Серебряная тоска - Валигура М. (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
- И что же вы о нас знаете?
- Разбойный вы люд. А вы, Игорь Васильевич, вообше поэт с большой дороги.
Русланчик быстро оделся, порылся в шкафу и протянул мне коричневый ремешок с серебристой пряжкой.
- Советую и вам одеться, сударь. Негоже являться к матушке в таком неглиже.
Мама моя жила в пяти трамвайных остановках от нашей с Русланом квартиры. Бывал я у неё редко, а хотел бы бывать ещё реже, поскольку наши разговоры ничем хорошим не кончались. Маме было пятьдесят три года, из которых она тридцать лет проработала преподавателем химии ( к счастью, не в моей школе). Она была женщиной каменной воли с раз и навсегда устоявшимися понятиями о том, как надо и как не надо. Единственной её слабинкой был я, единственное же чадо, которое никак не желало вписываться в переодическую таблицу элементов её кумира Менделеева. Я вёл себя легкомысленней всех неинертных газов вместе взятых, менял удельный вес, как перчатки, и вступал во всевозможные реакции с самой неожиданной валентностью.
С моим отцом мама развелась, как только я окончил школу - до той поры не хотела травмировать детскую душу, которой необходимо получить аттестат зрелости. Мама не могла переносить беспринципную мягкотелость отца, а папа чересчур устал от несгибаемого комильфотства матери. Он переехал от нас в комнатёнку в общежитии, которую предоставил ему родной завод, и зажил без особого, возможно, счастья, но с облегчением. Раза три-четыре в год мама, движимая чувством долга, являлась к нему в общагу, наводила порядок, коротко и строго бранила, а папа сидел на кровати, точно пёс, поджав хвост, и лишь глазами молил, чтоб она поскорее ушла.
Во второй раз замуж мама не вышла - это шло вразрез с её понятиями "comme il faut". Квартира её, строгая и опрятная, с мебелью в стиле 50-х годов, с чашечками в буфете, с всегда выстиранными скатёрками и занавесками, навевала на меня тоску зубоврачебного кабинета. Портреты Менделеева ( которого я в детстве принимал за Карла Маркса ) на стене и генералиссимуса на книжной полке олегкомысливались увеличенным снимком улыбающейся хари вашего покорного слуги в возрасте шести лет. По словам мамы то был последний год, когда я ещё оставался "милым, отзывчивым мальчиком". Гнетущее впечатление от комнаты несколько скрасилось бы наличием книг, не будь среди них столько справочников по химии.
Мама сумела внушить мне стойкое отвращение к этому предмету.
Я позвонил в дверь. Мама открыла сразу же, точно ждала меня в прихожей. Ноги в расшарканых тапочках, коричневые чулки, строгое тёмно-серое платье, седые волосы уложены в качанчик на макушке.
- Здравствуй, мама. - Я наклонился, чтобы поцеловать её. Она не отстранилась, но и на поцелуй мой не ответила.
- Проходи, Игорь. - Она чуть посторонилась. - Ты опоздал на пятнадцать минут.
- Трамвая долго не было, мам, - оправдался я. - Ты же знаешь, как они ходят.
- Это потому, что всем теперь управляют такие же безалаберные люди, как ты.
Вот оно, типичное начало разговора. Я уже предвкушал пару приятнейших часов.
- Снимай обувь, надевай тапочки и пойдём в комнату.
Я послушно переобулся и проследовал за мамой в комнату.
- Мам, а я ремень принёс, - похвастался я.
- Какой ремень?
- Ну, ты ж просила, чтоб я захватил. Только отдашь потом, я его у Русланчика одолжил.
- Игорь. - Мама устало покачала головой. - Когда ты повзрослеешь?
- Ты же знаешь, мам, - никогда.
- И чему же ты так рад?
- Вот этому самому и рад.
- Садись за стол. - Мама махнула рукой. - Чаю хочешь? Или, может быть, пообедаешь?
- А что на обед? - оживился я.
- Рассольник. И котлеты с гречневой кашей.
- Давай пообедаем.
Мама ушла на кухню. Было слышно, как она чиркает спичкой, включая газ, и аккуратно звенит тарелками.
"Странно, - подумал я. - Я ведь люблю маму. Почему же у меня такое чувство, будто я отбываю здесь какую-то повинность?"
- А? Что скажешь, борода? - Я повернулся к Менделееву на стенке.
"Борода" ничего не ответила. Зато из кухни раздался голос мамы:
- С кем ты там разговариваешь, Игорь?
- Пытаюсь вызвать на откровенность Менделеева. А он, чучело, только брови хмурит.
- Игорь. Иди-ка лучше сюда. Поможешь мне.
Я вышел на кухню. Мама протянула мне тарелки, ложки и вилки.
- Вот. Отнеси это в комнату.
- А мы разве не на кухне обедать будем?
- Я никогда не обедаю на кухне, если у меня гости. Да ещё такие редкие, как ты.
- Упрёк принят.
- Не валяй дурака, сын.
Я расставил тарелки и разложил ложки и вилки на столе. Вскоре появилась и мама с дымящимся рассольником, который она успела перелить из кастрюли в супницу.
- Приятного аппетита, мам.
- Спасибо. И тебе.
Сама она почти не ела, больше глядела, как я, обжигаясь, поглащаю рассольник ложку за ложкой.
- Ты похудел, - заметила она. - Вы с Русланом плохо питаетесь.
- Я вшегда был худым, - прошамкал я набитым хлебом ртом.
- И много курите. И пьёте. Наверняка.
- Мама, можно усвоить пищу в спокойной обстановке?
- Ешь, ешь.
Она отломила от хлеба небольшой кусочек, но положила его не в рот, а на скатерть, рядом с тарелкой.
- Как по-твоему, отчего я так рано поседела? - неожиданно устало спросила она.
- Из-за меня.
- Не ёрничай.Что ты, в сущности, обо мне знаешь? У меня была трудная жизнь. Я всё время боролась. Поступила в институт, где был чудовищный конкурс. Устроилась на работу в школу. Затем боролась с твоим отцом. А теперь мне приходится бороться с тобой.
- Отдохни, мама.
- Мне бы очень хотелось отдохнуть. Я страшно устала.
- Ты устала от себя, мама.
- Я хотела бы, чтоб у тебя была постоянная работа, дающая твёрдый доход. Чтоб у тебя была семья. Жена, дети. Чтоб я могла нянчить внуков. Я хотела бы, чтобы ты был счастливым.
- Верю. Но счастливым так, как ты это понимаешь.
- А как ты это понимаешь?
- Никак.
- Вот именно, что никак.
- Мама, я хочу быть таким, каков я есть. У меня есть мой мир, мои стихи, у меня есть... - тут я осёкся.
- Что у тебя есть? - Мама подняла на меня пытливый взгляд.
- Всё у меня есть, - буркнул я.
- У тебя ничего нет! - неожиданно крикнула мама. - Ни семьи, ни работы, а главное - нет чувства долга. Ты живёшь на иждевении у Руслана. Сам Руслан, кстати, работает. И Сергей работает. И Коля. Ты один ни о чём не думаешь. Ты безответственен. Мне стыдно. Я никогда не думала, что у меня вырастет такой сын.
- Откажись от меня. - Я доел рассольник и отодвинул от себя тарелку.
- Все твои слова - ёрничанье и блеф. Равно как и твои стихи.
- А ты их читала?
- Я всё равно ничего не понимаю в поэзии. Я химик. Зато понимаю другое: если б они чего-то стоили, их бы печатали.
- Действительно, мам, как всё просто.
- Игорь. Сын. Сынок. - В голосе мамы вдруг проскользнуло что-то такое, от чего у меня невольно сжалось сердце. - Ну не все же обязательно хорошие поэты. Может, ты бы мог найти себя в чём-то другом.
- Спасибо. Я уже нашёл себя.
- Есть столько интересных профессий. Кем бы ты хотел стать, если б не стихи?
- Никем.
- Можешь не волноваться, - сказала мама после паузы. - Им ты уже стал.
- А теперь ты ёрничаешь.
- Ты меня очень огорчаешь. Как Руслан так долго может выносить тебя?
- Скрежещет зубами, бедный, но выносит, - усмехнулся я.
- Тут нечему улыбаться. Возможно, он по дружбе и не говорит тебе...
- Мама! - взмолился я. - Можно, мы с Русланчиком сами в этом разберёмся?
- Действительно, это ваше дело, - согласилась мама. - Хотя со стороны выглядит довольно странно. Слушай, Игорь, скажи мне честно: в каких вы с Русланом отношениях?
- В прекрасных.
- Я имею в виду совсем другое.
- Что же?
- Вы живёте вместе. Уже довольно долго. Девушки у тебя, насколько мне известно, нет. Не знаю, не знаю...
