Изнанка - Палий Сергей Викторович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Погони покамест не было. Видимо, люди потеряли много бойцов при столкновении с изнанниками и теперь восстанавливали силы. Самих уродцев, кроме странного гида, тоже не было видно. За все время перехода — ни одного. Удивительно, как можно было оставаться незамеченным на таком открытом пространстве? Или их всех перебили?..
Все четверо путников устали, они находились на грани того состояния, когда уже ничего не хочется. Когда начинает главенствовать одно-единственное желание — прилечь и отдохнуть. Хотя даже это здесь было бы проблематично — почва раскалена, а тени нигде не было, потому что фиолетовый свет падал со всего небосвода сразу. Рассеянный и жестокий.
Кисти рук у Валеры ломило ужасно. Бинты, запачканные мазутом и пылью, засохли, отчего глубокие порезы начали сначала ныть, а потом пульсировать, отдаваясь бритвенной болью аж до плечевых суставов. Они шли уже около пятидесяти минут. А может, больше — часов не было. Время расползалось под палящим сиянием лиловых небес бесформенной лужей, стекая в углубления между холмами, пересекая медлительными потоками небольшие равнины, постукивая в виски. Они шли след в след, еле-еле передвигая разбитые ноги с полопавшимися мозолями. Сердца бились удар в удар, бросая сгустки крови в артерии, неторопливо, лениво, будто раздумывая: «А стоит ли?..»
— Пока ещё не поздно, может, обратно повернём? — сиплым голосом сказал Валера. — Думаю, отсюда мы ещё сможем вернуться…
Никто не ответил. Раздавалось лишь свойственное всей изнанке гудение. Ну и шарканье подошв её нежданных гостей по искусственной, нагретой, как сковородка, почве.
— Сейчас бы ко мне на студию, — произнёс через минуту Андрон. — Бассейн, бокал джина с тоником, пахнущего хвоей и чуть-чуть хинином, несколько умелых массажисток, которые вам такую мануальную терапию устроят — закачаетесь и станете просить пощады…
— Заткнулся бы ты, бодибилдер недобитый, — посоветовал Павел Сергеевич, не оборачиваясь. — Сибарит.
— Отнюдь, — продолжил Петровский. — Просто я считаю, что в полную силу человек может раскрыться только при наличии определённого перечня условий. Если он сыт, оттрахан и находится в безопасности. — Он помолчал, поморгал здоровым глазом и нехотя добавил: — Ну и если с его близкими все в порядке…
Рысцов сглотнул неприятный густой комок и тихонько застонал от особо сильного приступа боли в искалеченных руках.
— Так вот, если соблюдены все эти условия, человек может работать на полную катушку, — сказал Андрон. — Иначе КПД снижается в геометрической прогрессии.
— Ты зажравшийся представитель богемы, — со злостью ответил Таусонский. — Твой долбаный человек полностью может раскрыться лишь в экстремальных ситуациях. В таких, когда одно из этих условий нарушено. А лучше — если все сразу. Когда у тебя нет жратвы и неизвестно, как её добыть, когда бабу не видел больше месяца, когда каждый шаг может оказаться последним перед пропастью, когда не осталось ни родных, ни любимых, так-сяк, когда бесповоротно разочаровался в дружбе… Вот тогда сразу становится понятно: вещь ты или человек.
— Я другое имел в виду, — усмехнулся Петровский, разлепив ссохшиеся губы и обнажив на миг крепкий ряд верхних зубов.
— А мне насрать, что ты имел в виду.
— Тоже юмор…
На этой пессимистичной октаве разговор закончился.
Изнанник подпрыгивал, держась метрах в пяти перед группой. Создавалось впечатление, что он не устал ни на йоту.
По правую сторону, из-за холма, показалась кабина вагона. Краска слезла, и поэтому можно было подумать, что она обожжена. Слепыми, бесстекольными глазницами водительских окон таращился на проходящих мёртвый памятник. Вагон торчал из почвы, будто вплавленный в неё наполовину. Словно этот неудачливый поезд рвался наружу из-под земли, застигнутый врасплох и навеки обездвиженный…
Через сотню метров упал профессор. Без единого стона или призыва помочь. Он просто тихонько осел, подломив руки и стукнувшись головой об осколок мраморной плиты. Из рассечённого лба вяло потекла струйка крови, казавшейся в призрачном свете зарницы чёрной, а не красной.
Изнанник остановился и принялся, как обычно, безучастно раскачиваться туда-сюда.
Подполковник, чертыхнувшись, подошёл к Аракеляну и приподнял его голову. Рана была неопасна — кости черепа уцелели, лишь кожа лопнула. Гораздо хуже было то, что Альберт Агабекович, скорее всего, словил качественный тепловой удар.
— А я думал… так-с-сяк… армяне более выносливы в ус-словиях высоких температур, чем мы, славяне, — пробормотал Таусонский. Язык у гэбиста ощутимо заплетался.
Он снял с головы засаленный тюрбан, свёрнутый из рубашки, оторвал кусок рукава и промокнул лоб профессора.
Валера приблизился и увидел, что подполковник сам на грани отключки — его глаза помутнели, движения были замедленными и неточными.
— Давай помогу, — предложил Рысцов.
— Сам на ногах стой, — обидно отмахнулся Таусонский. — Андрон, ну-ка подсоби…
Вдвоём с Петровским они приподняли Аракеляна и, перекинув его руки через плечи, двинулись дальше. Валера поплёлся сзади, то и дело широко открывал рот и пытался выделить на сухой язык хоть каплю слюны, глядя, как два здоровенных мужика еле-еле переставляют ноги, волоком таща за собой низкорослого профессора. Изнанник, увидев, что люди снова могут перемещаться, бодро заковылял вперёд. Бочком, бочком…
— Если ты, шкварка драная, не приведёшь нас к любой тени, я тебе т-табуретную ножку в жопу забью, — промямлил Павел Сергеевич, обращаясь к уродцу. Тот, кажется, проигнорировал угрозу.
Приподнимать и устанавливать на новое место ноги становилось все труднее — они уже плохо держали вес тела, В лёгких гуляли суховеи, и казалось, что в организме не осталось ни одной молекулы воды. Поглаживая опухшие кисти рук, Валера вспоминал, как они с Ольгой Панкратовой убегали тогда из катакомб в Гуамском ущелье. Сколько времени прошло с тех пор? Месяцы?.. Нет, века… Если бы он сейчас мог хоть на секунду оказаться в тех ледяных сугробах… Как бы он бросился в них! Нырнул бы с головой и принялся есть снег! Растирать им голову, грудь, шею, ляжки! И есть, катая по альвеолам холодные скользкие кусочки, чувствуя, как они тают на раскалённых дёснах, превращаясь в заветную влагу… А потом бы он лёг на вершину заметённого пургой обрыва, подставил лицо вьюге и глотал бы её морозное дыхание, заставляя глотку остывать, втягивал бы в себя этот прекрасный холодный воздух зимы… Так бы и заснул под порывами метели… Которая, если внимательно прислушаться, ласково нашёптывает о мгновениях…
