Планета Шекспира - Саймак Клиффорд Дональд (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
— Нет. По-видимому, он уверен, что ты можешь починить тоннель.
— Может быть, лучше не говорить ему, но я не смогу. Никогда не встречал такой путаницы, как на этой панели управления.
По тропе вперевалочку явился Плотоядец.
— Теперь весь чистый, — заявил он. — Я вижу, вы уже кончили. Как вам понравилось мясо?
— Оно было превосходно, — заверил Хортон.
— Завтра у нас будет свежее мясо.
— Мы зароем остатки мяса, пока ты охотишься, — предложил Хертон.
— Нет нужды закапывать. Бросьте его в пруд. В процессе этого держите нос в полной безопасности.
— Так ты всегда делаешь с мясом?
— Конечно, — ответил Плотоядец. — Это самое легкое. В пруду его что-то съедает. Может быть оно довольно, что я бросаю мясо.
— Ты когда-нибудь видел, кто съедает мясо?
— Нет, но мясо исчезает. Мясо по воде плавает. А то мясо, что я бросаю в пруд, не плавает никогда. Наверняка его кто-то ест.
— Может быть пруд воняет от твоего мяса?
— Нет, — возразил Плотоядец. — Он всегда так вонял. Еще до бросания мяса. Шекспир оказался здесь раньше меня и он мяса не бросал. Но он говорил, что пруд воняет с тех пор, как он здесь.
— Застоявшаяся вода может очень дурно пахнуть, — заметил Хортон, — но я никогда не встречал пахнущей настолько дурно.
— Может быть это не настоящая вода, — сказал Плотоядец. Она гуще, чем вода. Течет, как вода, выглядит, как вода, но не такая жидкая, как вода. Шекспир назвал ее «суп».
По лагерю протянулись длинные тени от стоящих на западе деревьев. Плотоядец задрал голову, щурясь на солнце.
— Божий час почти пришел, — сказал он. — Давайте найдем укрытие. Под прочной каменной крышей не так плохо. Не так, как на открытом месте. Чувствуется, но самое худшее камень отсеивает.
Обстановка в домике Шекспира была простой. Пол выложен каменными плитками. Потолка не было, единственная комната находилась прямо крышей. В центре комнаты стоял большой каменный стол, а вдоль стен проходило возвышение из камня высотой со стул.
Плотоядец указал на него.
— Это чтобы сидеть и спать. А также чтобы ставить вещи.
В задней части комнаты возвышение было завалено вазами и кувшинами, странными изделиями, выглядевшими, как небольшие статуэтки и другими изделиями, которым, на первый взглд, нельзя было подобрать названия.
— Из города, — сказал Плотоядец. — Предметы, которые Шекспир приносил из города. Может быть любопытные, но ценности небольшой.
На одном конце стола стояла деформированная свеча, прилепленная к камню.
— Это дает свет, — пояснил Плотоядец. — Шекспир изготовил это из жира того мяса, что я убил, чтобы он мог размышлять над книгой, иногда говорил с ней, иногда делал на ней пометки своей волшебной палочкой.
— Это-то и была книга, которую, ты мне сказал, я могу увидеть? — спросил Хортон.
— Конечно же, — заверил его Плотоядец. — Может быть вы растолкуете ее мне. Скажите мне, что она такое. Я много раз спрашивал у Шекспира, но объяснение, которое он давал, не было настоящим объяснением. Я сидел и изводил душу от желания узнать, а он никогда не говорил. Но скажите мне, пожалуйста, одну вещь. Почему он нуждался в свече, чтобы разговаривать с книгой?
— Это называется «чтение», — объяснил Xoртон. — Книга говорит посредством стоящих в ней знаков. Нужен свет, чтобы видеть знаки. Чтобы книга заговорила, знаки должны быть ясно различимы.
Плотоядец покивал головой.
— Странное обыкновение, — сказал он. — Вы, люди, занимаетесь странными делами. Шекспир был странный. Он всегда надо мной смеялся. Не снаружи смеялся, смеялся внутри. Он мне нравился, но он смеялся. Он смеялся так, будто он лучше, чем я. Он смеялся втайне, но все же давал понять мне, что смеется.
Он шагнул в угол и поднял сумку, изготовленную из шкуры животного. Плотоядец сжал ее в кулаке и встряхнул, а оттуда донесся сухой шорох и стук.
— Его кости! — воскликнул он. — Теперь он смеется только костями. Даже кости все еще смеются. Прислушайтесь, и вы их услышите. Он злобно встряхнул мешок. — Вы не слышите смеха?
Ударил божий час. Это было все-таки ужасно. Несмотря на толстые каменные стены и потолок, сила его уменьшилась незначительно. Снова Хортон обнаружил, что его схватило, раздело и распахнуло, раскрыло для изучения, и на этот раз, казалось, он был не только изучен, но поглощен, так что, казалось, хоть он и боролся за то, чтобы остаться собой, он сделался одним с тем, что поглотило его, что бы это не было. Он чувствовал, как растворяется в этом, становится его частью, и когда он понял, что нет способа бороться против этого, то попытался, несмотря на унижение от того, что стал частью чего-то, как-нибудь прозондировать себя и таким образом узнать, чем он является, будучи частью чего-то. На миг ему показалось, что он понял на один-единственный, ускользающий миг то, чем он был поглощен, то, чем он стал словно бы растянулось и заполнило вселенную, все, что когда-либо было, есть, или будет и показало это ему, показало логику (или нелогику), цель, причину и результат. Но в этот миг познания его человеческий разум восстал против сопричастности к знанию, ужаснувшийся и разгневанный тем, что такое может быть, что возможно так показать и понять вселенную. Ум его и тело поникло, сжалось, предпочитая не знать.
У него не было возможности определить, долго ли это продолжалось. Он бессильно висел, охваченный этим, и это поглотило, казалось, не только его самого, но и его чувство времени — словно оно могло орудовать временем на свой лад и для своих целей, и у него промелькнула мысль о том, что если оно на это способно, то перед ним ничто не устоит, так как время — самая неуловимая составляющая Вселенной.
Наконец это кончилось и Хортон с удивлением обнаружил себя скорчившимся на полу, закрывающим голову руками. Он почувствовал, что Никодимус подымает его, ставит на ноги и поддерживает. Разгневанный своей беспомощностью, он оттолкнул руки робота и, шатающимся шагом подойдя к большому каменному столу, отчаянно ухватился за него.
— Опять было плохо, — сказал Никодимус.
Хортон потряс головой, пытаясь прочистить мозги.
— Плохо, — подтвердил он. — Так же плохо, как в тот раз. А тебе?
— Так же, как прежде, — ответил Никодимус. — Слабый психический удар, только и всего. Это сильнее воздействует на биологический мозг.
Как сквозь туман Хортон услыхал патетическую речь Плотоядца.
— Что-то там, наверху, — говорил он, — похоже, интересуется нами.
13
Хортон открыл книгу на титульном листе. У его локтя дымила и оплывала самодельная свеча, смутный и мерцающий свет. Он нагнулся поближе, чтобы можно было читать. Шрифт был незнакомый и слова, казалось, выглядели неправильно.
— Что это? — спросил Никодимус.
— Я думаю, это Шекспир, — ответил Хортон. — Что же еще? Но правописание совершенно иное. Странные сокращения. И некоторые буквы другие. Однако взгляни сюда — это должно означать: «Полное собрание работ У. Шекспира». Вот как я это понимаю. Ты со мной согласен?
— Но здесь нет даты публикации, — сказал Никодимус, заглядывая Хортону через плечо.
— Я бы предположил, издано после нашего времени, — сказал Хортон.
— Язык и правописание изменились с течением времени. Даты нет, но напечатано в — ты можешь прочесть это слово?
Никодимус нагнулся поближе.
— Лондон. Нет, не Лондон. Где-то еще. Я никогда не слышал об этом месте. Может быть, и не на Земле.
— Ну, во всяком случае, мы знаем, что это Шекспир, — сказал Хортон.
— Вот откуда взялось его имя. Он это затеял, как шутку.
Плотоядец проворчал с другой стороны стола:
— Шекспир полон шуток.
Хортон перевернул лист и увидел чистую страницу, заполненную от руки неразборчивым почерком. Писали карандашом. Он нагнулся над страницей, разгадывая написанное. Он видел что оно состояло из того же странного написания и организации слов, которые он нашел на титульном листе. Мучительно складывал он несколько первых строчек, переводя их почти так же, как переводил бы с чужого языка:
