Сила воображения - Саймак Клиффорд Дональд (книги полностью txt) 📗
— Да замолчите вы! — перебила его Анджела.
Потом осмотрелась и спросила: — А где ваше милое одеяльце?
— Куда-то делось. Надо полагать, удрало. Когда я вернулся домой, его уже не было.
— Вы хоть разобрались, что это такое?
Харт покачал головой.
— Может, и к лучшему, что оно убежало, — сказал он. — Меня от него, признаться, мутило.
— Вы что док Жуйяр. Кстати, о нем. Весь наш квартал положительно сошел с ума. Док, вдребезги пьяный, валяется в парке под деревом, и его стережет пришелец. Никого даже близко не подпускает. Не то охраняет его, не то считает своей собственностью, не поймешь.
— А может, это один из его розовых слонов? Мерещились ему так часто, что в конце концов ожили?
— Оно не розовое, и это не слон. Ступни у него перепончатые, непропорционально крупные, и длиннющие паучьи ноги. И вообще оно похоже на паука, а кожа вся в бородавках. Треугольная голова с шестью ротами. Глянешь — и сразу мурашки по спине…
Харт пожал плечами. Обычных инопланетян переварить не так уж трудно, но, конечно, если такое пугало…
— Интересно, чего оно хочет от дока.
— Никто, по-видимому, не знает. А оно не рассказывает.
— А если не может?
— Все другие пришельцы могут. По крайней мере могут изъясняться настолько, чтобы их поняли. Иначе они вообще сюда не прилетали бы.
— Звучит логично, — согласился Харт. — А если оно решило нализаться задаром, сидя рядом с доком и вдыхая перегар?
— Знаете, Кемп, подчас ваши шуточки становятся совершенно непереносимыми, — заявила Анджела.
— Вроде намерения писать от руки.
— Вот именно, — подтвердила Анджела. — Вроде намерения писать от руки. Вам известно не хуже, чем мне, что в приличном обществе о таких вещах просто не говорят. Писать от руки — все равно что есть пальцами, или ковырять в носу, или выйти на улицу нагишом…
— Хорошо, — сдался Харт, — хорошо. Больше я никогда не заикнусь об этом.
Когда она ушла, Харт опустился на стул и принялся обдумывать создавшееся положение всерьез.
Во многих отношениях он будет теперь походить на Джаспера, но можно
ли возражать против этого, если он начнет писать, как Джаспер!
Придется приучиться запирать дверь. Он стал ломать себе голову: где ключ? Он никогда не пользовался ключом; теперь при первом удобном случае надо будет переворошить все в столе — а вдруг отыщется? Если нет, придется заказать новый ключ: не хватало еще, чтобы кто-нибудь вперся в комнату без предупреждения и застал его с одеялом на плечах или с пером в руке.
«Пожалуй, — мелькнула мысль, — неплохо было бы переехать на новую квартиру. В самом деле, как прикажете объяснить людям, отчего я ни с того ни с сего стал запираться на ключ?»
Но даже подумать о переезде было и то нестерпимо. Пусть комнатка плохонькая, он к ней привык, и она подчас казалась ему почти родным домом. А что если, когда он успешно продаст первые две-три вещи, потолковать с Анджелой и выяснить, как она отнесется к предложению переехать вместе с ним?
Анджела — славная девочка, но можно ли просить девушку связать свою судьбу с человеком, который сам не ведает, на что в следующий раз купить себе хлеба? Однако теперь, даже если он не продаст ни строчки, заботиться о хлебе насущном ему больше не придется.
«Любопытно, — подумал он вскользь, — можно ли поделить одеяло как кормильца на двоих? И удастся ли в конце концов внятно объяснить все это Анджеле?..»
Но как, скажите на милость, ухитрился тот забытый автор в далеком 1956-м додуматься до такого? И сколько еще шальных идей, рожденных причудливой игрой ума и парами виски, могут на поверку оказаться правильными?
Мечта? Озарение? Проблеск грядущего? Не важно, что именно: просто человек подумал об этом, и оно сбылось. Сколько же других небылиц, о которых люди думали в прошлом и подумают в будущем, в свой срок тоже обернутся истиной?
Догадка даже испугала его.
Те самые «путешествия в дальние места». Полет воображения. Влияние печатного слова, сила мысли, определяющая это влияние. «Книги куда опаснее крейсеров», — сказал он вчера. Как он был прав, как бесконечно прав!..
Он поднялся, пересек комнату и встал перед сочинителем. Тот злобно оскалился. В ответ Харт показал машине язык и произнес:
— Вот тебе!
Тут он услышал за спиной легкий шелест и поспешно обернулся. Одеяло ухитрилось каким-то образом просочиться из ящика и устремилось к двери, опираясь на нижние складки своего хрупкого тельца. На ходу оно колыхалось и дергалось, словно раненый тюлень.
— Эй, ты! — завопил Харт и потянулся следом.
Но поздно. В дверях стояло чудище — другого слова не подберешь. Одеяло подскочило к нему, быстро скользнуло вверх и распласталось у него на спине.
Чудище, обращаясь к Харту, прошипело:
— Я потерял это. Вы были добры отыскать. Благодарю…
Харт утратил дар речи.
И было от чего. Ни дать ни взять — тот самый пришелец, которого Анджела видела рядом с доктором, только еще более страшный, чем по описанию.
Он стоял на перепончатых лапах втрое большего размера, чем нужно было по росту, — казалось, он надел снегоступы. И еще у него был хвост, неизящно загнутый до середины спины. И еще дынеобразная голова с треугольным лицом и шестью рогами, а на кончик каждого из шести рогов был насажен вращающийся глаз.
Чудище залезло в сумку, которая, видимо, являлась частью его тела, и вытащило пачку банкнот.
— Небольшая награда, — возвестило оно и кинуло банкноты Харту. Тот машинально протянул руку и подхватил их. — Мы уходим вдвоем, — добавило оно, помолчав. — Мы уносим в нашей памяти добрые мысли…
Оно совсем уже переступило порог, когда протестующий вопль Харта заставил его обернуться.
— Да, благородный сэр?
— Это — одеяло — эта шутка, которую я нашел… Что это?
— Мы ее сделали.
— Но она живая, и кроме того…
Чудище только усмехнулось в ответ.
— Вы такие умные люди. Вы сами ее придумали. Много времен назад.
— Неужели тот самый рассказ?
— Непременно. Мы про нее прочитали. Мы ее сделали. Очень умная мысль.
— Не хотите же вы сказать, что и в самом деле…
— Мы биологи. Как вы назвали бы такую науку — биологическая инженерия…
