Серая хризантема(Фантастические повести и рассказы) - Шаламов Михаил Львович (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Он потрепал по щеке зардевшуюся жену и добавил благодушно:
— Мария, скоро мы будем жить ф столице. Ты сможешь каждый зоммер возить детей отдыхать ф Ниццу. — Бледно-голубые глаза его увлажнились, и тень сентиментальной задумчивости упала на чело. — О, Ницца, Ницца… — шептал он умиленно.
Но шли дни, недели, а ответа из министерства г-н Ленц так и не получил. Видели бы вы, как он томился душой!
— Да плюньте вы на это! — советовал я ему. — Зачем искушать судьбу? Для чего давать в руки наших вояк такое страшное оружие? Ваш «скорострел» войной пахнет, и не шуточной! Одумайтесь! Нужна нам эта война? Нужна она вам, мне, вашим детям? Подумайте о детях, Иван Карлович!
Но он не успокаивался. Он то кричал о верности царю и отечеству, о патриотизме и справедливости, то принимался ругать на двух языках «глюпи русски бюрократен». Со временем я стал все чаще и чаще замечать, что в его разглагольствованиях стала упоминаться Германская Империя.
— Найн! — ворчал он. — Ф Россия нет умный чинофник! Тут у фас думкопф на думкопфе сидит и думкопфом погоняйт. Фатерлянд — фот моя надежда. Там меня поймут! Ф Дойчланд умный челофек фсегда поймет умного челофека!
От волнения в таких случаях он еще больше коверкал и перевирал оба языка, так что понять его без привычки было очень сложно. Да я его и не слушал. В такой нервной обстановке жили мы четыре месяца. Г-н Ленц ходил мрачнее тучи, жена его с утра до ночи жаловалась на мигрень, а ваш покорный слуга подыхал со скуки. Но когда я узнал, что Иван Карлович, окончательно разочаровавшись в деловых качествах русского чиновничьего аппарата, всерьез задумал ехать в Германию на рандеву с немецким кайзером, я понял, что надо действовать. Ближайшей же ночью пробрался я к нему в кабинет, взломал секретер и выбросил «скорострел» в Волгу.
О, как рычал утром г-н Ленц! Он ругался на восьми языках с жутким немецким акцентом, он устраивал обыски в комнатах прислуги и домочадцев, он перекопал землю во дворе и на огороде, он захлебывался от бессильной злости. На меня подозрение не пало — вот что значит хорошая репутация!
Иван Карлович с той поры немного тронулся. Теперь в усадьбе уже не было уголка, где бы поленницами не лежали копья, кистени, алебарды — безразлично что, лишь бы это можно было назвать оружием. Г-н Ленц тащил эту пакость из прошлого охапками и вязанками, как хворост. Теперь он отстранил меня от вояжей и пользовался Пронькой единолично.
Иван Карлович совсем замучил нашу зверюгу. Пронька отощал, страдал от ожогов и держался на копытах только благодаря львиным дозам «усатина». Сил у него заметно поубавилось. С каждым днем Пронька забрасывал моего компаньона во все более и более близкое прошлое. Однажды Иван Карлович признался, что побывал в позавчерашнем дне:
— Паршифый швайн кинул меня ф позафчера. Пришлось фсдуть дизер скот и снофа тыкать его факел.
— Дали бы вы ему хоть недельку передышки! — жалел я Проньку. — Того ведь и гляди, окочурится божья тварь. Ему ожоги залечить надо…
— Я не могу ждать, Фасилий, если деньги сами плыфут ф мои руки, — обрывал меня компаньон и снова, который уже раз на дню, лез в коровник, чтобы через час выйти оттуда обвешанным оружием. Было понятно, что он не успокоится, пока не отыщет на замену пропавшему «скорострелу» что-нибудь подобное, если не хуже. А помешать ему я не умел.
Но в дело вмешалось провидение. В одно прекрасное утро, получив от Проньки традиционную зуботычину, г-н Ленц исчез навсегда. Я долго не мог объяснить этот факт. И только в прошлую пятницу в голову мне пришла великолепная догадка: Пронька ударил Ивана Карловича так слабо, что тот отлетел в прошлое на долю мгновения, приземлившись на том же месте и в то же время, когда измученное ожогами животное его ударило. Г-н Ленц снова получил по зубам, чтобы проделать это путешествие во второй, третий, десятый и стомиллионный раз.
Так окончилась эта история. «Усатиновую» индустрию я прикрыл в том же году. Примерно тогда же отошел в лучший из миров отпрыск императорской кобылы. Отмучился Пронька… Пророчество, г-на Ленца сбылось. Я переселился в столицу и купил большую парикмахерскую в самом центре Питера. Время от времени пишет мне соломенная вдова моего бывшего компаньона. Марии Адольфовне удалось оформить развод, и вот уже четвертый год она замужем за отставным гвардии поручиком Чешпорёвым.
Сейчас, когда около семи лет прошло с той поры и над Европой нависла зловещая тень большой войны, я чувствую, что только слепая случайность помешала ей стать предсмертной войной человечества. А что, если бы Иван Карлович прислушался к моим опрометчивым советам и дал отдых Проньке? Что было бы тогда?..
Благослови, господи, ненасытную алчность человека, который летает сейчас по замкнутой временной баранке, получая по зубам сегодня, завтра, вечно!..
ДОРОГА НА КИЛЬДЫМ
Рассказ
Геня Несмертный, партизан из отряда Данилова, умирал в кустах возле тропинки. Когда он очнулся, в памяти оставались только надсадное сипение мины, взметнувшееся возле корней пламя, долгий полет в никуда и почему-то чувство досады.
Он попробовал встать, но тело не слушалось. Левая рука была как неживая, а из правой Геня никак не мог выпустить приклад ППШ.
По тропинке мимо него, там, где недавно прошли партизаны, теперь двигались немцы. Они шли налегке, весело, надеялись уже к вечеру настичь отступающих партизан.
Сейчас, когда Гене нечего было терять, он хотел одного: прихватить кого-нибудь из этих коричневых от грязи солдат к себе в попутчики. «А если вдруг повезет, я пришью сразу двоих, скажу там, на небесах, спасибо богу, дьяволу или кто там у них сейчас…»
Но вражеские солдаты в прицельной рамке двоились и плясали. К тому же пальцы задубели от запекшейся крови и гнулись плохо. Геня с трудом отцепился от ППШ и сунул непослушные пальцы в рот, зубами соскабливая с них солоноватую корку.
Теперь он понял, что не будет стрелять в эту безлико кишащую массу гитлеровцев. Ему и его пулям нужен был один, которого они узнают в лицо и не промахнутся ни за что на свете. Человек, с которым Геня долгие недели делил постель из елового лапника и скудный партизанский паек.
Дорога на Кильдым… Кто знал, что она окажется такой долгой? Кто знал, что тракторист из Кынищ Игнат Мацюра, не выдержав побоев, поведет гитлеровцев по следам отряда? Кто знал?..
Геня напряг слепнущие глаза, вглядываясь в чужие небритые лица. Пальцы его снова вцепились в приклад автомата. Он считал секунды. Вот сейчас, сейчас должен мелькнуть знакомый курносый нос и темный чуб над глазами предателя. Но они все не появлялись в сгущавшихся сумерках перед плывущей Гениной мушкой. А секунды жизни шли… Из-под его изжеванного осколками тела расползалось по земле алое пятно. Стебли молодой травы при встрече с ним ржавели и клонились долу, как обожженные.
Дышать было все труднее. Невыносимым стал терпкий запах смолы, которой залечивало свои раны дерево. Откуда-то сверху упала на ствол автомата тяжелая смоляная капля, вспыхнув на мгновение живым янтарным огнем. Гене вдруг вспомнилось, что вот так же, вспыхнув, как эта капля, падал утром в лес потрепанный «Дуглас», посланный с Большой земли за ранеными.
Отчаянный летчик Славка Морозов сумел поднять самолет с лесной поляны под минометным огнем. Геня глядел тогда ему вслед из-под руки. Вместе с ранеными улетала санитарка Маруся, не чужой для Гени человек.
Самолет, натужно гудя моторами, попытался скрыться в туче, которая укрыла бы его до близкого уже Кильдыма — маленькой партизанской республики, на соединение с которой шел потрепанный отряд. Но возле этой тучи уже кружил, подкарауливая, «мессер». Славка пошел напролом, и самолеты исчезли в туче, гремя пулеметами. Потом они оба рванулись к земле в столбе пламени. Страшно было подумать, что внутри этого клубка исковерканного металла его Маруся, Маша, Машенька…
В небе долго еще звенел лопнувшей струной отголосок прошедшего боя.
