Октябрьская страна - Брэдбери Рэй Дуглас (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
Гарви хитрел прямо на глазах. Ты на вершине успеха, говорило ему внутреннее "я". Оставайся на вершине! Радуй свою аудиторию! Завтра... завтра поставь им пластинки "Двух Черных Ворон"! И осторожнее, осторожнее! Вот, скажем, Бонни Бейкер... да, вот именно! Они вздрогнут, не в силах поверить, что тебе и вправду нравится, как она поет. Ну а Гай Ломбарде? Верно, самое то!
Ты символизируешь серую, безликую толпу, не отставало Джорджево подсознание. Они приходят сюда, чтобы изучить ужасающую пошлость воображаемого Человека Толпы - которого они якобы ненавидят. Однако колодец со змеями их завораживает.
- Они тебя любят, - сказала Джорджу Гарви жена, угадавшая ход его мыслей.
- Несколько устрашающей любовью, - печально улыбнулся Гарви. - Я ночами не сплю - все пытаюсь понять, зачем они сюда приходят. Сам у себя я не вызываю ничего, кроме тоски и неприязни. Глупый, уныло-болтливый человечек. Ни одной свежей мысли в голове. И теперь выяснилось: мне нравится быть в обществе. Собственно говоря, мне всегда хотелось быть компанейским, только вот возможности не представлялось. Последние месяцы стали для меня сплошным праздником. Их интерес угасает. А я хочу сохранить его навсегда. Что же мне делать?
Услужливое подсознание снабдило его списком необходимых приобретений.
Пиво. Тупо до крайности, свидетельствует об отсутствии воображения.
Претцели [Сухое солоноватое печенье]. Восхитительная старомодность.
Навестить маму. Прихватить картину Максфилда Парриша [Максфилд Парриш (1870-1966) - американский художник и иллюстратор] - ту, выцветшую, засиженную мухами. Произнести о ней речь.
К декабрю мистера Гарви объял полный, безысходный ужас.
Члены "Странного септета" уже свыклись с Милтоном Берлем и Гаем Ломбарде. Мало-помалу они сами убедили себя, что в действительности Берль слишком тонок для американской публики, а Ломбарде опередил свое время на добрые двадцать лет - просто так уж выходит, что пошлые люди любят его совсем не за то, по своим пошлым причинам.
Империя Гарви сотрясалась, готовая рухнуть.
Неожиданно оказалось, что он - вполне заурядный человек, не отклоняющийся от принятых в обществе вкусов, а едва за ними поспевающий - авангардисты с восторгом вцепились в Нору Баэз, в Никербокер-квартет урожая семнадцатого года, в Эла Джонсона, исполняющего "Куда пошли Робинзон Крузо с Пятницей субботним вечером", и Шепа Филдза с его "зыбким ритмом". Максфилд Парриш был воспринят как нечто само собой разумеющееся. Уже на второй вечер все пришли к единодушному мнению: "Пиво - напиток интеллектуалов. Очень жаль, что идиоты тоже его употребляют".
Короче говоря, друзья испарились. До Гарви доходили слухи, что Александр Пейп даже играл одно время с мыслью провести - сугубо для прикола - в свою квартиру горячую воду. Этот чахлый сорняк был безжалостно вырван с грядки, но не прежде, чем Пейп сильно упал в глазах cognoscenti [Ценитель искусства (ит.)].
Гарви из кожи вон лез, пытаясь прозреть прихотливые сдвиги вкусов и моды. Он увеличил количество бесплатно выставляемой пищи, раньше всех предугадал возвращение к Ревущим Двадцатым - не только сам сменил брюки на грубо-шерстяные колючие бриджи, но даже уговорил жену вырядиться в ровный, как мешок, балахон и сделать короткую стрижку "под мальчика".
Но стервятники прилетали, быстренько сметали все со стола и убирались восвояси. Теперь, когда по миру устрашающим гигантом шагало телевидение, они торопливо влюбились в радио. Интеллектуалы слушали пиратские перезаписи радиопьес тридцатых годов - таких, как "Вик и Сэди" и "Семья Пеппера Янга", - а затем до хрипоты обсуждали их на своих сборищах.
Джорджа Гарви спасла серия решительных, с чудом граничащих действий, задуманных и осуществленных его запаниковавшим подсознанием.
Первым из этой серии был эпизод с неловко захлопнутой дверцей машины.
Мистер Гарви лишился кончика мизинца.
В последовавшей суматохе он нечаянно наступил на крошечный кусочек своей плоти, а затем, столь же нечаянно, отфутболил его далеко в сторону. К тому времени как утрата была выужена из уличной канавы, ни один хирург не взялся бы уже пришивать ее на место.
Счастливый несчастный случай! На следующий же день перебинтованный страдалец заметил в окне восточной лавки очаровательнейший objet d'art [Произведение искусства (фр.)]. Быстренько припомнив, что рейтинг Гарви в среде авангарда неуклонно падает, зрителей на спектаклях становится все меньше и меньше, многоопытное подсознание затолкнуло его в лавку и заставило вытащить бумажник.
- Ты давно не встречал Гарви?- кричал Александр Пейп в телефонную трубку. - Мой Бог, ты должен это увидеть!
- Что это такое?
Все глаза устремились в одну точку.
- Наперсток китайского мандарина. - Гарви небрежно взмахнул рукой. - Восточная древность. Мандарины носили такие наперстки, чтобы защитить свои пятидюймовые ногти.
Он поднял стакан с пивом. Золотой, чуть отставленный в сторону, мизинец завораживающе сверкал.
- Никто не любит калек, их недостатки вызывают невольное раздражение. Утрата мизинца очень меня огорчила. Но теперь, с этой золотой фитюлиной я чувствую себя лучше прежнего.
- Такого красивого пальца ни у кого из нас нет и никогда не будет, - сказала жена Гарви, раскладывая по тарелкам зеленый салат. - И Джордж имеет на него полное право.
Гарви был потрясен, с какой легкостью расцвела заново его совсем было увядшая популярность. О искусство! О жизнь! Маятник, качающийся налево, направо, снова налево, от сложного к простому, снова к сложному. От романтики к реализму, чтобы неизбежно вернуться к романтике. Проницательный человек способен ощущать интеллектуальные перигелии, заранее готовиться к новым головокружительным орбитам. Полуобморочная, загнанная в подсознание гениальность Джорджа Гарви села в постели, начала принимать пищу, даже рискнула встать и прогуляться, с некоторым удивлением пробуя свои не находившие прежде никакого применения руки-ноги. А затем разгулялась.
- У людей нет ни крупицы воображения, - говорила эта тайная, столь долго пребывавшая в небрежении сущность Гарви - его собственным языком. - Если несчастный случай лишит меня ноги, я не стану пристегивать на ее место деревяшку. Нет, я закажу себе золотую, усыпанную драгоценными камнями ногу, и чтобы в ней была устроена золотая клетка с дроздом, чьи трели будут услаждать мой слух на прогулках и во время дружеских бесед. Лишившись руки, я закажу себе новую, из красной меди с нефритом, полую, и в ней будет отделение для сухого льда и еще пять отделений - по одному на каждый палец. "Кто-нибудь хочет выпить? - воскликну я. - Херес? Бренди? Дюбонне?" Затем невозмутимо поверну над бокалами золотые кончики моих пальцев. Пять холодных струй из пяти пальцев, пять напитков. Я закрою золотые краны и воскликну: "Пьем до дна!"
А самое главное, почти начинаешь хотеть, чтобы собственный глаз тебя оскорбил. Выковыряй его, говорит Библия, я не ошибаюсь? Это действительно из Библии? Если бы такое случилось со мной - помилуй Бог, я бы и не подумал об этих кошмарных стеклянных глазах, не говоря уж о всяких там черных пиратских повязках. Знаете, что бы сделал я? Я бы взял покерную фишку и послал ее этому вашему французскому знакомому, как там его фамилия? Да, Матисс! Я бы написал: "К этому письму приложена покерная фишка и чек на ваше имя. Нарисуйте, пожалуйста, на фишке голубой, прекрасный, человеческий глаз. Ваш покорный слуга Дж. Гарви"!
Гарви всегда презирал свое тело, в частности - считал свои глаза слабыми, тусклыми и невыразительными. Соответственно, он не очень удивился, когда через месяц - одновременно с очередным падением гэллаповского индекса - его правый глаз заслезился, загноился, а затем и вовсе ослеп.
Гарви был убит.
И - в равной степени - тайно ликовал.
Авиаписьмо с покерной фишкой и чеком на пятьдесят долларов улетело во Францию. "Странный септет" наблюдал за всеми действиями Гарви, злорадно ухмыляясь.
