Действо - Болотников Сергей (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– Безвыходное положение, да, Сань? – хорошо поставленным голосом провозгласил первый Красноцветов, – но безвыходных положений не бывает. Тварь знает, что так или иначе, но живой ей не уйти. Даже если ты убьешь меня, следом все равно убьешь ее. Во всяком случае, здесь.
– Что он мелет? Тварь нельзя убить… – крикнул второй собачник, – тварь нельзя убить…
– Тварь призналась сама, – сказал первый, – видишь? Но она боится нас, несмотря на всю свою неуязвимость. Но выход есть, Саша. Мы можем дать ей уйти. Отступиться. Слышишь, тварь, мы можем дать тебе уйти, как насчет этого…
– Я не собираюсь давать ей уйти!! – взвизгнул Ткачев, дернув карабином, – молчите…
Молчите оба, мне надо подумать!
Они замолкли. Одинаковые. Даже выражения на лицах – тоскливая усталость. Ткачев тяжело дышал. Способ определить кто есть кто только один – взять и выстрелить в ближайшего Красноцветова, и посмотреть на результат. Шансов – пятьдесят на пятьдесят.
С другой стороны – Червю можно дать уйти. Но тогда… тогда Анна останется в клетке.
Его Анна останется в клетке! Однако Красноцветов… если это все же будет он, что тогда? Их станет шестеро. Собачник вел их всю дорогу, только он, да еще, пожалуй, Поляков был для них объединяющим звеном. Нет, нельзя, нельзя допустить! Ствол ружья дернулся в сторону одного, потом другого. Оба синхронно вздрогнули, что привело Ткачева в состояния тихой ярости.
– Ненавижу… – тоскливо произнес он, дрожащим пальцем елозя по спусковому крючку, – сволочи… за что вы меня так? За что? Я счас с ума сойду. Съеду с катушек… червь, я тебя все равно не отпущу…
– Александр! – резко выкрикнул второй Красноцветов, – соберись! Соберись же!
– Молчите… – слезы уже лились по щекам Александра. В голове промелькнула холодная отстраненная мысль, что он становится законченным истериком. Ткачев хрипло усмехнулся, и твердо нацелил карабин на второго Красноцветова – тот вроде бы держался поспокойней и это казалось подозрительным. Очень хотелось закрыть глаза, но делать этого было нельзя.
– Ну, хорошо! Давайте рассмотрим еще одно предложение… – сказал первый Красноцветов поднимая руки в умиротворяющем жесте. Договорить он уже не успел, потому, что второй Красноцветов без всякого перехода сделал нечто совершенно невероятное – крикнул «лови» и швырнул в двойника своим карабином.
Это было настолько дико, что Александр застыл с раскрытым ртом, так и не нажав курка.
Первый собачник дергано обернулся с выражением крайнего изумления на лице и ловко поймал карабин левой рукой.
– Что за… – начал он и тут на полированном древке оружия с отчетливым резким зумом вспыхнул красный сигнал. Потрясенное сознание Александра Ткачева все еще пыталось переварить увиденное, а руки уже сами твердо направили ружье в живот первому Красноцветову и нажали на спуск. Карабин сухо и отрывисто протарахтел, выплевывая очередь из десяти патронов калибра 7.62. Джанкли резко вздохнули. Красноцветов попятился – рубашка на животе превратилась в кровавое сито, из которого торчали обрывки ткани. Он не падал. Напротив, он пошел в атаку. Где-то на границе сознания второй Красноцветов дико завопил: «Червь», а сетевик со странным чувством холодной радости успел высадить остаток обоймы в надвигающуюся на него бледную слизистую тушу, в которой уже не осталось никакого подобия человека, а потом истекающий белой дрянью в трех десятках мест Белый Червь в последнем конвульсивном движении дотянулся до Александра Ткачева.
Софит погас резко, словно кто-то выключил свет. Мизансцена завершилась. Джанкли не аплодировали, но это не значит, что им не понравилось – просто у большинства населявших их существ не было рук.
Появление бывшего ведущего бухгалтера Алексея Красноцветова из темнины леса с принцессой в одной руке и бездыханным телом Александра Ткачева в другой было встречено в племени бурными овациями. Сам Великий Вождь почтил их своим присутствием, троекратно облобызал удачливого воина и, не сходя с места, вручил ему орден красного пламени, и кирзу героя. Принцесса совершенно не пострадала, разве что после суточного пребывания в коллекторе могла теперь именоваться разве что третьей вечерней свежестью, да и то в полутьме. Выразить свою радость, по поводу чудесного спасения она не могла, потому что после паров этилированого бензина вот уже третий час переживала небольшую, но красочную галлюцинацию в южно-испанском стиле. Сетевик прибывал без сознания. Без промедления выпущенная из клетки Анна с воем бросилась к нему, по пути наградив Великого Вождя ненавидящим взглядом, словно в том вдруг проступили черты Твари, и принялась нахлестывать Ткачева по щекам, причитая:
– Да очнись, же, Саша, очнись!!! Ты обещал, слышишь?! Обещал мне…
– Очнется, куда он денется… – усмехнулся Красноцветов, передавая Великому Вождю карабин, – червь его придавил малость, но силы у твари были уже не те. – Он обернулся к племени и крикнул, – убит ваш Червь! Нету его…
Цепь босоногих воинов племени Чук-хе на миг утратила свою обыкновенную мрачность и троекратно салютовала в воздух деталями точных приборов. Анна подняла на Красноцветова сияющие глаза:
– Он ведь из-за меня пошел! Из-за меня!
– Я знаю, – кисло сказал Красноцветов, – он, похоже, и выбрал тебя. Чудом уцелели.
Сетевик пришел в себя лишь день спустя, когда в племенных мастерских уже вовсю стучали зубила – сноровистые руки туземцев вытачивали из бронзового дерева статуи героев-победителей. Их лица – задумчивые и величественные одновременно уже были готовы, а сильные мускулистые тела еще ожидали своей очереди. Встать статуи должны были по правую и левую руку Чук-хе, а сделанная из использованной резиновой шины туша червя навсегда уляжется них под ногами – для ежегодного ритуала оплевания и загрязнения.
О случившемся Алексей Красноцветов и Ткачев никогда больше не говорили. Только в тот, первый же вечер, когда Александр, наблюдал как оранжевое, раздутое солнце скребет по верхушкам лесов на той стороне реки и не мог никак поверить в спасение, собачник спросил:
– В тот момент… у коллектора… Ты бы рискнул выстрелить?
– Да, наверное… – сказал, после паузы, сетевик, – Раньше бы, видимо, нет. Но теперь… мне теперь есть что терять помимо себя самого.
Красноцветов кивнул и вышел из хижины – его ждал Великий Вождь. Собачник так и не рассказал никому из соседей, каким образом он тащил сразу два сопротивлявшихся тела долгие километры по кишащим ядовитой гадостью джанклям, как останавливался и грозил звездам, луне и ночной сельве кулаком, обещая отыскать эту сволочь режиссера и сделать из него Белого Червя. От пережитого остался лишь сорванный голос, да сломанные ногти на обеих руках, но и то и другое прошло через некоторое время бесследно исчезло.
Три дня спустя, по узкой звериной тропе прошествовал небольшой отряд из семерых соседей, Юпиэса, великого Вождя, десятерых босоногих воинов элитной стражи и ванДоорна, который купил себе свободу заложив всех нелегальных импортеров собачьих унт на севере. Прошествовал и остановился перед небольшой низиной, где сельва ненадолго распахивала свои удушающие аммиачным запахом объятия над крохотной полукруглой полянкой. На дне овражка громоздился изломанный асфальт со следами дорожной разметки.
Впереди, чуть дальше, лесные вьющиеся кабели густо оплели некое сооружение, казавшееся угрюмой одинокой скалой, но ей не являющееся.
Увидев сие зрелище, Константин Поляков криво ухмыльнулся. О да, все слишком знакомо.
– Это Золотой Ящик, – торжественно молвил через переводчика Великий Вождь, – сюда уходят души людей Чук-хе, чтобы вернулся обратно озаренные Великой идеей и в новых белоснежных унтах.
При ближайшем рассмотрении скала оказалась древним строением из красного кирпича – когда-то оштукатуренным в веселый желтый цвет, но ныне желтизна поблекла, уступив место всепоглощающему серому. Совместными усилиями, пришедшие очистили от вьющегося хай-тека дверной проем – дверь была массивная, каменная. Чуть отступив назад, Поляков уважительно присвистнул – грубые борозды на древнем монолите складывались в искусное изображение гигантского копира, вымершего еще в древние эпохи. Зверь стоял на задних лапах. В глаза рельефа были вправлены технические рубины, которые остро и ярко блеснули, стоило свету, впервые за многие века, пасть на тело древнего камня.
