Нежить - Адамс Джон Джозеф (книга регистрации .txt) 📗
Двигаясь как можно осторожнее, я добрался до автоматов, где так часто покупал еду во время работы над предыдущими книгами. Увы, мне слишком хорошо был знаком затхлый вкус больших круглых печений. Честность заставила меня опустить в автомат деньги вместо того, чтобы просто разбить стекло, и я почувствовал себя глупо. Кто знает, найдется ли там, снаружи, хоть одна живая душа, которой есть дело до моей честности?
Уничтожив два пакета крендельков и коробку печенья с изюмом и опустошив две банки апельсиновой газировки, я снова смог нормально соображать. Только теперь мне пришло в голову, что следует закрыть главный вход в библиотеку. Судя по лужам крови, которые я обходил на цыпочках, никому из находившихся здесь людей это не удалось. Все, кто был в здании во время нападения, погибли; в живых остался лишь я.
Я медленно и бесшумно двинулся в сторону вестибюля, и странно — во мне зашевелилась жалость при виде книг, сброшенных на пол во время борьбы, словно я жалел погибших людей. Каждый раз мне становилось стыдно за это чувство, но… я писатель. Это еще один неподвластный мне порыв.
Я миновал ряды компьютеров, за которыми раньше часто сидел, проверяя электронную почту, и увидел мелькавшие на экранах заставки. Я не смог преодолеть искушение, щелкнул пробел и набрал свой пароль. Среди спама я обнаружил письмо от своего агента: он спрашивал, жив ли я еще. Я ответил, что жив, и, поскольку письмо было получено три дня назад, задал ему тот же вопрос. Я пошарил в своих любимых блогах, выяснил, что ни один уголок земли не избежал ужасов зомби, и внезапно вспомнил о дверях. Потом у меня будет полно времени, чтобы посидеть в Интернете.
Когда я захлопнул кованые железные ворота главного входа в библиотеку, мне пришла в голову мысль: а не поторопился ли я, может быть, стоит проверить все здание? Действительно ли я здесь один?
Закрылся ли я от смерти? Или закрыл ее внутри, чтобы ей удобнее было сцапать меня?
Мне пришлось пойти на этот риск, потому что я не хотел просидеть неизвестно сколько времени в подвале, ожидая, пока оставшиеся снаружи люди наведут порядок и мы вернемся к нормальной жизни.
Когда я взглянул вниз, на улицу, на бродивших там зомби, мне показалось, что они чуют мое присутствие, словно я насмехаюсь над ними, оставшись в живых. Они собирались кучками, раскачиваясь из стороны в сторону. Было страшновато наблюдать за перемещениями мертвецов и знать, что они изучают меня. Я отошел подальше от ворот, надеясь остаться незамеченным. Казалось, это подействовало. Они снова побрели прочь, снова превратились в апатичных зомби; отсюда они вполне могли показаться обычными горожанами, идущими на работу. Только их работа состояла в том, чтобы пожирать этих самых горожан, — хотя вряд ли в городе остался в живых хоть один человек. Здесь никого не было, по крайней мере на улицах, окружавших библиотеку, я понял это сразу. Вся борьба давно закончилась.
Однако я не мог не заметить следов произошедших здесь ужасов. Раньше я изо всех сил старался изгнать из воображения картины зомби, пожирающих людей, но сможет ли мир когда-нибудь забыть их? Повсюду виднелись бесформенные темные пятна, подобные пленкам бензина на поверхности луж. Они говорили о страшных вещах, которых мне, слава богу, удалось избежать, сидя в подвале. На улицах беспорядочно застыли машины, одна перевернулась на ступенях библиотеки, другие были навалены в кучу друг на друга, и так до самого горизонта. Среди этого хаоса лежал на боку бронированный автомобиль. Я представил себе водителей, крутящих руль, чтобы не наехать на живых или мертвых, боящихся из первых превратиться во вторых и теряющих управление сначала автомобилями, а затем и собственной жизнью.
Не желая оживлять эти картины в своем воображении, я снова взглянул на бронированную машину. Я представил себе кучи денег, а вспомнив последний договор с издательством, подумал, что нуждаюсь в них как никогда. Возможно, если я наберусь смелости, мне удастся пробраться туда и украсть столько, сколько я смогу унести. Но зачем мне теперь деньги? За одну ночь мир перестал нуждаться в деньгах. Миром правила новая экономика — экономика, основанная на мясе. Не сводя взгляда с броневика, я с тоской размышлял о прошлом и будущем, существующем уже не для меня, и вдруг мне показалось, что за небольшим узким окном на борту машины что-то пошевелилось. Я внимательно вгляделся и, хотя не заметил больше движения, понял, что кто-то оттуда следит за мной. Я рискнул и снова подошел поближе к воротам, но, к сожалению, с такого расстояния мне не удалось различить выражение лица человека в машине. Я вообще едва сумел разглядеть его — только глаза и нос. Этого было достаточно для того, чтобы понять, что я не одинок.
Затем я увидел руку, согнутый палец манил меня подойти поближе.
Итак, я все-таки был не последним человеком на этой земле, не каким-то Робинзоном Крузо, затерянным среди полчищ зомби.
Хотя нет, если подумать, я был именно Робинзоном Крузо и, в соответствии с сюжетом, только что нашел своего Пятницу.
Истории теперь получаются у меня с трудом. Знаю, знаю, я вам обещал, что их больше не будет. Но, если бы вы оказались здесь, на моем месте, вы поняли бы, что у меня есть веские причины продолжать сочинять рассказы.
А кроме того, может быть, именно эта история и стоит того, чтобы рассказать ее.
Или, возможно (хотя я не уверен в этом), я буду продолжать сочинять до тех пор, пока наконец не признаюсь самому себе, что больше достойных историй не будет.
Итак…
Жила на свете женщина… Не буду давать ей имени; я больше не собираюсь утруждаться выдумыванием имен, ведь, в конце концов, разве все они не просто архетипы? Разве они не просто вы или я? Она пыталась и пыталась (и пыталась, и пыталась) выносить ребенка, и, несмотря на лекарства, старания врачей и акушерок, страховых компаний, а также предполагаемых бабушек, у нее никак не получалось. Муж предлагал ей, сначала мягко, затем более настойчиво, усыновить малыша, но она избегала ответа и почему-то не поддавалась отчаянию. Она знала, что в конце концов у нее будет ребенок, ее собственный ребенок, и находила силы не слушать жужжавшие вокруг голоса. И она едва не победила их всех, когда ей удалось почти до конца доносить плод.
Почти…
Но он погиб, так же, как и все предыдущие. Она перестала чувствовать движения внутри, и ее будущее превратилось в мертвый груз. Она ощущала эту пустоту так сильно, она и представить себе не могла, что можно настолько остро чувствовать потерю. Наша героиня всегда была откровенна с мужем. Супруги гордились тем, что не имеют тайн друг от друга. Но на этот раз женщина не смогла рассказать ему. Она знала, что произойдет дальше, знала, что врачи будут настаивать, и не хотела снова испытывать то, что уже перенесла столько раз. И она молилась, в первый раз с тех пор, как была маленькой девочкой, молилась за собственное дитя. А потом, за день до планового визита к гинекологу, который она собиралась отменить, чтобы смерть ребенка не обнаружилась, она ощутила шевеления.
Это были яростные толчки, не похожие на движения ребенка, происходившие до перерыва, который, как женщина убедила себя, был всего лишь коротким сном. Она чувствовала, как внутри что-то рвется, чувствовала боль, началось кровотечение, вскоре усилившееся, и женщина испугалась. Она пошла к врачу одна, не желая говорить мужу о том, что происходит, и врач, сделав УЗИ, не услышал сердцебиения. Он был сбит с толку и не знал, что сказать пациентке. Такого он не ожидал. Как может ребенок шевелиться, если сердце его не бьется?
А затем, вероятно, в ответ на ультразвук, движения усилились.
Женщина схватилась за живот и закричала, и, пока врач рылся в шкафу с медикаментами в поисках обезболивающего, ребенок разорвал матку и ткани живота и высунул наружу голову. Врач, несмотря на безумие происходящего, инстинктивно протянул руки к ребенку, чтобы убедиться, что тот здоров, и не заметил сквозь заливавшую его кровь, что он почти разложился. Ребенок, высвободившись из тела умирающей матери, попытался укусить врача, но тот быстро отпрянул и на заплетающихся ногах выбежал прочь из комнаты.
