Т. 05 Достаточно времени для любви - Хайнлайн Роберт Энсон (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

Что же ты не спросила меня, дорогая, прежде чем совать мне в пузо микрофон? Совершенно неверно, что на вежливую просьбу я всегда отвечаю «нет»; эту ложь распространяют Лаз и Лор. Ну уж в крайнем случае Джастин мог бы обратиться ко мне через Тамару; ей никто отказать не может. Но Джастин мне за это еще заплатит; ему придется десять лет выслушивать урчание моих кишок.

Но Афина отфильтрует всякие посторонние шумы и предоставит ему датированную и индексированную распечатку. Это несправедливо, не говоря уж о том, что нарушается мое право на уединение. Афина, разве я тебе чем-нибудь насолил? Дорогуша, заставь Джастина заплатить за эту выходку.

С тех пор как я поступил в армию, я еще не видел никого из моей первой семьи. Но как только мне дадут отпуск, съезжу в Канзас-Сити. Мой нынешний статус героя предоставляет мне некоторые привилегии, которыми штатский молодой холостяк располагать не может: в военное время мораль дает слабину, и я сумею провести с семьей какое-то время. Они очень добры ко мне: я получаю почти каждый день письмо, а пирог или печенье — еженедельно. Угощёнием приходится делиться, и это очень жаль. А письма я читаю и перечитываю.

Мне хотелось бы так же просто получать письма и от моей семьи на Тертиусе. Повторяю основное сообщение: встреча назначена на 2 августа 1926 года, через 10 земных лет после высадки. Последняя цифра 6, а не 9.

«Дорогой мистер Джонсон!

Приветствую вас и всю вашу семью — Нэнси, Кэролл, Брайана, Джорджа, Мэри, Вуди, Дикки, кроху Этель и миссис Смит. Не могу передать, как растрогали вы меня тем, что приняли сиротку в семейство Смитов, тем более что и капитан Смит согласен с этим. Для меня все вы стали моей семьей с той счастливой и печальной ночи, когда провожали меня на войну, нагрузив подарками, добрыми пожеланиями, а также практическими советами; тогдашние слезы я не смел показать никому. Миссис Смит сообщила мне, что ее муж-капитан согласился принять меня в семью — ну что ж, слезы вновь на моих глазах, а военный человек не должен обнаруживать подобную слабость. Капитана Смита я не навещал. Я уловил намек в вашем письме, но мне это не нужно: я прослужил уже достаточно долго, чтобы понимать, что добровольцу это не подобает. Не сомневаюсь, что и капитан не станет искать меня по той же причине; вам я не стану ничего пояснять, поскольку вы прослужили больше, чем мы с капитаном, вместе взятые. Со стороны миссис Смит это было крайне любезно — но вы можете объяснить ей, что положение не позволяет мне обращаться к капитану. И не стоило ей просить мужа пообщаться с низшим чином.

Если вы не сумеете ее убедить в этом (а такое возможно, ведь армия мир особый), скажите, что лагерь Фанстон велик, а транспорта никакого, кроме своих двоих. За час не обойдешь, даже если выпрыгнешь из сапог; добавьте сюда 55 минут на разговор с капитаном, если я его отыщу. Вы знаете, что наша жизнь расписана; я посылаю вам наш распорядок дня. Покажите ей, пусть убедится, что времени у меня просто нет и я занят целый день. Но я ценю ее добрую заботу. Пожалуйста, передайте Кэролл сердечную благодарность за шоколадные пирожные. Они у нее вышли такими же вкусными, как и у ее матери — более высокой похвалы я не знаю. Они мгновенно исчезли в пустом животе, и не только в моем, потому что мои приятели — народ весьма прожорливый. Если она хочет выйти замуж за долговязого и прожорливого канзасского парня, то у меня как раз завелся один знакомец, который готов жениться на ней только за ее пирожные.^Теперь мы уже не мексиканская пожарная команда, как я писал раньше. Вместо печных труб мы получили настоящие окопные мортиры, деревянные ружья исчезли, и даже самые зеленые новички, едва научившись поворачивать налево-направо и останавливаться более или менее одновременно, получают винтовки Спрингфилда.

Но учить их пользоваться винтовками приходится, как и прежде, «по книге».

Рекрутов можно в общем разделить на два типа: мальчишки, ни разу в жизни не выстрелившие из винтовки, и те, кто утверждает, что папулечка посылал их в лес подстрелить «завтрак» и выдавал один лишь патрон. Предпочитаю первых, несмотря на то что такие парни трусливы и их еще надо перевоспитывать. Но они не заучили наизусть ошибок, и я могу научить их всему, чему меня самого учили инструкторы регулярной армии; три шеврона на моем рукаве удостоверяют мои права наставника.

Но деревенский мальчишка, который уверен, что и так знает все — а иногда он и в самом деле отменно стреляет, — слушать меня не будет. И почти невозможно убедить его в том, что все следует делать не так, как он привык, а как положено в армии, и ему следует переучиться.

Иногда эти всезнайки впадают в такой гнев, что готовы немедленно вступить в бой — но не с гансом, а со мной. Обычно они не знают, что я здесь еще и инструктор по рукопашному бою. Парочку таких активистов мне пришлось утихомирить за отхожим местом после отбоя. Я не стал с ними боксировать: мне бы не хотелось, чтобы мой прекрасный нос расплющили кулаки молокососов. Но грубая драка без правил их вполне убеждает — или же они предпочитают пожать мне руку и забыть обо всем. В первом случае больше двух секунд еще никто не продержался, но я стараюсь не причинять им вреда.

Я обещал рассказать вам, где и когда изучал ласавату и джиу-джитсу.

Но это долгая история и временами не слишком красивая, в письме такое описывать не станешь. Лучше подождите, вот-вот получу увольнительную и приеду в Канзас-Сити.

Желающих сразиться со мной не находится уже в течение трех месяцев. Один из сержантов-инструкторов шепнул мне, что рекруты именуют меня «палачом». Я не возмутился, поскольку принятые мною меры обеспечивают мир и спокойствие.

В нашем лагере бывает только две разновидности погоды: либо жара и пыль, либо грязь и холод. Я слыхал, что так бывает и во Франции; томми уверяют, что ничего так не боятся на этой войне, как захлебнуться во французской грязи. Находящиеся среди нас пуалю не спорят с ними и добавляют только, что в дождь труднее стрелять.

Но как бы плоха ни была погода во Франции, всякий стремится попасть туда, и вторая излюбленная тема наших разговоров вертится вокруг вопроса — когда? (Старому солдату незачем говорить о первой.) Слухи о посадке на корабли сменяют друг друга и всегда оказываются ложными.

Но я начинаю удивляться. Неужели мне придется торчать здесь месяц за месяцем, пока где-то идет война? Что я скажу своим детям? Где ты был во время большой войны, папуля? В Фанстоне, Билли. А в какой части Франции это находится, папуля? Около Топики, Билли. Заткнись и ешь овсянку! Придется переменить фамилию.

Надоедает, знаете ли, рассказывать очередной группе о том, как ставить оружие и держать лопату. Окопов в этой прерии мы нарыли столько, что по ним можно добраться до Луны; я знаю четыре способа рытья окопов: на французский манер, британский, американский — и так, как это делает отряд новобранцев, когда стенки рушатся. Потом они обязательно интересуются, зачем нам вообще это нужно, ведь как только мы туда попадем, генерал Першинг немедленно прекратит окопное сидение и обратит ганса в бегство. Возможно, они правы. Но я должен научить их тому, чему приказано. И буду учить, наверно, пока не поседею. Рад слышать, что вы служите в седьмом полку; я знаю, как это важно для вас. Но, пожалуйста, не унижайте свой седьмой миссу-рийский, именуя его домашней гвардией. Если кто-нибудь не свалит Гинденбурга, возможно, вы еще насмотритесь войны вдоволь.

Но, по чести говоря, я надеюсь, что до вас не дойдет… Полагаю, капитан Смит тоже согласится с моими аргументами. Кому-то необходимо приглядывать за домом. Я имею в виду тот самый дом на бульваре Бентон. Брайан-младший еще недостаточно взрослый, чтобы возглавить семью, и, безусловно, капитан Смит беспокоился бы, не будь вас дома.

Но я вполне понимаю ваши чувства. Мне говорили, что сержант-инструктор может отделаться от этой работы, лишь избавившись от нашивок. Не осудите ли вы меня, если мне придется проявить, скажем, рассеянность, чтобы вновь оказаться в капралах, а затем постараться потерять и шевроны? Полагаю, что таким образом я скорее попаду в поезд, направляющийся на восток.