Т. 09 Свободное владение Фарнхэма - Хайнлайн Роберт Энсон (бесплатные версии книг txt) 📗

— Ну раз так, то мне, должно быть, придется примириться с тем, что я ничего не понимаю. Но откровенно говоря, я удивлен, что они успели так много сделать за такое короткое время. Ведь это меняет все наши представления. От Ньютона до Эдисона прошло полтораста лет, а тут такие результаты за несколько недель!

— Я и сам удивляюсь. Мне это приходило в голову, и я даже спросил Кэлхуна. Он изобразил из себя ужасно умного и объяснил мне, как школьнику, что те первопроходцы просто-напросто не знали тензорного исчисления, векторного анализа и матричной алгебры, и в этом все дело.

— Может быть, так оно и есть, — пожал плечами Томас. — У нас в Институте права этому не учили.

— У нас тоже. Я пробовал посмотреть их расчеты. Я знаю алгебру и немного учил высшую математику, но уже много лет их в руки не брал и, конечно, ничего не понял. Похоже на санскрит: множество непонятных значков, и даже те, которые знаешь, означают что-то совсем другое. Вот смотрите — я полагал, что «а», умноженное на «b», всегда равно «b», умноженному на «а».

— А разве нет?

— То-то и оно, что у них все не так. Но мы отвлеклись. Рассказывайте, что вы узнали.

— Слушаюсь, сэр.

Томас рассказывал долго стараясь как можно обстоятельнее описать, что он видел, слышал и чувствовал. Ардмор слушал, не перебивая, и только изредка задавал вопросы, чтобы уточнить какую-нибудь подробность. Когда Томас закончил, Ардмор помолчал немного, а потом сказал:

— Наверное мне подсознательно хотелось, чтобы вы вернулись и сообщили что-нибудь такое, после чего все встало бы на свои места и было бы сразу ясно, что делать. Но то, что вы рассказали, не слишком обнадеживает. Я не вижу, как отвоевать обратно страну, которая полностью парализована и находится под таким тщательным контролем.

— Но я видел не все. Я был всего километрах в трехстах отсюда, не больше.

— Да, но ведь вы многое слышали от других хобо, которые побывали во всех концах страны?

— Да.

— И все говорили примерно одно и то же. Должно быть, мы можем считать, что картина получается довольно близкая к истине. Насколько свежей, по-вашему, была та информация, которую вы получили из вторых и третьих рук?

— Ну, если речь идет о новостях с восточного побережья, то им дня три-четыре, не больше.

— Должно быть, так и есть. Новости всегда передаются кратчайшим путем. Все это не слишком радует. И все-таки… — он умолк и озадаченно нахмурился, — все-таки вы, кажется, сказали что-то такое, что может стать ключом к решению всех проблем. Никак не могу сообразить, что это было. У меня появилось такое ощущение, но я подумал о чем-то другом, отвлекся и потерял нить.

— Может быть, мне начать сначала? — предложил Томас.

— Да нет, в этом нет необходимости. Завтра я прослушаю с начала до конца всю запись, если только до этого не вспомню все сам.

Их прервал повелительный стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Ардмор.

На пороге появился полковник Кэлхун.

— Майор Ардмор, что там за история с пленным паназиатом?

— Это не совсем так, полковник. У нас здесь, действительно, находится один человек азиатского происхождения, но он американец.

Кэлхун не обратил внимание на его слова.

— Почему мне об этом не сообщили? Я давно уже поставил вас в известность о том, что мне для экспериментов срочно необходим человек азиатского происхождения.

— Доктор, нас здесь слишком мало, чтобы соблюдать все формальности. Со временем вы бы так или иначе об этом узнали — да ведь и в самом деле уже знаете.

Кэлхун сердито засопел.

— Случайно, из разговора моих подчиненных!

— Извините, полковник, но тут уж ничего не поделаешь. Как раз сейчас Томас докладывал мне о том, что он выяснил.

— Очень хорошо, сэр, — ледяным голосом произнес Кэлхун. — Не откажите в любезности сейчас же прислать ко мне этого азиата.

— Я не могу это сделать. Он спит после приема снотворного, и вы сможете увидеться с ним не раньше чем завтра. Кроме того, хоть я и не сомневаюсь, что он пойдет нам на встречу и согласится участвовать в любом эксперименте, тем не менее он не пленный, а американский гражданин и лицо, которое мы взяли под свою защиту. Нам придется поговорить об этом с ним.

Кэлхун вышел так же порывисто, как и вошел.

— Джефф, — задумчиво произнес Ардмор, глядя ему в след, — я хочу сказать вам неофициально — сугубо неофициально! — что если когда-нибудь получится так, что мы не будем связаны дисциплиной, я тут же съезжу этому старому мерзавцу по физиономии!

— А почему бы вам его не приструнить?

— Не могу, и он это прекрасно знает. Он незаменим и неоценим. Для наших исследований нужны его мозги, а мозги не заставишь подчиняться приказам. Но вы знаете, хоть он и гений, но я иногда подозреваю, что он немного не в себе.

— Очень может быть. Зачем ему так понадобился Фрэнк Митсуи?

— Ну, это довольно сложно объяснить. Они доказали, что первичный эффект Ледбеттера зависит от свойств жизненной формы, на которую он действует, — это что-то вроде ее собственной частоты. Такая особенная частота, или длина волны, есть как будто у каждого человека. На мой взгляд, это немного отдает астрологией, но доктор Брукс говорит, что так оно и есть, и это даже не ново. Он показал мне статью одного типа из Лондонского университета по фамилии Фокс [30] — она была напечатана еще в сорок пятом, — так вот этот Фокс показал, что у каждого кролика гемоглобин имеет свою характерную длину волны: из всего спектра он поглощает именно эту волну, и никакую другую. По этому признаку — по спектру поглощения гемоглобина — можно отличить одного кролика от другого или кролика от собаки. Фокс Пробовал проделать то же самое с человеком, но ничего не получилось: оказалось, что существенных различий в длине волн нет. Но Кэлхун и Уилки соорудили спектроскоп для того спектра, с которым работал Ледбеттер, и там ясно видно, что у каждой пробы человеческой крови — своя длина волны. Значит, если они построят излучатель, который можно будет настраивать, и начнут излучать волны разной длины, то, когда дойдет дело до вашей индивидуальной частоты, ваши красные кровяные тельца начнут поглощать энергию, молекулы гемоглобина разрушатся — раз, и вы мертвы! А я буду стоять рядом с вами и останусь жив и даже невредим, потому что мою частоту они не затронут. Так вот, у Брукса появилась идея, что эти частоты должны быть связаны с расовой принадлежностью. Он думает, что можно будет настраиваться на ту или иную расу — например, прикончить в толпе всех азиатов, а белых не тронуть, или наоборот.

— Ну и ну! — Томас поежился. — Вот это будет оружие!

— Да, еще какое! Пока все это только на бумаге, но они хотят его испытать на Митсуи. Насколько я понимаю, убивать они его не собираются, но это будет чертовски опасно. Для него.

— Фрэнк не откажется рискнуть, — заметил Томас.

— Я тоже так считаю. — Ардмор подумал, что Митсуи, может быть, даже лучше умереть быстрой и безболезненной смертью в лаборатории. — Теперь вот что. Мне представляется, что с помощью ваших приятелей, с их источниками информации, мы могли бы наладить что-то вроде постоянной разведывательной службы. Давайте-ка поговорим о том, как это сделать.

Пока ученые проверяли свои гипотезы о связи между расовой принадлежностью и усовершенствованным эффектом Ледбеттера, Ардмор получил несколько дней передышки и смог всерьез подумать о том, как применить новое оружие для военных целей. Однако ничего придумать не смог. Да, оружие получилось могучее, и даже не одно оружие, а много, потому что вновь открытые силы, казалось, так же многолики, как и электричество. Можно было почти не сомневаться, что будь год назад в распоряжении вооруженных сил Соединенных Штатов то, что теперь создали ученые Цитадели, — страна не потерпела бы поражения.

Но шесть человек не могут одержать вверх над целой империей. Во всяком случае с помощью грубой силы. Императору ничего не стоит пожертвовать шестью миллионами солдат, устоять против которых шесть человек не в состоянии. Орды завоевателей, даже ничем не вооруженные, обрушатся на них, как лавина, и погребут под горами мертвых тел. Чтобы применить новое оружие, Ардмору нужна была армия.