Нежить - Адамс Джон Джозеф (книга регистрации .txt) 📗

Несмотря на все сказанное, несколько зомби было замечено и ночью, особенно в полнолуние. И даже крошечные шажки в конце концов куда-то приводят. Так что лучше перестраховаться, верно?

Вы не замечали, как во время вселенских катастроф в речи всплывает множество клише? Почему бы это? Неужели эти затертые банальности так утешительны? А может быть, даже когда в мозгу наступает короткое замыкание, он все же пытается постичь происходящее и хватается за подручные средства, хотя они изношены и покрыты ржавчиной? А может быть, язык деградирует вместе со всем прочим? Я никогда не был, что называется, литератором, но всегда гордился красотой своей речи, даром находить подходящую и даже уникальную форму выражения своих мыслей и чувств. Однако в последнее время — клянусь, в последнее время я все больше и больше стал напоминать пародию на Старого Доброго Дядюшку, всегда готового обрушить на вас свою деревенскую мудрость.

И это еще не самое худшее. До того, как все полетело в тартарары, одной из моих — ну, скажем так, обязанностей, хотя я скорее рассматривал это как долг, если вы видите разницу между этими словами, — в общем, среди прочего я помогал тем, кто покинул свою смертную оболочку, освоиться со своим новым положением. Я разговаривал с ними, давал им возможность в последний раз взглянуть на тех, кого они любили, — в общем, все происходило примерно так, как вы это себе представляете. В некоторых случаях я позволял умершим снова пережить какой-нибудь день своей жизни — но с учетом того, что они теперь знали, это приносило им больше горя, чем радости. Даже после нашего разговора, после того, как я показывал им то, что мог, некоторые из них отказывались вступать в длинный темный коридор и присоединяться к тем, кто ушел до них. Они настаивали на том, чтобы остаться в своем доме или в том месте, где сердце их перестало биться. Постыдное поведение, конечно, но им это позволялось.

Однако, когда мертвые начали воскресать, смерть больше не разлучала тело и душу; напротив, они оставались связанными вместе, когда человек начинал это свое новое существование. К тому же разрушение этого нового существа — или нежити — не восстанавливало прежнего, естественного хода вещей. Вместо этого… ну, наверное, вам лучше самим все увидеть.

В зрительном зале зажигаются лампы. В их резком, ослепительном свете зрители видят, что центральный проход, проходы перед сценой, у стен, все свободное пространство заполнено какими-то фигурами — очевидно, это зомби, потому что мужчины, женщины и дети, окружающие зрителей, отмечены знакомыми признаками распада. Появление такого количества живых мертвецов в непосредственной близости способно вызвать у присутствующих шок, однако потрясение вскоре проходит: зомби стоят совершенно неподвижно. За исключением одной фигуры, медленно пробирающейся из задних рядов к центральному проходу, зомби походят на манекенов.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Быть прикованным к телу, блуждающему по земле, обуреваемому лишь жаждой человеческой плоти, находящему и пожирающему эту самую плоть, не очень-то приятно другой части, тому, что я называю искрой, — это мучит ее, коробит ее, и когда она высвобождается, получается вот что. В основном. Некоторые — я не могу назвать точное число, примерно один из тысячи или из пятисот — проявляют враждебность, приходят в ярость, словно чувства, испытанные ими в последние мгновения жизни, они переносят и за ее пределы. Разговаривать с ними невозможно, тем более убеждать их в чем-то. Не знаю точно, смогут ли они причинить мне вред — насчет этого ходят кое-какие слухи, но вы сами знаете, что слухам доверять нельзя, а сам я не склонен экспериментировать.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА встает на ноги, одновременно вытаскивая из кобуры револьвер. Он стремительно вытягивает руку, прицеливается и нажимает на курок. Зрителей оглушает грохот выстрела; молодой человек в коричневом костюме-тройке, пробиравшийся к сирене из задних рядов, на полпути останавливается, дергается всем телом, и голова его взрывается с удивительно громким хлопком. Молодой человек, падая, задевает одну из неподвижных фигур, стоящих в проходе, — старуху в синем платье и вязаном белом свитере; та даже не шевелится, когда он соскальзывает на пол. ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА продолжает еще секунд пять целиться в молодого человека, затем поднимает револьвер и обводит зал. Трудно сказать, на кого направлено оружие — на фигуры в проходе, зрителей или на тех и других. Не видя угрозы, он прячет пистолет в кобуру. Больше он не садится.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Это… я больше ничего не могу сделать. Это означает — не люблю думать о том, что это означает. Конечно, этот парень уже не человек в прямом смысле слова — но такая работа мне не нравится. Возможно, это сослужит какую-то службу остальным, но все равно я этого терпеть не могу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА опускается на пол. Свет тускнеет, но не гаснет до конца. Фигуры в проходе остаются на месте.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Время от времени — такое случается все реже, но случается — сюда приходят и обычные люди. Именно так мне удалось поговорить с Билли Джо Ройялом, изобретателем знаменитого домашнего напалма. Я наблюдал, как действует его состав, — по-моему, это произошло через два дня после того, как полный грузовик зомби припарковался посередине квартала Мэри Филлипс. Число зомби увеличивалось в геометрической прогрессии; почти везде полиция оказалась бессильна; власти сообщили, что в городок направлена Национальная гвардия, но это оказалось ложью. Те, кто мог, отступили к парковке около церкви Святого Патрика, которая, поскольку холм не был укреплен, казалась самым выгодным местом для обороны. Думаю, что так оно и было. Времени сооружать баррикады и устанавливать мины не оставалось, но эти мужчины и женщины — их было сорок шесть человек — сделали все, что могли.

С правой и левой сторон сцены доносится грохот выстрелов; крики, выражающие протест, приказания, брань, подбадривание; вопли ужаса. Крики и выстрелы заглушает яростный, нестройный визг скрипок. Какофония стихает, когда ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА снова начинает говорить, но ее все еще слышно.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Тем не менее, в конце концов, сколько бы оружия и боеприпасов у вас ни было, если зомби нападают в большом количестве, вам особенно не на что надеяться, кроме как на бегство. А эти люди не могли даже ускользнуть: они оказались прижаты к северной стене церкви, а у трех стен ее толпились зомби.

Не знаю, каким образом Билли Джо удалось просочиться мимо зомби, пробраться внутрь собора, залезть на колокольню и затем на крышу, таща с собой большой полотняный мешок с трехлитровыми бутылками горючей смеси. Я бы хотел приписать эту честь себе, но я был внизу, и мое внимание было поглощено оставшимися сорока двумя сражавшимися, которые, как я был уверен, защищали свой современный Аламо. [94] Несчастные намеревались погибнуть с честью, и я не хотел упустить это зрелище. Когда упала первая бутылка Билли Джо, никто, включая меня, не понял, что произошло. Примерно в двадцати футах позади авангарда зомби возникла вспышка, что-то хлопнуло, пошел густой черный дым. Что-то взорвалось, но люди не знали, что именно. Когда вторая, третья, четвертая, пятая бомбы, описав дугу, полетели вслед за первой, воздух наполнился дымом, и все почувствовали вонь поджаривающихся трупов. Стало ясно, что прибыла тяжелая артиллерия. Некоторые начали оглядываться по сторонам, словно ожидая увидеть армейский вездеход с гранатометом на крыше или атакующий вертолет, приближения которого не было слышно из-за шума битвы. Остальные воспользовались преимуществом, которое дала им возникшая стена огня, отделившая тридцать или сорок врагов от общей массы. Пока люди уничтожали ближайшую к ним группу зомби, Билли Джо продолжал швырять бутылки своего огненного варева в самую гущу врагов. Некоторые он бросал слишком поздно, и они взрывались, не долетев до земли, буквально обрушивая на мертвецов огненный дождь. Он принес в мешке двадцать три бутылки, и вскоре у него осталась лишь одна.