Осмотр на месте - Лем Станислав (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

Труднее всего им было решить, в качестве кого, собственно, я могу проникнуть в архив. Первооткрыватель планеты, терпеливо втолковывал мне магистр Швигерли из отдела кадров, это звучит весьма внушительно, но только в школьных пособиях, а для министерства это пустой звук. Ведь я не эксперт, которому Управление наблюдения за Тельцом поручило работу по договору, не член совета при министре и даже не внештатный специалист. Я – частное лицо, и в качестве такового делать мне в МИДе нечего, с тем же успехом мог бы требовать допуска к секретной документации ночной сторож. Секретность – это не только печать на документе, это еще знак того, какой ход – или противоход – будет дан делу, ибо нередко движение дела по инстанциям означает его погребение; поэтому они напрягали ум за чашкой черного кофе, чтобы найти если не предписание, то хотя бы предлог, который раскрыл бы передо мной двери Сезама. Вскоре я понял, что все до единого служащие МИДа, как высшие, так и низшие, не имели ни об Энции, ни об астронавтике никакого понятия, ибо это не входило в их должностные обязанности, и мне приходилось слышать, как они говорили «говядина» вместо «Телец». В конце концов Штрюмпфли отказался от дальнейших консультаций, велел мне сидеть дома и ждать звонка, а через три дня торжественно возвестил, что победа за нами. Непременное условие – приходить в главное здание ночью и уходить до наступления утра – я, разумеется, принял без возражений, ведь я уже настолько понимал всю деликатность этого дела, что мне оставалось только благодарить. Итак, обратив ночь в день, я мог наконец во внеслужебное время проникнуть в тайны другого мира.

Я купил самый большой, какой только удалось найти, термос для кофе, сумку с несколькими отделениями, запихнул туда бисквиты, баночку мармелада, булочки, плоскую фляжку «Мартелло», которым поят раненых на поле славы, толстую тетрадь и в самый последний момент – забытую было мною, прямо-таки символическую и все же, без всяких шуток, по-настоящему необходимую мне – ложечку.

Источники

Итак, Штрюмпфли, получив неофициальное согласие начальника Управления Тельца, ночью, когда здание опустело, ввел меня в энцианский архив и в первом библиотечном зале самолично разъяснил мне порядок пользования собранным там материалом.

Данные о ненаселенных планетах, сказал мне советник, принимают на хранение довольно просто, разбрасывая их по трем разрядам. Сначала идут отчеты первооткрывателей, понятно, ошибочные, потом результаты исследовательских экспедиций – тут уже дерево ошибок начинает ветвиться, поскольку не случалось еще, чтобы специалисты были согласны друг с другом, и появляются особые мнения, возражения и опровержения, а напоследок – заключения земных экспертов, то есть людей, нога которых не ступала на космический корабль, не говоря уж об отдаленных планетах, поэтому поседелые в боях космонавты-исследователи подают на их вердикты кассационные жалобы, апелляции и рекламации, что влечет за собой разработку планов новых экспедиций, которые на половине или в конце пути по инстанциям торпедируются бухгалтерией, поскольку, по ее мнению, гораздо дешевле примирительные комиссии и арбитраж на месте; на этом споры обычно кончаются, разве что какая-нибудь уж очень влиятельная и честолюбивая особа пожелает увековечить себя, связав свое имя с новым небесным телом, и пробьет чрезвычайную субсидию; впрочем, это уже не заботит МИД, все равно ведь никаких отношений установить нельзя, потому что не с кем, и документы отправляют в архив с пометкой начальника соответствующего отдела: «Nolo Contendere». [19]

Хуже с населенными планетами. Астронавтические материи очень скоро смешиваются здесь с политическими, потому что любая цивилизация создает по меньшей мере столько версий своей истории, сколько в ней государств; версии эти противоречивы и даже диаметрально противоположны, но МИД не может открыто отрицать ни одну из них, ведь отсюда недалеко до конфликта ante rem; [20] там prima vista [21] принимают все версии, и лишь потом начинают думать, что с этими фантами делать. В служебной практике звезды делятся на те, которые удаляются от нашего Солнца, и те, что к нам приближаются; с первыми хлопот никаких – о каком дипломатическом сближении может идти речь при постоянно возрастающих астрономических расстояниях? Внимание мидовцев сосредоточено на вторых, и именно к этой категории относятся планетарные системы Тельца. В МИДе принято делить материалы на официальные и правдивые, или на открытые и секретные, ведь политический курс надлежит выбирать в соответствии с тем, как там НА САМОМ ДЕЛЕ, а конкретные дипломатические шаги – в соответствии с тем, что ОНИ говорят об этом.

Если на планете восемнадцать государств (а это в космическом масштабе – семечки), только очень наивный человек ожидал бы найти там восемнадцать версий ее истории; кроме трудов официальных историков имеются ведь работы историков всего лишь терпимых, а иногда – казнимых и реабилитируемых post mortem, [22] а также дееписателей-критиканов и разоблачителей, которые, к сожалению, нередко поддаются духовному или физическому внушению и меняют свои взгляды в следующих изданиях, потому что у них, скажем, жена и дети (если это допускается тамошней биологией; впрочем, инстинкт самосохранения присущ любому разумному существу, так что не стоит слишком уж вдаваться в такие тонкости галактической историографии). На эту груду вариантов ложатся центнеры хроник, живописующих судьбы интересующего нас государства глазами соседей и их историков; как известно, первую мировую войну китайцы назвали гражданской войной европейцев, и это совершенно понятно, но по этой причине деятельность МИДа превращается в блуждание по лабиринту, где на каждом шагу подстерегают засады и таятся загадки; и, словно всего этого мало, то и дело поступают очередные отчеты очередных экспедиций, а когда туда вместе с дипломатическими отправляются торговые миссии, которых заботит скорее товарооборот, чем историческая истина, опять возникает необходимость в тактичных согласованиях и уточнениях. Когда же все это, наконец, как-то удается наладить, на месте вдруг происходит исторический перелом, и опять начинай все сначала, ибо монументы боготворимых доселе правителей летят с пьедесталов, преступные демоны и чудовища оказываются национальными героями и вождями, дифирамбы и сочинения, запечатлевшие на вечные времена заслуги монархов и полиархов, мгновенно устаревают; и премило выглядел бы земной дипломат, который при вручении верительных грамот перепутал этапы истории.

Ошарашенный этими объяснениями, я не мог удержаться от вопроса, в самом ли деле Земля уже установила отношения с такой уймой планет, что МИД сгибается под тяжестью выпавших на его долю задач, – ведь в Институте мне говорили, что их деятельность носит пока тренировочный характер. Штрюмпфли посмотрел на меня, как бы не веря своим глазам, словно ему показалось, что он ослышался, и не торопясь, отчетливо, чтобы я лучше понял, растолковал мне неуместность моего вопроса. Министерство Инопланетных Дел работает на основании имеющихся у него документов, и только. Лишь тот, кто не имеет никакого понятия о делопроизводстве, может увидеть в этом что-то необычайное, несообразное или даже несерьезное. Ведь вся политическая история Земли представляет собой цепь ошибок и их последствий; с прадавних времен государства ставили не на ту карту, делали то, что НЕ соответствовало их истинным интересам; поэтому политика заключается прежде всего в ошибочной оценке противника, а еще чаще – в превращении потенциальных союзников во врагов из-за недоразумений и недоумия. Как победы, так и разгромы проистекали из ложных прогнозов, коль скоро у побежденных дела обычно шли лучше, чем у победителей, – если не сразу, то чуть погодя. Ибо политика имеет дело с будущими событиями, которые точно предвидеть нельзя, а опытный политик – это тот, кто прекрасно об этом знает, но гнет свое из патриотизма, чувства долга и осознания исторической необходимости. Поэтому Министерство Инопланетных Дел не пошло по какому-то совершенно новому пути, но действует точно так же, как обычные МИДы, с той лишь разницей, что границы неизбежных при дипломатической деятельности ошибок раздвинулись астрономически. Неужели мне ничего не известно о том, что исторические решения, определившие исход мировых войн, принимались при полном игнорировании донесений и иных совершенно достоверных данных, из которых следовало, что войну объявлять не следует? Поэтому так ли уж важно, с настоящими документами мы имеем дело или всего лишь с фантомами? Каким, собственно, образом эта разница повлияла бы на течение министерских дел?