Песня цветов аконита - Дильдина Светлана (мир бесплатных книг .txt) 📗

Накрыл смуглые тонкие пальцы ладонью, удерживая.

— Но вы… всё же хотите меня оставить? — голос, только что солнечный, тускнеет и становится хрупким — крыло мертвой бабочки. Йири не отпускает руку.

— Разве похоже? Нет, не хочу.

— Небо свидетель, моя душа — ваша. Будьте для нее посредником между землей и Небом!

Йири еле заметно склонил голову.

— Я не стану давать обещаний. Но хочу тебе только добра.

Это большее, что он может сказать.

А в комнате очень светло. И нет больше фигурки на полу, у ног другого. Айхо не поймет ничего, и все равно, правильно — так.

Ливень прекратился, и запах влажного сада был в комнате.

Далеко за полночь утекло время — глаза юноши слипались, вместо свечи ему виделись хороводы светящихся бабочек. Голова стала тяжелой — он уронил ее на маленькую подушку. Ощутить холодный щелк под щекой было блаженством.

Попытался подняться, опершись на руку, но сон пересилил.

— Спи.

Зашелестели страницы — Йири склонился над книгой; свеча поймала его тень и принялась играть с ней, беспокойное пламя.

— Спи…

Юноша хотел еще что-то сказать, может быть, попросить извинения — но с облегчением понял, что можно ничего не говорить, что все хорошо. Просто устал — как любой человек. Темные волны качают — как хорошо…

Поначалу ничего не снилось — ни тени образа, но потом беспокойный сон пришел к Айхо. Показалось, кто-то зовет.

— Что? — вскинулся он, распахивая глаза.

Йири смотрел в окно. Сад из окна казался заброшенным и одиноким — островок среди ночи, наполненный вспышками светляков.

— Двенадцать лет…

Наутро Айхо ушел к реке. Ему хотелось петь от счастья, петь — и смеяться одновременно, но одновременно не получалось, и он просто смотрел по сторонам сияющими глазами.

Над зарослями осоки пролетел небольшой белый журавль. Айхо засмеялся-таки, увидев его, — и вспомнил того, золотого. Нет. Этот — куда красивей. Он живой. Теплый. Правда, золото, согретое рукой человека, не менее теплое.

— Хуже некуда, — без выражения сказал один человек другому. — Провинция лежит у его ног, в деревнях и бедных кварталах его боятся до потери рассудка. Такая власть… Она сопоставима только с властью Солнечного. И почему Благословенный допускает подобную дерзость?

— Речи верноподданного — дело хорошее, только повторите их наместнику. Он оценит. Впрочем, награды вы не заслужите. Скажите лучше, стоит ли пытаться еще раз?

— Я и думать об этом не стану, — вскинулся первый. — У него превосходная стража… и шин. Только хэата могли бы добиться успеха, но они служат повелителю.

— У меня есть мысль получше, — второй потер переносицу. — Так мы не навлечем опасности на себя.

Ветки акации с мелкими желтыми цветками заглядывали в окно. Айхо сидел на подоконнике, прижавшись к раме.

— Помоги! — чиновник, пожилой уже человек, склонился перед ним, делая шаг вперед.

— Не могу! — Айхо дернулся назад, совсем вжался в стену.

— Ты же сам бывал беззащитным!

— Я не нарушал законов, — неуверенно проговорил юноша.

— Но ведь не все они виновны!

Айхо прижал руки к груди, словно защищаясь. Безрукавка его, молочного цвета, оттеняла смуглые руки.

— Я не могу!

— Как просто таким, как ты! Сказать «не могу» и нежиться подле сильных, позабыв, что в мире есть и страдания!

Айхо не умел говорить «нет». Если просящий не отступал, Айхо сдавался, не умея противостоять натиску. А уж противостоять мольбам… Больше всего актеру хотелось сбежать куда угодно из этой комнаты. Мечтал — вот войдет кто-нибудь… Пытался делать вид, будто рассматривает акацию, и не глядеть на человека напротив. Но не мог не слышать его.

— Чем ты рискуешь?

— Но когда подлог обнаружат, дознаются, как это было сделано…

— Но лично тебе — что грозит? Даже если ты будешь наказан, неужто Высокий не смягчится, не пожалеет тебя, поняв, почему ты так поступил? Ведь есть же у него сердце?

Айхо соскочил с подоконника и сделал попытку проскользнуть мимо просителя. Тот ухватил юношу за руку.

— Я думал, в тебе есть жалость. Ты можешь вызывать слезы своей игрой, а в груди у тебя — камень!

— Пустите же! — безнадежно дернул рукой.

— Хочешь, тебе заплатят? Сколько ты хочешь за спасение жизни? Больше или меньше, чем тебе платят за твое искусство?

— Не надо! — взмолился он. Человек все еще удерживал за руку, понимая, однако, что цели достиг. Заговорил вкрадчиво, ласково:

— Если угодно, ты можешь покинуть город… Тебе помогут…

— Нет! — впервые слово это прозвучало по-настоящему твердо.

От него требовалось немного — или, напротив, немыслимое — выкрасть печать наместника, чтобы приложить к подложному указу о помиловании. Эта история всколыхнула успокоившийся было город. Крупный чиновник был уличен во взятках и подстрекательстве к срыву работ. Теперь ему с семейством надлежало отправиться в ссылку с глухие районы. А доброжелатели пытались дать возможность виновным, захватив имущество, самим уехать из города.

Всего сутки прошли, и печать оказалась в его руках.

Тяжелая, с тем же знаком, что на кольце Йири, только больше. Спрятал печать под одежду; складки не выдали вора.

То, что Айхо собрался в город, не вызвало подозрений. Сумерки… безлюдное место неподалеку от дома; кругом густые кусты. Заметил стоящего человека, сбавил шаг. Захотелось назад повернуть… но за спиной раздалось чье-то дыхание.

— А! — дернулся было, когда пальцы впились в предплечье.

— Тихо! — чуть горло прижали, провели рукой по одежде, нашарили печать. Вытащили, отпустили. Айхо видел, как из футляра извлекли свитки, приложили печать.

Айхо вскрикнул:

— Не об этом просили! — и попробовал перехватить листы. Его отшвырнули.

— Тихо!

— Отдайте, — прошептал сдавленно, словно на горле была петля.

— Не шуми! — прошипел человек, которого Айхо до сего дня не видел. — Не на базаре лепешку украл.

— При чем тут…

— Чем тише все пройдет, тем лучше тебе же. Что сделаешь? С повинной кинешься? — человек искривил краешек рта. — Ну, иди. Тогда, может, смилуются — шкуру снимут сразу, а не по кусочкам.

Едко говорил, но правду. Соучастник.

Слушая эту речь, мальчишка застыл и смотрел безнадежно. Больше ни о чем не просил.

Шел к дому наместника покачиваясь, словно пьяный, прижимал ладонь к боку, словно без этого печать могла ускользнуть. Мыслей не было. Виновен. Если признаться, умрет… такой смертью, что не пожелать и врагу. Если не признаваться… может, и не узнают ничего. Если повезет. Если дойдет до дома и положит печать на место. Всего-то час прошел, не больше.

А что за бумаги там были… господин умнее мальчишки-актера, он все ловушки преодолел. И сейчас разберется… только Айхо даже намекнуть нельзя на какие-то непонятные письма. Вот как за все хорошее отплатил. А сказать… страшно. Шел, ноги заплетались. Долго шел.

Наконец Айхо оказался подле ворот.

И не видел, что за ним следом скользнула тень, проводила до самой террасы дома.

К тайнику сумел пройти без помех — любимца Йири всюду пропускали, даже в личные покои господина. И там, у стены, не выдержал — подкосились колени, Айхо съежился на полу. Показалось — шаги приближаются, легкие.

Поднялся, спрятал печать — перед глазами пятна радужные и хотелось завыть: вот-вот не сдержится. Чуть не молился уже — да приди же, скажи, что все знаешь — и отпираться не стану, признателен буду до конца дней за то, что избавил от этой ноши!

Скоро и в самом деле появился наместник, удивленно воззрился на актера.

— Что с тобой? Почему ты здесь и в таком виде?

Айхо ему впервые солгал. И в глаза при этом смотрел.

Йири поверил — а с чего бы не верить?

И разрешил уйти.