Десятая планета(изд.1945) - Беляев Сергей Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Своим двум сыновьям великий Гуго оставил громадное состояние. Старший – Эрнст, получив свою часть, хотел сделаться, как отец, знаменитым артистом. Он держал собственный театр, сам играл, но всегда с провалом. Он перепробовал десятки ролей, из которых ему ни одна не удавалась. Он менял амплуа. Играл комиков – публика оставалась серьезной, как на похоронах. Он играл трагическое, а публика весело заливалась неудержимым смехом, галерка дружно гикала и забрасывала сцену апельсиновыми корками. Когда Эрнст пробовал себя в амплуа героев, партер мирно спал, а с балконов несся вой недовольных зрителей и свистки. Он играл любовников, фатов, резонеров, но без тени какого-либо успеха у публики. Он постепенно разорялся на подкуп бульварных газет, сажал наемных клакеров целыми взводами во все места своего собственного театра, но результат – нуль, ничего ровным счетом. Редакторы на его деньги покупали себе собственные виллы на Ривьере. Рецензенты и репортеры заводили текущие счета во всех венских банках. Но публика оставалась холодной. Будто венскую веселую публику подменивали каждый раз, как только Эрнст пробовал овладеть ее вниманием.
Он понемногу разорялся. Но невероятное честолюбие, жажда мировой славы снедали его.
Как-то в один из вечеров, когда Эрнст, освистанный и осмеянный, вернулся из театра, он у себя дома нашел письмо от брата Карла, о котором забыл и думать. Их пути разошлись вскоре после смерти отца. Карл писал, что год назад он женился. Только на днях жена родила дочь и скончалась во время родов. Карл просил Эрнста приехать и помочь ему перенести горечь незабываемой утраты. Эрнст, еще со следами плохо смытого грима на лице, тотчас же выехал к брату. Карл в небольшом городке Шварцвальд жил уединенно. На свою часть наследства он выстроил физико-химический институт, который подарил местному политехникуму, и занимался наукой. По специальности Карл, собственно говоря, был физиологом, как вы, доктор Tax, но по каким-то мне неизвестным причинам он не замыкался в тесном кругу своей специальности. Он работал по физиологии мозга, по детальному изучению павловского рефлекса цели. Это было как раз то время, когда к нему приехал его брат, неудачный актер, Эрнст. Два сына великого Гуго встретились.
Настоящая фамилия Гуго, надо сказать, была не Шаль, а Гричар. В молодости с Гуго произошла какая-то некрасивая денежная история. Гуго должен был скрыть свою фамилию. Потом пришла мировая слава. Гуго принял тогда все меры, чтобы доказать, что в истории с векселями он был невиновен. Во всяком случае, еще до своей смерти он восстановил доброе имя старинной фамилии Гричаров и передал ее своим сыновьям незапятнанной.
Профессор Карл Гричар был тоже неудачником. На его опыты в маленьком политехникуме столичные коллеги смотрели свысока. Всегда выходило так, что он как будто не говорил ничего нового. Всегда оказывалось, что то, что он считал своим открытием, как раз перед ним другой успевал опубликовывать раньше. Это служило неисчерпаемой темой для колких острот, эпиграмм, шуточек, которые передавались из уст в уста среди населения захудалого городишки. В этом городишке как раз родился и жил я, Оскар Гэз. Я поступил на первый курс, когда Карл Гричар как будто примирился со своей судьбой научного неудачника.
Он тогда был еще не старик. Лекции его были точны, аккуратно подготовлены, но не представляли собой ничего выдающегося. На втором курсе я заинтересовался вопросом о численных приближениях. Я хотел сделать некоторые практические выводы из теории непрерывных дробей. Случай столкнул меня с профессором Карлом Гричаром. Как сейчас помню эту нашу первую встречу…
Гэз остановился и замолчал. Низкое солнце освещало его лицо параллельными земле лучами и показалось Таху странно напряженным, как будто Гэзу было трудно передавать воспоминания о первой встрече с Гричаром. Но Гэз глубоко вздохнул и продолжал:
– В своем профессорском кабинете Гричар выслушал меня сначала сухо, потом лицо его прояснилось, и он стал объяснять мне… «Да, закономерность численных приближений, согласно теории возрастания, формулируется следующим образом: простые числа не могут быть приближенно выражены простыми числами. Пусть мы разыскиваем обыкновенную дробь, равную – приближенно – квадратному корню из некоторого простого числа, например…» Впрочем, это вам, доктор, сейчас не важно. Но я отлично помню, как, объясняя мне математические тонкости с глазу на глаз, Гричар оживился. Глаза его заблестели. И он прочитал мне такую удивительную лекцию, что я вернулся из Гричаровского института очарованным. Я стал обожать Гричара. Я сделался его учеником, потом субассистентом. Я стал бывать у него в доме. И тут я познакомился с дочерью Карла Гричара – Илоной. Это была тонкая девушка, еще подросток, с замечательными черными тонкими волосами, которые на солнце казались совершенно синими. Я полюбил ее. Она мне отвечала взаимностью… Но дело не в этом. В доме Гричара жили еще двое. Его брат Эрнст и приживалка Глафа, женщина, вынянчившая Илону после смерти матери. Илона звала фрау Глафу теткой. Глафа была преданна Гричару, как собака.
Я довольно близко наблюдал жизнь этого семейства.
Мне казалось, что оба Гричара угнетены какой-то навязчивой идеей. Они что-то затевали… Грянула война. Потом, помните, 9-е ноября 1918 года, когда на западе рухнули два могущественных престола? Я не был далек от революционного движения.
Солнце коснулось нижним своим краем горизонта и постепенно тонуло в бронзовой туманной полосе. Гэз тихо продолжал:
– Я узнал, что Гричар занят исследованием возможности читать мысли живого человека и передавать их на расстоянии. Гричар посвятил меня в свои опыты. И тут я увидал, каким злым гением для моего профессора был его брат Эрнст. Мысль покорить всех людей, оказывается, ни на минуту, не оставляла Эрнста. Он хотел славы, блеска. Это желание постепенно перешло в жажду власти, в жажду мести человечеству. Эрнст приложил свою злобу, свою настойчивость к научным знаниям Карла и… Вы знаете, доктор Тах, что за этим последовало?
Совсем стемнело. Солнце спряталось. Тонкая розовая зорька умирала на западе.
– Что именно последовало? – спросил Tax, поводя плечами от наступавшего вечернего холода.
– Иностранное правительство, заинтересованное в том, чтобы всякими способами вредить республике Советов, субсидировало опыты и достижения Гричаров. А я?.. Я не был согласен с дьявольским планом Гричаров. Я предпринял некоторые шаги. И за это Карл отнял у меня Илону. Эрнст предал меня за мою связь с революционными товарищами, которым нужны были мои знания по теории и практике взрывчатых веществ. Я бежал сюда, в прекрасную страну Советов, где наука идет на пользу человечества, где светлое будущее кажется осязаемой явью. Эта страна сделалась моей родиной. Здесь я стал большевиком.
А Гричары? В них вспыхнули те задатки, которые достались им от их отца – актера Гуго. Они стали по-своему знамениты. Они оказались гениальными трансформаторами, изобретательнейшими авантюристами, хитрейшими противниками красных республик. Они проведали о вашей работе, доктор, о чтении мыслей. Карл вспомнил свои неудачи, когда у него из-под носа вырывались его открытия. Он переехал сюда, жил в пригородном поселке и мешал вам. Это он проник в ваш рентгеновский кабинет и украл у вас ваши микроамперметры. Он украл документы, которые Аркадий забыл на столе в докторском кабинете больницы. Это он был, старик Егор Картузов, притворявшийся мертвым, чтобы попасть в больницу, вернее в мертвецкую, из которой был ход в этот ваш докторский кабинет и о существовании которого Гричары узнали от графа Щеповского, недавно умершего эмигрантом в Париже. Мишутка работал над утилизацией мировых коротких, так называемых Мелликеновских радиоволн, которые пронизывают все мировое пространство. Это зыбь эфирного Океана Вселенной. Работы Мишутки не ускользнули от Гричара, и он проник в дом товарища Зубова, чтобы украсть дифракционную катушку, которая потом легла в основу гениальнейшего изобретения, составляющего гордость нашего Советского Радиодворца.
