Журнал «Если», 2000 № 03 - Бреннерт Алан (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Это вы зря, Валентин, — заметил я. — А может, я как раз сторонник продажи крейсера.
— Это вы так шутите? — хохотнул Сорочкин. — Наше местное полусладкое вам понравится. Войдите! — крикнул он на стук в дверь.
Вошел невысокий человек лет пятидесяти, явно пренебрегающий бритьем. На голове у него косо сидел синий выцветший берет. Помятое лицо с набрякшими подглазьями имело выражение немедленной готовности постоять за свои попираемые права.
— Знакомьтесь, — представил Сорочкин. — Спецкор «Большой газеты» из Москвы Дмитрий Рассохин. Главный строитель «Пожарского» Шуршалов Иван Евтропович.
Обменявшись рукопожатием, мы сели за столик. Главный строитель быстро хлопнул стакан местного полусладкого и принялся очень громко, словно на митинге, поносить нынешние времена, федеральные и городские власти, а также негодяев, норовящих украсть с крейсера все, что на нем есть.
— Вчера унесли пеленгатор с крыла мостика, — кричал он. — На кой черт им нужен пеленгатор? Нет, тащат все! Подбираются к навигационной рубке, рубка на запоре, но их не останавливают никакие замки! Воровская страна!
— Разве крейсер не охраняется? — спросил я и отхлебнул из стакана. Вино и впрямь было приятное.
— Охраняется, конечно. Но охрана — солдаты местного полка, которым платят ничтожное жалованье. Могут эти мальчишечки, я вас спрашиваю, устоять перед взяткой?! — Голос Шуршалова выдал мощное крещендо.
— Неужели никого из воров не поймали?
— Ловили! Я сам неоднократно. Но они неуязвимы. Все равно, говорят, крейсер идет на продажу.
— Сколько примерно нужно денег на достройку?
— Четыреста миллионов. Главным образом — на электронику, на зенитно-ракетный комплекс. По проекту крейсер должен был стать ультрасовременным боевым кораблем. А теперь, через столько лет… — Шуршалов горестно махнул рукой и влил в глотку еще полстакана.
— Если он все равно безнадежно отстал… ну, морально устарел, что ли, — сказал я, — то, может, действительно имеет смысл его продать…
— Ни в коем случае! — Главный строитель трахнул кулаком по столику. — Столько в него вложено труда и… Дайте средства, и мы сумеем сделать вполне боеспособный корабль. Я писал об этом во все инстанции, на самый верх писал — ни один гусь не откликнулся. Им плевать на крейсер, на оборонную мощь, на все им плевать, лишь бы усидеть в своих вонючих креслах.
— Иван Европович, — начал было я, но он меня перебил:
— Евтропович!
— Простите, Иван Евтропович. Сегодня прилетел сюда Головань…
— Какой Головань?
— Ну, Игнат Наумович, депутат, председатель фракции…
— А, Игнат Наумыч. Он же из этих мест, из Гнилой слободы. Ну и что Головань?
— Он сторонник достройки крейсера. Надо бы вам к нему обратиться.
— Пробиться, — поправил меня Сорочкин. — Через кордон охраны местных политиканов.
— Пробьюсь, — пообещал Шуршалов и яростно поскреб небритый подбородок. — А вас, Распопов…
— Рассохин, — поправил я.
— Вас попрошу написать в газету. Мы все еще, черт дери, великая держава, хотя и отодвинутая на задворки. Нам нельзя без сильного флота. Крейсер «Дмитрий Пожарский» должен войти в строй.
Я подумал, что очерк можно начать с этих слов.
После его ухода Сорочкин подсел к телефону:
— Будем теперь отлавливать нашего Ибаньеса.
— А кто это?
— Председатель горсовета, по-старому, мэр. Родриго Ибаньес Михайлович Сидоренко. В городе его называют просто: наш Ибаньес.
Пока он трудился у телефона, я подошел к окну. Площадь отсюда, с третьего этажа, выглядела почти как во времена реформ. Горожане толпились у палаток-киосков, у некоторых стояли длинные очереди. Что они там покупают? — подумал я. С тех пор как исчезли импортные товары, торговля в стране резко оскудела. А здесь, гляди-ка, что-то еще осталось. Ну да, юг. Фрукты-овощи. А очередь, наверное, за маслом, за сахаром, которые отпускают по талонам.
У гостиничного подъезда хлопотали в поисках корма голуби. Один из них вдруг распустил веером одно крыло и стал, курлыча, кружиться вокруг сизой голубки.
— Дмитрий! — позвал Сорочкин. — Наш Ибаньес на проводе.
— Здравствуйте, Родриго Михайлович, — сказал я в трубку, пропуская это дурацкое «Ибаньес». — Я Дмитрий Рассохин, спецкор «Большой газеты»…
— Знаю, уже знаю, — послышался высокий, немного в нос, голос.
— А по какому делу пожаловали в наши края?
— По поводу крейсера «Пожарский». Когда вы смогли бы меня принять?
— Так. «Пожарский», понятно. Ну что ж, подгребайте к трем часам. Раньше не смогу.
— Хорошо, — сказал я, — в три часа.
Мы договорились с Сорочкиным, что он заедет за мной в час. Мне хотелось сначала прокатиться в порт, посмотреть на крейсер, стоящий у стенки судостроительного завода.
Мы допили вино. Сорочкин уехал в свою редакцию, а я решил прилечь отдохнуть. Скинул куртку и ботинки, взял с кровати одеяло и улегся на диван. Посплю часика полтора. По привычке двух последних лет перед сном я вызвал в памяти лицо Насти.
Садясь в потрепанный «Москвич», я взглянул на Сорочкина. Вид у него был серьезный, сосредоточенный. Вместо джинсовой куртки — широкий полотняный китель, как у пожарного.
— Что у вас под кителем? — спросил я. — Меховой жилет, что ли?
Сорочкин засмеялся и нажал на газ. Мы выехали с площади. В безлюдном переулке Сорочкин наклонился ко мне и сказал вполголоса:
— Я напал на след заговора.
— Какого заговора?
— Они хотят ровно в полночь бабахнуть по мэрии, ну, по горсовету. Как раз наступает двадцать пятое октября, понимаете? Годовщина по старому стилю.
Я не понимал: кто и из чего хочет бабахнуть?
— Ну, с крейсера, ясно же. — В голосе Сорочкина послышалась досада. — Корабль отбуксируют на рейд, и там Братеев подготовит одну из пушек к стрельбе.
— Какой Братеев?
— Бывший артиллерист. Кавторанг в отставке. Когда я служил срочную на БПК, Братеев был у нас командиром бэ-че-два. Красавец мужик!
— Валя, — взмолился я, — не говорите загадками!
— Да ну вас, Дмитрий, — отозвался он, сворачивая на широкую, обсаженную платанами улицу. — Неужели непонятно? Нашим коммунистам не нравится, что дело не доведено до конца. Что правительство Некозырева чешет себе задницу, когда заходит речь о полном восстановлении советской власти. Тут Анциферов вступил в сговор с Комаровским, ну, с начальником военно-морского училища, и тот выведет своих курсантов на улицы сразу после того, как с крейсера бабахнут. Или даже раньше — этого я пока не знаю.
— Кто это Анциферов?
— Бывший секретарь обкома комсомола и нынешний секретарь горкома компартии.
— Ну, выведут курсантов — а дальше что?
— Как что? У них давно подготовлены списки либералов, демократов, коммерсантов, будут хватать и свозить на стадион.
— Хм, на стадион. Как когда-то в Чили при Пиночете.
— Вот именно. Сейчас заедем за Давтяном, вы посидите минут десять в машине, я за ним сбегаю.
Машину он поставил возле палисадника одноэтажного дома. У палисадника, где росли густые кусты боярышника, сидели на скамейке, греясь на солнышке, три старухи. Все три вязали и одновременно разговаривали. Стекло в машине было опущено, и я невольно прислушался.
— А помнишь, — говорила одна детским голоском, — как Виктория рожала, а Энрике принял роды?
— Ты все перепутала, — возразила старушка, чье птичье личико было словно затянуто паутиной. — Виктория родила от Энрике, а роды принимал Альберто.
— А вот и не Альберто, а Адальберто! — прошамкала третья, с провалившимся ртом. — Сама все путаешь.
Прямо три парки, подумал я. Парки, прядущие судьбы людей. Тут одна из трех, с птичьим личиком, внимательно на меня посмотрела. Как их звали, парок этих, по-гречески мойр? Клото, Лахесис и, как ее, Атропос, обрезающая нить жизни. Которая же из них кинула на меня многозначительный взгляд? Уж не страшная ли Атропос? На всякий случай я сложил фигу и осторожно выдвинул ее из окошка. Но «парка» уже не глядела на меня. Она говорила весьма авторитетно:
