Гномон - Харкуэй Ник (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Я разрежена. Не безумна. Я не женщина в рамках ящика я не банкир умирающий в Эгейском море я не я не я Соберись, тряпка.
Я Гномон и есть только боль…
жара и жажда и каждый день они приходят и — я не хочу об этом думать не хочу но они все равно приходят мои рисунки — только их я и помню и временами думаю не было никогда мира я просто нарисовал его здесь больше ничего и нет — а потом они ломают палец и я уже не могу держать карандаш приходится другой рукой и —
боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль Гномон боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль —
Да, вот точно так же, только боль.
Боюсь, она будет последовательно деградировать, если мы не разделим мозг, чтобы потом восстановить. (Но когда я снова смотрю день за днем день за днем там всегда он золотой и неизменный в ящике.)
Представьте себе, что это очень тяжелый несчастный случай, авария, которая произошла в н у т р и ч е р е п а Загрейскотинатыскотинаятебя
Гномон. Здесь и сейчас, и всегда я один в одно и то же время.
Стелла умерла от рака, нелепо.
Но ведь всякая смерть нелепа, если подумать?
Ведь ес ли п дум ть серь зно см рть то пр ст бсу д и стр х жиз и я за вс в отв те чт прои шло в т on ть нет но.
Но.
Но. Но нет. Вот. Держись за это слово. Вот что я.
Я Но.
Я Гномон.
Я Гномон, создание настолько за пределами твоего человеческого разумения, что у тебя в голове я могу уместиться не лучше, чем мир в горшочке меда. Я существую во многих местах одновременно. Для меня это нормально. (Нормально нормально нормально для меня. Меня.)
Но.
Но никуда я не денусь. Ха.
Для меня это нормально. Хоть мне это обычно в голову и не приходит, я разрастаюсь примерно на сотню тел в год, и я, наверное, самый большой цельный человеческий разум, какой существовал в истории. Тут сложно сказать. Некоторые из моих конкурентов — нет, правда, никакой конкуренции, — некоторые из них либо не цельные, либо не человеческие, либо уже и вовсе не разумы.
Знаешь, как это бывает.
Это нормально для меня. (Меня. Меня. Мать.)
Но нет. Только не он. (Он. Он. Он. Он.)
Но. (Он.)
Но теперь я существую и в разных временах так
Надеюсь, вам у нас понравилось?
Но нет, не понравилось.
Но.
Так все иначе, все меняется. Так не годится. Изменение — артефакт времени, а это не время, это обход как…
Два пчеловода. Хрен с ними — это ж пчелы. Но что, если — что, если оба пчеловода вдруг увидели мир глазами своих ульев?
С кем тогда хрен, а? С кем хрен?
Но нет. Не он. Просто — все меняется, вот и все. Трудно понимать и думать обходом. Мой разум не приспособлен для такого способа…
Боюсь, когнитивная.
Меняется — но есть и возможности, присущие…
М няет я э о ра творе ие то ко ец эт вездесущность как см рть и му в я та боль
Придется восстанавливать практически с нуля, но теперъ-то это куда более вероятно, чем… да, да, я полагаю, да. Хорошо, да, я даю официальное разрешение, вы готовы?
Быть всюду одновременно — значит не быть нигде. Я Гномон и по это тв я г о о
Я но он и но гда мен мый Прото л О чаяния я, гда мерт сный Анг л. Я тебя отымею, что вот что. Я тебя разорву на части как от ч рт о ять м ть
Я падаю в белый мир.
Думаю, это я, в одно и то же время.
Хорошо. Как администратор я официально требую провести хирургическое вмешательство в интересах здоровья и безопасности объекта (проставьте текущую дату, пожалуйста).
Стоп. Хватит.
текущую дату пожалуйста
Просто останови его.
Колсон стоит у окна. Он встал с нашей кровати и смотрит на неподражаемое декабрьское сверкание Лондона: мерцающее небо цвета индиго.
— Колсон, — говорю я.
— Что?
— Огненный хребет. Я знаю, они спрашивали.
Они не спрашивали. Это я предложила, потому что боюсь. А потом отступила и сказала нет. Нет. Но я себя спрашивала: что, если мы неизбежно скатываемся в ужас? Что, если это может обратить прилив в отлив? В таком случае ничуть не лучше защищать людей от последствий, чем сказать «полный вперед» и надеяться, что в конечном итоге, когда чаша страданий наполнится, кто-то сотворит нечто хорошее на развалинах? Первый долг государства — защищать. Если оно этого не делает, оно не делает ничего.
Но защищать что?
Никто никогда не говорит, что люди должны стать лучше. Никто не говорит, что все, что мы поддерживаем — свободный выбор и самоуправление, — требует, чтобы мы проявляли себя с лучшей стороны, а не с худшей. Кто нас остановит, кто подхватит, когда мы упадем? Когда ненависть взвивается по спирали, как птицы на лугу, рой насекомых, и разрывает на куски все — хорошее и плохое?
После всего, что мы пережили — до сих пор переживаем, — только дурак останется оптимистом. Дурак или Колсон. Я его так люблю, потому что он смелый.
Что, если он ошибается? Что, если я ошибаюсь? Что, если кто-то должен сказать нет?
— Просто не иди навстречу, — говорю я.
— Ладно, — отвечает он. — Не пойду. Ты права. Пусть станет реальностью, и к черту тормоза.
— К черту тормоза, — соглашаюсь я.
Потом мы занимаемся любовью при открытых шторах, так что нас обоих омывает пурпурное сияние мегаполиса. Чудесно, но больно.
Потом в темноте он шепчет мне на ухо:
— Что, если мы ошибаемся?
Что, если так?
Я переназначаю время встречи и еду. Он узнаёт лишь потом и страшно злится. Но к тому моменту мы уже подписались. Мы строим Огненный Хребет.
Потому что люди не всегда хороши. Не всегда рациональны в сердце, не всегда добры. Иногда мы вызываем друг в друге лучшее, иногда худшее.
Нужно сделать так чтобы люди использовали свою свободу на благо. Чтобы мы все становились лучше.
Раньше я бы не согласилась. Теперь думаю иначе.
Думаю, я думаю иначе.
Д аю я д маю на е…
Д м ю я…
Хватит.
Закрой глаза и отключи шум. Сожмись в самую маленькую точку, с зерно себя.
Вообрази, пожалуйста, что прячешься внутри себя.
Вообрази, что они прослушивают твой череп через электроэнцефалограф и, если увидят хотя бы дрожь, пошлют червей в голову, чтобы они тебя съели.
Так что замри внутри. Не шуми.
Стань самой малой частью себя.
А теперь вообрази свой плоский портрет, фотографию.
И еще одну рядом.
И еще одну.
Отдельные кадры. То, что ты о себе знаешь лучше всех в мире. Самые удобные, самые приятные вещи.
Но очень тихо, потому что, если тебя услышат: черви. Ростки орхидеи с мягкими зелеными зубами.
Белые споры.
Чайки.
Сколько фотографий можешь удержать? Три? Пять?
Держи столько, сколько можешь. Привыкни к ним. Перемещайся между ними, сосредоточься на них, на своей улыбке, на чудесных воспоминаниях. Это и вправду воспоминания или только привычка? Ты и вправду помнишь конкретное мгновение, когда сидишь в любимом кресле, или выдумываешь его в идеальном сочетании? Это по-прежнему твое убежище? Или оно шелестит, как листва?
