Плеск звездных морей - Войскунский Евгений Львович (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Хорошо, когда отец просит тебя помочь. И вот так, мимоходом, касается твоего плеча…
Дед все ещё ворчал насчёт несолидности теперешней молодёжи, и я поднялся, чтобы уйти, делать здесь было нечего. Но тут вошёл Феликс. Я знал, что он весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро провёл в вычислительном центре. А теперь он пришёл и сказал:
— Я ещё раз пересчитал и проверил. Передача с Сапиены начнётся в одиннадцать двадцать пять.
Дед насупился. Греков-отец поспешно сказал:
— Если передача действительно начнётся до срока, её запишет приёмный автомат. — Он посмотрел на часы. — Без десяти одиннадцать. В конце концов, можно и подождать полчасика.
Дед даже разговаривать на эту тему не пожелал — махнул рукой и покинул аппаратную. Я предложил Феликсу партию в шахматы. Играл он плохо, почти не думая, отдавал мне пешку за пешкой и упорно стремился к размену фигур, пока у него не остались два коня против моих слонов. И вот тут он начал так здорово маневрировать своими конями, что мне стало трудно реализовать материальный перевес. Кони наскакивали на моего короля, я надолго задумался и не сразу заметил, что в аппаратной прошло какое-то движение. А когда поднял глаза от доски, то увидел: все кинулись к экрану.
Было одиннадцать двадцать с секундами. По верхней строчке экрана пробежала тень, перешла строчкой ниже, и ещё, и ещё, до последней клетки. А потом начали выстраиваться беспорядочно, на первый взгляд, разбросанные тёмные пятна — следы импульсов, ложившихся где-то за панелью на приёмную ленту.
— "Восемнадцать тридцать девять", — потерянным голосом сказал оператор, сверхсерьезный малый.
— Проверь по коду, — сказал Греков.
— Я хорошо помню. — Но все же оператор проверил и подтвердил, что Сапиена даёт номер «восемнадцать тридцать девять», иначе говоря — отвечает на нашу передачу под тем же номером, отправленную двадцать два года назад.
Греков вызвал по видеофону Деда. Тот пришёл, молча уселся в кресло, уставился на экран. Передача шла около часа, понять мы в ней, конечно, ничего не могли — ещё немалое время займёт расшифровка, — но главное было понятно: сигналы с Сапиены пришли, обогнав время. Пришли быстрее света…
В конце передачи снова был повторён номер — «восемнадцать тридцать девять». Экран потух.
Я взглянул на Деда. Он сидел неподвижно, вжавшись в кресло, сухонькие руки вцепились в подлокотники.
А Феликс вроде уже потерял интерес к передаче. Он снова уселся за незаконченную шахматную партию, запустил пальцы в вихры. Потом взялся за коня, подержал над доской, со стуком поставил.
Этот слабый стук вывел нас из оцепенения.
— Да-а, — сказал негромко Греков. — Не поверил бы, если б сам не видел.
— Что же получается? — спросил я. — Они перешагнули световой порог?
— Нет, — сказал Феликс. — Здесь другое. Я же говорил о временном сдвиге. Твой ход, — напомнил он мне.
Упади Луна на Землю — право, это оглушило бы нас не больше, чем передача с Сапиены. Селеногорск бурлил. Все, кто был свободен от вахт и работ, взяли Феликса в плотное кольцо. Он терпеливо объяснял, набрасывал уравнения и формулы, но понять все это казалось невозможным. «Но ведь было время, — втолковывал Феликс, — когда казалось невероятным расщепление ядра атома, — столь же трудно теперь представить расслоение времени».
Расслоение квантов времени… Опровержение очевидности и здравого смысла…
Я сидел в своём пилотском кресле, поглядывал на приборы, на привычный рисунок созвездий на экране, и мысли текли торопливо и беспорядочно.
Что, собственно, произошло?
Вечером — разговор с Самариным в Управлении космофлота. Он предложил Робину перейти вторым пилотом на линию Луна — Марс вместо Антонио. Робин отказался, хотя мы с Самариным уговаривали его не упрямиться. Самарин рассердился:
— Нет, понимаете вы, нет у меня возможности перевести вас обоих на одну линию.
— Да ничего, старший, — сказал невозмутимый Робин. — Мы и на этой полетаем. Куда торопиться?
— Ладно, — сказал Самарин. — Тогда давайте так. Улисс перейдёт вторым пилотом на линию Луна — Венера, а ты, Робин, — на марсианскую линию. Полетаете врозь, ничего с вами не случится, а через год обещаю воссоединить вас. Ну, Аяксы?
Я сказал, что не хочу на Венеру, и тут Самарин схватился за голову и заявил, что не понимает, почему он до сих пор губит своё здоровье, постоянно общаясь с пилотами, вместо того чтобы спокойно доживать жизнь где-нибудь на Маркизских островах, в апельсиновой роще.
Что было потом? Ранним утром пришёл рейсовый с Венеры и привёз комиссию Стэффорда. В селеногорских коридорах гудели голоса, бегали озабоченные люди, прошествовал Баумгартен со старомодным набитым чемоданом. Он кивнул мне, но, кажется, не узнал. Стэффорд засел на узле связи и вёл радиоразговор с кем-то из Совета перспективного планирования.
Робин был уже на корабле, проверял вместе с космодромными механиками готовность систем к полёту. А я все ещё медлил, крутился у входа в столовую. Наконец я увидел того, кто был мне нужен.
Том Холидэй вышел из столовой, дожёвывая на ходу. Он торопился куда-то, но все же я шагнул навстречу и поздоровался. На меня глянули серые, до жути знакомые глаза. Лицо у Холидэя было в тёмных пятнах. Белокурые волосы ещё не высохли после душа.
— Здравствуй, Улисс, — сказал он так, будто мы виделись последний раз не два года назад, а вчера. — Как поживаешь? Ты повезёшь нас на Землю? Слышал, диспетчер называл твою фамилию.
— Я на днях видел Андру, старший. Она поступила в Веду Гумана.
— А! Это хорошо. Студентка уже, значит… А Ронгу ты не видел?
— Нет.
— Пойду, — сказал Холидэй. — Старт в двенадцать?
— Да. Хочу спросить, старший… Как там мои родители?
— А! Да все в порядке, полагаю.
Не хотелось лезть с назойливыми расспросами, но все же я спросил, запинаясь и подыскивая слова:
— Удалось выяснить, почему тогда… ну, я про тот случай с Тудором…
— Случай с Тудором? Есть несколько разных предположений. — Холидэй обеими руками пригладил влажные волосы. — Похоже, что он действительно не слышал меня. Но это не физическая глухота.
— А что же?
Холидэй пожал плечами.
— У них очень быстро развивается ментообмен, — сказал он и ушёл, оставив меня в полном недоумении.
Перед отъездом на космодром я заглянул к Ксении в обсерваторию.
— Очень мило с твоей стороны, — медленно сказала она, — что ты зашёл хотя бы попрощаться.
— Скоро прилечу обратно, — сказал я. Улыбка, кажется, не очень-то получилась у меня.
— Конечно. По расписанию.
— Ксения, ты… Прошу тебя, не сердись.
— С чего ты взял? — Она подняла брови. — Мы оба свободные люди. До свидания, Улисс.
И вот мы летим. Наш грузовик забит багажом комиссии Стэффорда. В пассажирском салоне витийствует Баумгартен, и продолжают недоступный мне математический разговор Греков и Феликс, и молча лежит в кресле, прикрыв глаза, Том Холидэй. Хотелось бы мне проникнуть в его мысли…
Мои мысли беспорядочны, скачкообразны. Я пытаюсь выстроить их с начала, с нуля — нет, не удаётся. Тревога. Она не только во мне. Она в наклоне головы Робина, сидящего справа. Она в мерцании далёких звёзд. Она в покачивании указателей тяги. В каждом уголке рубки.
Никак не могу додумать до конца какую-то важную мысль.
И вдруг…
Робин поворачивается ко мне, и я вижу, как начинают шевелиться его губы.
— Но если можно сдвинуть время…
Вот оно. Вот оно! Меня осенило.
— Робин! — кричу я. — Ты гений!
— Постой, дай закончить…
— Не надо! — кричу я. — Если прошли импульсы, то и мы можем обогнать время. Мы полетим к звёздам!
Я передаю Робину управление и спускаюсь из рубки в салон.
Первый, кого я вижу, — это Дед. Он лежит в переднем кресле, втянув голову в плечи и вцепившись в подлокотники. Он кажется маленьким, больным, очень старым.
— Вам нехорошо? — спрашиваю я по-русски.
Дед не отвечает, а Греков выглядывает из-за спинки его кресла и посылает мне менто: «Не тревожь его». Я понял и кивнул.
