Жестокий шторм - Жемайтис Сергей Георгиевич (полные книги txt) 📗
Слева по борту стала расти темно-фиолетовая громада. Словно со дна океана поднималась базальтовая скала, она заслонила звезду, блеснувшую было в прогалине между тучами. Все ближе, ближе страшная волна, вот сейчас, через какие-то мгновения, она рухнет на катер, раздавит его своей тяжестью.
— Ух ты! — прошептал Горшков и не обнаружил в себе страха. Наоборот, у него, как на ринге во время атаки, напряглись все мускулы. Он уверенно повернул штурвал вправо, уходя от удара волны, она рухнула в двадцати метрах и, потеряв уже силу, накрыла палубу, хлестанула в рубку. Катер осел под ее тяжестью, затем стал медленно всплывать, отряхиваясь, как чайка, вода стекала с него густыми потоками.
Старшина, следивший за маневром рулевого, со свистом выдохнул воздух из широкой груди:
— Ну, Алексей! Я только хотел сказать, а ты уже… — На самом же деле Асхатов посчитал, что на этот раз их катер не увернется, и даже с ужасом подумал: «Накроет, и все…» — Теперь так держи! — крикнул он на ухо Горшкову. — Видал, какая волнища кинулась на нас? Все оттого, что зыбь, видно, с запада еще пошла. Вот и горбятся волны…
Горшков все еще плохо слышал старшину, все внимание отдавая своеобразной игре с волнами, и подумал, что все это похоже на детские пятнашки: «Что, если такая волнища запятнает? Не выйдет!» Он теперь раньше положил руль право на борт, и почти такой же высоты волна даже не накрыла палубу, а только высоко подбросила катер. Горшков торжествующе глянул на старшину:
— Идем ровней!
— Ровней, да не очень. Чуешь, больше якорь не держит? Сорвало этими волнами, хорошо хоть наша бригантина все еще слушается руля. Ветерок ход дает… Только бы лагом не развернуло.
И тут же катер повернуло боком к волне и стало класть с борта на борт. Старшина приказал запустить моторы. Катер с трудом развернулся кормой к ветру и стал быстро набирать ход.
— Своих шесть узлов, да ветерок добавляет добрых парочку, смотри, как пена пролетает по борту, — сказал Асхатов и крикнул в моторный отсек: — Петрас, глуши!
С четверть часа катер двигался, подгоняемый ветром, затем рыскнул влево, и все повторилось вновь.
Временами слышался голос радиста, сменившего Крутикова.
— Буравин Олег заступил, — сказал старшина. — Хороший парень этот Олег. Мы с ним по выходным бычков и камбалу ловили. Держи левей. Вот так… Пропасть этой рыбы в бухте у консервного завода. Бери руками. Раз палтуса вытянули. Это уже не в бухте, а в открытом море, у берега, конечно. Вот был палтус! Держись!..
Начало светать. Океан катил бесконечные гряды седых от пены волн. Грязно-серые тучи, посветлевшие по краям, стремительно летели низко над водой.
Среди треска и свиста разрядов опять раздался голос радиста Буравина:
— КР-16! Старшина Асхатов! Вам на помощь вышел эсминец, и при первой возможности вылетят самолеты…
Старшина, сменивший Горшкова за штурвалом, повернул к матросу уставшее лицо, улыбнулся:
— Ну что я говорил! Теперь все будет отлично. Эсминец живо нас догонит. Нас поднимут на борт. Катер возьмут на буксир. Ну как ты, Алексей?
— Ничего.
— Вижу, что хорошо. Ты, брат, рулил здорово и тогда ловко увернулся от волны. Ничего страшнее я не видал. Прямо гора встала, и на вершине белая стружка. Как там наш Петрас? Все качает воду. Упорный мужик. Петрас! Ты бы отдохнул, браток! — крикнул он в переговорную трубу.
Петрас ответил, и его услышал Горшков:
— Нельзя, старшина. Только перестану, как она начинает прибывать. Через лючины просачивается. Сейчас пошла на убыль. Еще с полчаса покачаю, и, думаю, можно будет соснуть часок.
— Пока нельзя, Петрас. Теперь скажи, сколько у тебя там бензина осталось.
— Наверное, с четверть бака.
— И это все?
— Было еще в канистрах.
— Где они у тебя?
— Как всегда — в гнездах, в трюме. Думаю, целы. Только сейчас их не достать.
— И не надо. Покачай еще малость. Я бы к тебе Алеху прислал, да здесь дела поважней. А спать, Петрас, пока нельзя.
— Понятно. Ты не бойся, Ришат, выдержу. Мне приходилось по двое суток не спать, правда не в такой обстановке, да ничего — сдюжу. Ты только почаще покрикивай мне в трубку. Как там наш якорь? Похоже, сорвало?
— Да, Петрас. Сеть прорвалась, начинка уплыла. У тебя брезент цел?
— Какой брезент?
— Тот, что под трапом у тебя лежал.
— Наверное, там и лежит, между переборками. Ты прав, старшина. Брезент можно приспособить для якоря вместо матрасов. Он попрочнее.
— Займитесь с Алексеем. Он сейчас выйдет на корму.
Моторист Петрас Авижус и Алексей Горшков, с трудом удерживаясь на скользкой корме, сооружали новый плавучий якорь. Обод трала оказался цел, к нему Петрас крепил брезентовый конус. Ветер рвал из рук брезент и даже линь, которым они принайтовывали брезент на ободе. Волны окатывали палубу. Надо было выжидать затишья, чтобы сделать несколько торопливых стяжков. Горшков поскользнулся и чуть было не свалился за борт.
— Так дело не пойдет! — прокричал Петрас. — Давай я тебя привяжу! Линя у нас хватит.
— И себя тоже!
— Надо для страховки… Ну вот, теперь можешь спокойно падать, — сказал Петрас, прихватывая линь к лебедке и завязывая его морским узлом. — Теперь и себя подстрахую…
Через час неимоверного напряжения они сбросили новый якорь и, гордые делом своих рук, стояли на мостике и смотрели, как натянулся трос и катер, перестав рыскать по сторонам, развернулся кормой к ветру.
Петрас сказал:
— Вот теперь идем в полный фордевинд. Валяй грейся в свою рубку, или, хочешь, идем ко мне, у меня нагрелось от моторов.
— Нет, старшина приказал идти к нему в рубку. Да сейчас и не так холодно. Смотри, весь лед уже растаял, и вода теплая, только ветер жжет.
Петрас шагнул к люку моторного отсека и замер, подняв лицо к небу. Где-то над облаками промчался реактивный самолет. Скоро рев турбин поглотили голоса шторма. Петрас вернулся к дверям рубки, распахнул двери:
— Самолет! Старшина, самолет над нами пролетел!
Асхатов крикнул:
— Горшков, иди постой на руле!
Старшина и моторист долго стояли возле рубки, задрав голову к небу. Наконец Асхатов сказал:
— Правильно ищут. Теперь, как тучи разгонит, они снова появятся… Не пора ли перекусить?
— Хорошая мысль, Ришат. В трюме лежат консервы, тушенка, сгущенное молоко, — проглотил слюну Петрас.
— Это потом. На первый случай в кубрике есть колбаса, хлеб и сыр в рундуке.
— Сейчас приволоку!
Старшина вернулся в рубку. Стал рядом с Горшковым. Посмотрел на его сосредоточенное красивое лицо, на сильные руки, сжимающие рулевое колесо. Мысленно одобрил: «Правильно держишься, Алексей».
Горшков спросил:
— Ну как там?
— Пролетел. Где ему нас заметить в такую хмарь. Курс поиска они верный взяли. Теперь, как совсем развиднеется, еще пришлют машину. Думаю, нас эсминец догонит. Должен нас найти эсминец. Да и не один, наверное, уже вышел за нами. Ты как, Алексей, насчет еды?
— Еды? — Горшков почувствовал голодную спазму в желудке. — Как-то до этого не думал, а надо бы. Да есть ли у нас что?
— Найдется. У меня там в каюте колбаса, сыр и буханка хлеба. Сейчас Петрас доставит.
— Мне шибко пить хочется.
— Будет и вода. Водяной запас у нас в норме. Вчера слить бак хотел. Ведь на зиму становились.
В рубку ударил мокрый ветер. Вошедший Петрас протянул сетку с продуктами, чайник с водой.
Старшина пригласил:
— Заходи, похарчим вместе.
— И то дело. Хотя я себе оставил. У вас тут хорошо, светло, удобства, как на прогулочной яхте.
— Закрой двери плотней. Ты вот посмеиваешься, а не каждая океанская яхта такой шторм выдержит. Сейчас что — и волна поменьше стала, и ветер не такой, что ночью налетел. Кусай и ты, Алексей, со штурвалом и одной рукой управишься. Колбаса краковская, ребята, купил вчера в ларьке, а сам подумал: зачем столько на один ужин, — пригодилось, оказывается. Жалко, чайку сейчас нельзя разогреть, на камбузе — все летит. Да ничего, холодная вода, говорят, полезней…
