Южный ветер - Дуглас Норман (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
шесть стаканчиков, человек обнаруживал, что уже готов: что его обуревает потребность повздорить с кем-либо, поучить кого-либо уму-разуму или поплакаться ему же в жилетку; человека одолевала морская болезнь, он впадал в ступор, становился немногословным, эротичным, сентиментальным, восторженным, слезливым, буйно веселым, склонным к рукосуйству -- все зависело от темперамента. Впрочем, каким бы темпераментом он ни обладал, наутро его ожидала страшенная головная боль, а горло приобретало сходство с раскаленной огнем пещью Навуходоносоровой. За напитком закрепилось прозвание "Паркерова отрава".
Пойло это, обольстительно дешевое, наливали из бутылок, украшенных соблазнительной этикеткой -- творением нуждавшегося художника, которому, после того, как он изрядно задолжал за выпивку, скостили за эту работу долг. Но и самая красивая этикетка на свете не в силах была искупить кошмарных качеств содержавшейся в бутылках смеси. Члены Клуба нередко жаловались, что им как-то не по себе. Они угрожали даже покинуть Клуб. Мистер Паркер этого отнюдь не желал; ему нужны были их взносы. В подобных случаях он прибегал к замечательному приему. Всякий раз, как кто-нибудь жаловался слишком яро или слишком настойчиво -- становясь, если правду сказать, безобразно бранчливым, -- мистер Паркер терпеливо выжидал, выясняя, какую газету этот субъект предпочитает всем остальным. Выяснив же -изначально это была идея его хозяйки, -- распоряжался, чтобы таковое издание больше не доставляли, уверяя, что причиной всему недостаточность клубных средств. Как правило, эта наполеоновская тактика приводила настырного члена в чувство.
Большую часть своей жизни мистер Фредерик Паркер потратил, стараясь укрыть под личиной, под покровом громогласного и добродушного юмора присущее ему воистину редкостное сочетание злобности и скудоумия. Он был эмигрантом поневоле, живущим на деньги, присылаемые с родины. Раз в три месяца он получал некую сумму -- довольно мизерную -- на тех условиях, что и духу его вблизи от Англии слышно не будет. До того, как обосноваться на острове, он немало постранствовал. Но никакие странствия, никакие встречи с людьми, более достойными, нежели он, не смогли пробить заскорузлую оболочку, под которой таились основательно укоренившиеся в нем дурные наклонности. Он являл собой англичанина наихудшего сорта: неспособного даже на то, чтобы, смухлевав, не попасться. Если б не мудрые наставления его хозяйки, он бы вообще не вылезал из тюрьмы. При все при том мистер Паркер испытывал законную гордость по поводу своего англо-саксонского происхождения. Всякий раз, когда какая-либо затея представлялась ему слишком рискованной -- нестоящее дело, так он их называл, -- мистер Паркер произносил:
-- Нет, не пойдет. Это впору какому-нибудь даго. А я, знаете ли, англичанин.
Его изрядно помотало по свету, бедного мистера Паркера. Последним из известных его пристанищ стала Никарагуа. Там он вложил средства в одну земельную аферу, в спекуляцию, оказавшуюся весьма неудачной. Впрочем, все его спекуляции имели свойство оказываться весьма неудачными. Происходило это оттого, что люди, даже те, которые живут в Никарагуа, по разным причинам не доверяли ему; они говорили, что вся его жизнь представляет собой клубок сомнительных и постыдных делишек, что он похож на прохвоста и ведет себя, как прохвост. Он ничего не мог поделать со своим лицом; однако лицо, как выяснялось вскоре после знакомства с ним, было не единственной и даже не самой скользкой и неуловимой особенностью его существа.
В конце концов и в Никарагуа, даже в Никарагуа, стало для него жарковато.
Был один такой дон Помпонио-ди-Вергара-и-Пуярола, никарагуанский министр финансов, человек, с которым можно договориться. Они и договорились. Заключенное соглашение сводилось к тому, что Его Превосходительство, обремененный большой семьей и множеством бедных иждивенцев, возьмет на себя присмотр за земельной собственностью мистера Паркера: будучи местным уроженцем, он, пожалуй, еще мог из нее кое-что выжать. В обмен на таковую уступку специально для мистера Паркера был создан необременительный государственный пост. Его назначили Финансовым Консулом в юго-восточной Европе с резиденцией на Непенте или где ему заблагорассудится -- но без жалованья; высокое положение в обществе, сообщаемое этим постом, было сочтено достаточной компенсацией. Единственная обязанность мистера Паркера состояла в ежегодном представлении правительству Никарагуа короткого доклада -- чистой воды формальность.
Он уехал, но не один. С ним вместе отбыл его дух-покровитель, ангел-хранитель, его хозяйка, она же сводная сестра -- смуглая дама размером с коровник. Добравшись до Непенте, они обосновались в стоявшей особняком маленькой вилле, которую нарекли "Консульством". Перемена климата пошла мистеру Паркеру на пользу. Как и назначение на государственный пост. Теперь он был человеком значительным, единственным на острове представителем иностранной державы. Официальное звание дало ему не только высокое положение и возможность начать жизнь заново, но и нечто куда более насущное -- кредит. Оно позволило ему наладить отношения с местными властями: с рыжим и рахитичным судьей, например, -- между ним и мистером Паркером вспыхнула нежная дружба, вызывавшая у того, кто ее наблюдал, невнятно зловещие предчувствия. Хозяйка, будучи католичкой, -- мистера Паркера также подозревали в симпатиях к Риму -- взяла в исповедники приходского священника. Тут она выиграла очко; "парроко" был вне подозрений, во всяком случае, у иностранцев он подозрений не вызывал. По большей части она сидела дома, выдумывая о самых разных людях небылицы скандального толка и сочиняя объемистые письма, в которых предостерегала новоприезжих насчет царящей на острове аморальности.
На сторонний взгляд Консул и его хозяйка подходили друг дружке, как голубок и горлица. Он также был реформатором моральным и социальным. Но людям нужно на что-то жить. Поскольку высокое положение в обществе, неразрывное с занимаемым мистером Паркером почетным постом, ничего существенного в рассуждении наличности не приносило, он принялся изыскивать средства к существованию. Оба снова были в долгу, как в шелку. Необходимо что-то предпринять, провозгласил он.
Важная осанка мистера Паркера, его возбужденная физиономия, вересковая трубка, бриджи и белые гетры уже достаточно примелькались на улицах города, когда случившееся в Клубе безобразное бесчинство -- одна из тех, возникавших с периодичностью в один, примерно, месяц потасковок, в которую вынуждена была нехотя вмешиваться полиция, вообще-то не любившая связываться с иностранцами, -- подсказало его хозяйке, что можно попытаться предпринять нечто именно в этом направлении. Она добилась, чтобы на тот год его избрали президентом, затем чтобы его избрали президентом на следующий год, и еще на следующий и на следующий за ним; даром, что согласно правилам, президента каждый год полагалось выбирать заново. Впрочем, кому было дело до правил? Консул он или не Консул? Все только радовались тому, что мистер Паркер возглавил Клуб. В сущности говоря, он, подобно Наполеону, превратился в подобие диктатора.
Теперь он оказался в своей стихии. Местечко было прибыльное, сулившее проценты, случайные приработки и барыши всех родов. Он договорился с клубной прачкой, чтобы та стирала и его домашнее белье, задаром. Угрожая разместить заказы Клуба где-либо еще, он поназаключал множество договоров, вставляя в каждый секретную оговорку, согласно которой пятнадцать процентов прибыли оставалось за ним, -- с бакалейщиком, снабжавшим Клуб провизией, и с прочими торговцами, поставлявшими канцелярские принадлежности, мыло, фаянс (битая фаянсовая посуда составляла в отчетности значительную статью расходов) и тому подобные необходимые Клубу принадлежности. Затем он принялся за владельца дома, в котором располагался Клуб. Видит Бог, если арендная плата не будет снижена на двадцать процентов, ему придется съехать и подыскать более респектабельное помещение! Это же скандал! Грабеж среди бела дня! Поскольку домовладелец был человеком разумным, они договорились, что в контракте так и останется стоять прежняя цифра, между тем как разница в двадцать процентов будет поступать не в карман домовладельца, в котором она до сей поры находила приют, а в карман мистера Паркера. Так же обошелся он и со слугами. От мальчишки, который прибирался в помещениях Клуба, и которого он менял сколь возможно чаще, мистер Паркер требовал денежного залога -- в виде гарантии хорошего мальчишкина поведения -- залога, который никогда не возвращался, независимо от поведения. Ну и разумеется, взносы. Конечно, никакая ревизия его отчетности не грозила, на истомленном южным ветром Непенте никто о подобном и не помышлял. А если бы и помыслил, уж он бы как-нибудь подмазал ревизора, за ценой бы не постоял, мог и сотню франков выложить, ну, то есть, почти сотню; дело-то было стоящее. У него все это называлось "подбирать объедки". И само место и местные порядки устраивали его совершенно. Он на объедках всю жизнь прожил. Всю жизнь перебивался тем, что брал по мелочи в долг и не возвращал, -- а для какой-либо затеи с размахом у него кишка была тонка.
