Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
На короткий миг Ярослав представил себя там, у плиты, в накинутом халате, осознающим, что он – лишь копия. И отпрянул, словно схватившись за раскаленный металл.
– Извини, – прошептал он.
– Ты ни при чем. Пойми, мы уже разные. С каждой секундой нас разводит все дальше и дальше. Через несколько лет мы станем… ну, как близнецы, долго жившие вместе. Если, конечно, у нас будут эти годы.
– Что ты знаешь про остальных?
Визитер пожал плечами.
– Я их чувствую. Где они и что могут сейчас делать. Это не телепатия, больше похоже на догадку. Ты так чувствуешь Галину.
Это был словно удар под дых.
– Я не знаю, где она, – прошептал Ярослав.
– Брось. Ты представляешь. Она дома, в этой квартирке в микрорайоне. Одна. И тоже не спит, читает своего любимого Дюрренматта.
– Чушь.
Визитер удивленно смотрел на него.
– Так ты не можешь ощутить других людей? Что они делают, о чем думают? Даже свою бывшую жену, которую до сих пор любишь?
– Нет.
Молча налив кофе, Визитер снова сел напротив. Взглянул на Ярослава – не то с иронией, не то с жалостью.
– Эй, мужик… А как же ты книжки пишешь?
– Я вру.
3
Неужели именно так он выглядит? Аркадий Львович со смешанным чувством жалости и брезгливости смотрел на старика в кресле. Не то чтобы дряхлый, без малейшего намека на лысину. Зато одутловатый, с нездоровым серым лицом и перевитыми синими шнурами вен запястьями. Слегка полуоткрытый рот, сточенные серые зубы. Профессор. Академик. До сих пор известный и уважаемый в узких кругах.
– Порой мне кажется, что в ларце Пандоры хранилось и зеркало, – сказал старик. – Люди не должны знать свой облик, это жестоко в большинстве случаев.
– Это похуже зеркала, – прошептал Аркадий Львович.
– Да, да, – согласно закивал старик. – А чего ты ждал от семидесятилетнего онкологического больного?
Слово прозвучало, убийственно-равнодушное, и сердце болезненно сжалось.
– Я полагаю, что имею право на откровенность и некоторый цинизм, – продолжал старик. – В конце концов, я ничуть не в лучшем положении. Понимаешь?
– Кто ты?
– Твое отражение. – Старик выбрался из кресла, подошел к нему. – Аркаша, полагаю, мы не станем обсуждать версию, что я – лишь галлюцинация? В связи с полной ее бесплодностью.
Аркадий Львович кивнул.
– Прекрасно, – оживился старик. – Идею с нашедшимся на старости лет сумасшедшим братом-близнецом оставим для дешевых комедий. Перейдем к делу?
Он снова послушно кивнул.
– Ты помнишь, как перестал верить в Бога?
– Сила такого масштаба не может быть бездеятельной, – кашлянув, произнес Аркадий Львович. – То, что она не проявляется реальными фактами, – показатель ее отсутствия.
– А в законы природы ты веришь?
Доктор философии Зальцман слегка улыбнулся:
– Не в таком проявлении.
– Прежним первооткрывателям данного закона не удалось о нем поведать.
– Хорошо. Говори.
– Человеческое общество не является простой суммой индивидуумов. Оно обладает некоторой… э… силой. И определенной свободой воли.
– Достаточной, чтобы создать копию старого грустного еврея?
– Например. И не только его.
Аркадий Львович картинно обернулся.
– Не здесь. К счастью, остальные не здесь.
– А какова цель такого божественного акта?
– Выбор. Человечество несет в себе самые различные тенденции развития. Назовем их векторами. Вектор силы, вектор творчества, вектор власти, вектор гуманизма, вектор развития, вектор знания…
– Последнее, очевидно, ко мне.
– Да.
– А развитие?
– Все тенденции, но в подавленном, латентном состоянии. Джокер в колоде.
Зальцман кивнул.
– Ребенок?
– Да. Он нас не волнует. Эту карту побьют первой.
– Объясни.
– Мы – Посланцы. Мы не обладаем… почти… возможностями, выходящими за рамки обычных человеческих сил. Мы вынуждены подстраиваться под общество, жить по его законам – неписаным законам. Тот, кто наиболее приспособлен к обществу, наиболее важен и адаптирован, проживет дольше других. Он победит – и тот вектор, который воплощен в нем, станет доминировать на долгое, очень долгое время.
– Ты же знаешь – я умираю.
– Знание умирает. Ты думаешь, выбраны лучшие? Нет, типичные. Автор массового чтива – на роль творца, разочаровавшийся в профессии военный – на роль посланца силы, продажный политик – на роль посланца власти…
– Я не доживу до весны! – почти срываясь на крик, сказал Аркадий Львович. Закашлялся – и острая боль услужливо подтвердила его слова.
– Нам помогут не дожить и до зимы.
– Даже так?
– Конечно. Насколько терпимо общество к убийствам?
Аркадий Львович не ответил.
– Полагаю, почти все Посланцы придут к этому выводу. Кроме девушки и мальчика, вероятно.
– Это безумие…
– Да, но оно рождено существующим миром. Ты хочешь, чтобы все вокруг стало твоим? Не принадлежащим тебе, а просто отвечающим твоим представлениям о правильном обществе?
– Дурацкий вопрос.
– Так вот и все остальные Посланцы хотят того же. Остается решить маленькую проблему – заслуживают ли физического уничтожения представители иной точки зрения?
– Нет, – резко сказал Аркадий Львович.
– Ты действительно считаешь так? Ладно, оставим в стороне мальчишку, который не является никем и ничем. Забудем про девушку с ее сумбурной религиозностью и тягой к всепрощению. Возьмем для примера писателя. Добрый человек. Сторонник великих империй, создающихся любой ценой. Хоть на крови и костях, хоть на ядерных бомбах и напалме. Хороший человек. Четко решивший для себя – цель оправдывает средства. И если для светлого будущего надо уничтожить половину человечества – это оправданно.
– Ты называешь его добрым человеком?
– В жизни. Но если его копия, Посланец творчества, останется последним…
– Полагаю, Сила и Власть еще более неприятны?
– В общем – да. Эта троица, кто бы из нее ни победил, утопит мир в крови. Во имя каких целей – не так уж и важно. Ответь – они не заслуживают уничтожения? Твое мнение решает многое.
– Апробативная этика.
– Да. Если ты против такого будущего – то вынужден признать этичность их уничтожения. Если признаешь необходимость этого, то мальчик и девушка станут просто неизбежным довеском.
– Они что, могут прийти к власти? В России, во всем мире?
– Зачем же. Просто та тенденция, которую они выражают, победит. Их мечты может осуществить и кто-то другой – уже не важно.
– Я не собираюсь никого убивать. И ты этого не сделаешь.
– Да? Может быть, – усмехнулся старик, – ты скажешь мне, что никогда и никого не убивал?
4
Илья не имел проблем с милицией. Возможно, это тоже было частью игры с Тьмой, как и нюх на клиента. Эти затянутые в форму тени, слоняющиеся по станциям метро и тем улицам, что поосвещеннее, словно не замечали его. Порой Карамазову казалось, что если он достанет на улице пистолет, то шарахнутся только прохожие. А стражи порядка будут все так же смотреть сквозь него – бдительно и неподкупно…
Он подумал об этом, когда втягивающаяся на эскалатор толпа на мгновение прижала его к молодому лейтенантику, прижала крайне неудачно, так что пистолет во внутреннем кармане плаща уперся ему в спину.
Лейтенант не обернулся.
Карамазов выскользнул из толпы на выходе, остановился у заваленного газетами и журналами столика. Молча протянул деньги, указав на свежий номер «Скандалов». Без особой надежды – времена, когда эта газета устраивала фотовернисажи обнаженных девочек, давно прошли. Все же он продолжал покупать бульварную газетку – с легким чувством ностальгии. Интересно, какой процент читателей испытывали то же самое?
Илья полагал, что немалый.
Он опустил газету в карман, двинулся, не особо размышляя, куда несут его ноги. Тьма выведет его к цели, так бывало всегда. А дальше он сам вступит в игру.
