, что смущало и не способствовало доверительности.
- Или, быть может, вы хотите сказать, что двое христиан, как, к примеру, вы и я, обязаны быть единомышленниками по любому вопросу?
Мануэль молчал, не совсем понимая, к чему клонит Алонсо. Между тем речи собеседника приняли уже откровенно опасный характер:
- Как показывает история, когда двое христиан думают по-разному, один из них силой оружия доказывает другому, что тот впал в ересь. Как вы считаете, благородный идальго из Саламанки, если двое в чем-то не согласны друг с другом, это всегда и непременно означает, что один из них настоящий католик, а другой - еретик?
Если бы Алонсо не спас его от смерти, Мануэль не спустил бы ему этой дерзости.
Собрав всю терпимость, на которую он был способен, "благородный идальго из Саламанки" медленно произнес:
- Вам может не нравиться то обстоятельство, - Мануэль старался не морщиться из-за непрекращающейся пытки в затылке, - что я намерен присоединиться к армии, штурмующей Гранаду. Но я вашего мнения на этот счет не спрашивал. Однако, будучи вашим должником, я обещаю, что, когда войска Кастилии и Арагона войдут в Гранаду, я буду особенно внимательно следить за тем, чтобы солдаты не занимались мародерством и не совершали насилия по отношению к горожанам, которые не окажут нам сопротивления. Кроме того, я лично прослежу за тем, чтобы с вашим дедом ничего дурного не случилось. Это то немногое, что я могу сделать, чтобы отблагодарить вас. Попрошу вас только перед моим отъездом из дома гостеприимного сеньора Гарделя объяснить мне, как найти вашего деда в Гранаде. А сейчас простите меня, эта длинная речь очень меня утомила. Благодарю вас за то, что зашли.
Алонсо, изумленно слушавший его, ничего не ответил. На мгновение задержавшись взглядом на цепочке с медальоном на шее у лежащего идальго, он покинул комнату своей неслышной походкой.
Спустя еще один день боль поутихла, и Мануэль начал ненадолго покидать комнату и осторожно ходить по дому. Один раз даже вышел в патио. Любуясь невысоким лимонным деревом, покрытым изящными белыми цветами, он неожиданно вспомнил, что часть средств хранились не у него, а у Пепе. Тут же пришло простое решение: писать матушке письмо с просьбой прислать денег следовало лишь в том случае, если не удастся найти Пепе ни здесь, в Кордове, ни в осадном лагере, или если окажется, что оруженосцу не удалось сберечь вверенные ему дублоны.
Раз в день приходил падре Нуньес, осматривал рану и синяки на туловище. По словам лекаря, до полного выздоровления ни о каком отъезде не могло быть и речи. Мануэль слушал, благодарил, соглашался, но для себя решил, что отправится в путь, как только пройдут приступы слабости и головокружения. Дожидаться полного заживления раны было ни к чему. А если бы он получил эту рану на поле боя? Интересно посмотреть на армию, чьи воины после каждого ранения удостоиваются многонедельного отпуска в домах гостеприимных морисков...
Мать Алонсо, Сеферина, оказалась маленькой изящной женщиной с высокой шеей и узким лицом - немного необычным, но миловидным. Двигалась она так же бесшумно, как и ее сын. За столом Сеферина обычно молчала, однако лицо ее светилось умом и пониманием. Казалось, ей ведома какая-то удивительная тайна.
Гардели очень часто мылись. Огромную бадью с горячей водой и ароматными благовониями каждый день втаскивали и в комнату Мануэля. Вскоре он обнаружил, что ежедневные омовения - весьма приятное занятие, да и самочувствие после них заметно улучшалось. Обратив внимание на то, что обитатели дома моют руки перед каждой трапезой, он стал следовать их примеру. Словоохотливый Энрике объяснил, что такая чистоплотность чрезвычайно распространена среди мусульман и иудеев, и даже те из них, что перешли в христианство, продолжают придерживаться этих привычек.
Мануэлю пришло в голову, что доносчик Фабио мог даже не наблюдать за дымоходом аптекаря, обидевшего его тем, что человечество еще не изобрело средства от бородавок. Ему вполне достаточно было указать инквизиции на то, что Толедано регулярно моет руки перед едой, а также перед изготовлением лекарственных снадобий.
"Теперь, когда я привык, благодаря новым друзьям, хранить в чистоте свое тело, меня и самого можно обвинить в тайном следовании нехристианским вероучениям", - думал молодой идальго, сидя на своей любимой скамейке во внутреннем дворике перед цветущим лимоном. И вдруг заметил, что справа от него стоит Алонсо. Как обычно, Мануэль не слышал, как тот вошел в патио.
- Как ваша голова? - тихо спросил Алонсо.
- Благодарю вас, значительно лучше.
Плотные листья мирта и лимона постепенно становились еще темнее, чем обычно, обволакиваемые наступающим вечером. Алонсо стоял в лунном свете и молчал.
- Я принимаю ваше предложение защитить в случае опасности моего деда, - произнес он наконец. И после долгой паузы вдруг добавил:
- В такие тихие и лунные вечера на память приходят сказки Шехерезады.
- Шехерезады? - непонимающе переспросил Мануэль.
Алонсо присел на край скамьи.
- Вы говорили о своей матушке, ни разу не упомянув отца, - молвил он.
- Мой отец погиб.
- А мой - умер от болезни.
- Я единственный сын у своей матери, - признался Мануэль неожиданно для самого себя.
- Я у своей - тоже.
Некоторое время помолчали, дав соловью возможность довести руладу до конца.
- Кто такая Шехерезада? - спросил Мануэль.
- Она была женой халифа. Каждую из предыдущих жен он казнил после первой же брачной ночи. Но не Шехерезаду, потому что она по ночам рассказывала ему разные истории, всегда обрывая их на самом интересном месте. Халифу хотелось узнать продолжение, и поэтому жена оставалась жива.
- Хм, интересно. И о чем же были эти истории?
- О самом разном. В них было много чудесного. Это истории о мореходах, купцах, иногда о рыцарях, о прекрасных девушках, о превращениях, о волшебных предметах, о пещерах с сокровищами, о всемогущих духах, исполняющих желания людей, которые случайно получают над ними власть.
- Вы сказали "о мореходах, купцах, иногда о рыцарях". А наши истории всегда рассказывают только о рыцарях. Не могу представить себе романса или баллады о купце, - сказав это, Мануэль с опозданием сообразил, что его слова могут быть обидны для собеседника. Ведь Алонсо и был купцом. В Гранаде он торговал книгами, здесь - тканями и одеждой.
Мануэль никак не мог сообразить, как бы смягчить впечатление от своих необдуманных слов, но тут заговорил Алонсо, и в его голосе не было никакой обиды.
- Я понимаю, что вам, вероятно, с детства внушали, насколько важно так называемое благородное происхождение.
- О нет, напротив! - горячо возразил Мануэль. - Отец всегда учил меня, что в людях следует ценить верность и благородство характера, а не происхождение.
- И все же торговцы не могут быть для вас героями волшебной истории, не так ли? А слышали ли вы что-нибудь о Николо, Маттео и Марко Поло?
- Имя Марко Поло звучит знакомо. Об остальных не слышал.
- Остальные - это его отец и дядя. Все трое были купцами из Венеции. В поисках новых торговых путей они добирались до самых краев земли. Благодаря их запискам, мы знаем о землях Великого Хана, о Бухаре, о Катае.
- Да, это в высшей степени храбрые и достойные люди, - поспешил согласиться Мануэль, но Алонсо не унимался:
- Они не только добирались до отдаленных стран, но и изучали обычаи и уклад жизни чужестранцев. Будь же на их месте дворяне, рыцари, они смогли бы добраться так далеко только в результате войны, уничтожая, а не изучая, покоряя, а не налаживая связи. И, тем не менее, вы, скорее всего, считаете торговлю низким занятием, разве нет?
Мануэлю не хотелось отвечать на этот вопрос. Он действительно так считал.
