Шестая сторона света (СИ) - Лагно Максим Александрович (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
Ехал в трамвае и слушал диск, что был в плеере Алтынай. На паузе стояла песня, какое-то скучное R’n’B. Всегда плевался от этого дерьма, но сейчас голоса поющих девочек напоминали мне, непонятно как, Алтынай.
Сила любви, чёрт побери. Всякую муть заставила слушать.
Кстати, компакт-диск-плеер удобнее кассетного. На небольшом табло отображалось название группы и трека — TLC «Waterfalls».
Вышел на вокзальной площади. Было непривычно пусто. Даже фонтан у памятника каким-то героям не работал. Соперничая с увядающими листьями, желтела милицейская лента, запечатывающая двери Вокзала. Остальные проходы блокировали железные перегородки с кусочками жёлтой ленты.
Редкие работники проникали через укрепления, предъявляли милиционерам пропуска и исчезали в погрустневшем, как перед смертельной операцией, здании Вокзала.
Алтынай я увидел издалека, сидела на скамейке у входа.
Для меня она на всю жизнь — девочка в платьице белом. Поэтому с недоверием разглядывал её наряды, не подходящие под это описание. Сегодня на ней была кофта с капюшоном, другие джинсы, более тёмные и обтягивающие, чем вчера. Волосы распущены по плечам, но прикрыты вязаной шапочкой. В руке мой плеер. На плече — сумка.
— Привет, что слушаешь? — спросил я.
— Привет, — повертела коробочку от кассеты, — Э-э-э, Лимп… Биз-скит. Прикольно. Бодрый рэпачок.
— Отдала платье Маргарите?
— Час назад ещё.
— Ого, а чего ты ждала целый час?
Алтынай стянула наушники:
— Тебя ждала. Я в этом дворе никого не знаю. Куда мне ещё идти? Не дома же торчать.
— А я ради тебя пришёл.
— Твой толстый друг тоже приходил. Забавный он. При тебе вчера солидный был, а как меня сегодня увидел, то притворился, что не узнал. Пришлось окликнуть. Причём я перепутала, назвала его Снегирёвым. Он чуть не заплакал от обиды. Теперь не забуду, что Лебедев. Я через него Маргариту и вызвала. У меня же нет пропуска. Ну, так что будем делать?
Взял её за руку:
— Пошли в музей. Хочу показать одну аниматину.
3
Утро буднего дня, а улицы Абрикосового Сада переполнены.
В трамваях была давка. На остановках толпились очереди. На перекрёстках образовались заторы из велосипедов, электромобилей, мопедов и растерянных милиционеров, которые не знали, как разруливать утроившийся траффик. На тротуарах тесно от пешеходов. Из-за закрытия Вокзала выходной получили все сотрудники сопутствующих служб, а это половина населения Двора.
Люди не знали, куда девать незапланированную свободу. Сбиваясь в очереди возле палаток с кофе, они по сотому разу обсуждали закрытие Вокзала. Пересказывали друг другу содержание статьи из газеты. Один мужчина, одетый ещё по летнему, в тонкие белые брюки и соломенную шляпу, рисовал мелом на асфальте схему тормозного пути. Другие уверенно вносили правки или рисовали свои варианты.
Даже железнодорожники все разом поглупели и поверили, что тормозной путь поезда — величина непостоянная и скрывающая в себе сюрпризы.
Нам навстречу шли трое возбуждённых железнодорожников. Они использовали внезапный выходной, чтоб набухаться. Все трое перекрикивали друг друга, озвучивая свою версию пропажи поезда.
Я подхватил Алтынай за локоть, чтоб уберечь от столкновения с пьяными.
— Сегодня не протолкнуться, как праздничный выходной, блин, — пробормотал я.
Алтынай засмеялась:
— Я в Киеве жила, там и в будний день такая давка. Но спасибо, что заботишься. Мне приятно.
— Мне тоже.
Если бы я шёл один, то обязательно одел бы наушники. Глядел бы на суету людишек под музыку Nirvana. Но Алтынай была реальностью, которую не хотелось заслонять надуманным позёрством.
Я задумался, а не исчезнет ли очарование новизны? Ведь Алтынай не то воздушное создание в платьице белом, что чудилось мне в тумане Почтительного Ожидания. Она совсем другая. Но люблю я её за то, что она была фантазией. Ох, опять я уношусь мыслями, хер знает куда.
После первого порыва, когда взял её за руку, наши пальцы расцепились. Было неясно, зачем держаться за руки? Даже неловко. Всё-таки без высказывания нужного набора слов, некоторые жесты как бы нелегитимны.
Алтынай рассказала, что её строгий папа ходил с комиссией по строениям Двора, оценивая состояние жилого фонда и архитектурные особенности планировки. Власти решили, что строить тайл-спутник слишком дорого, бюджет не потянет. Будут искать способ уплотнить существующую застройку. А так же улучшать привлекательность пустующих верхних этажей.
— Так что, через пару лет верхние этажи, может быть, перестанут быть притоном наркоманов, и ты получишь там приличную маленькую квартирку, — подмигнула Алтынай.
— Поскорее бы. Почему у нас совершеннолетие в двадцать один год? В других странах можно с восемнадцати получать.
— В некоторых государствах совершеннолетие в двадцать пять.
— Ужас, блин. Хорошо, что мы не там.
4
Возле здания музея бродили скучающие жители. Обычно никто не посещал музей. От безделья же, все ломанулись.
Выставочные залы мне помнились своей торжественной пустотой. Я и мой друг детства, анимастер Волька, шли вдоль картин, будто весь музей для нас.
Впрочем, когда я с Алтынай, я будто с ней одной.
В зале современных анимастеров зрители всегда собиралась у пятиметровой аниматины, изображающей крушение поезда. Само собой, что сегодня возле пророческой аниматины зрителей ещё больше.
Чтоб не потеряться в толпе, я снова взял Алтынай за руку, одновременно рассказывал:
— «Крушение сто пятого» гордость музея. Но художественной ценности — ноль. Просто потрясающая техника исполнения. Вся анимация выполнена в «перманентной технике».
Алтынай зачаровано смотрела на «Крушение».
— Синхронизация живых элементов просчитана так, что нет разрывов. То есть, в каждый момент времени, одна из частей аниматины движется, чем создаётся эффект неустанного движения всей поверхности. Чисто технический трюк, но действует.
Действительно, вся поверхность «Крушения» постоянно шевелилась. Тебя затягивало в нарисованные обломки поезда, разрывало вихревым потоком, а осколки стекла впивались в лицо.
— Жутко, — сказала Алтынай.
— Этим и притягательны аниматины-катастрофы. Вроде всё происходит на твоих глазах, но не с тобой.
Я настойчиво потянул Алтынай ближе к залу современной классики, к которой относился Шай-Тай.
— Моя любимая аниматина, — сказал я, подводя Алтынай к полотну с девочкой в платьице белом.
— Р. Шай-Тай, «Подростки в Абрикосовом Саду», анимастеринг, реалистичная механика, 1866 год, — прочитала Алтынай название.
У меня так билось сердце, будто я был автором, а Алтынай — председатель выставочной комиссии.
Зря я показал «Подростков» Алтынай. Сам давно не видел эту аниматину. Оказалась скучнее, чем в воспоминаниях. Краски тусклее, анимация беднее, особенно после роскошного «Крушения сто пятого». Фигуры персонажей страдали нарушенными пропорциями. Аннотация слишком длинная и написана корявым языком.
Алтынай отпустила мою руку и внимательно прочла аннотацию. Поглядела несколько раз ремастеринг фрагмента ежемесячной анимации, когда мальчик с ножичком, поворачивался и смотрел на девочку в платьице белом.
— На меня похожа, — сказала Алтынай.
— Есть немного.
— Или на моё описание в объявлении, — она лукаво посмотрела на меня. — Папа даже не сразу показал мне объявление.
— Почему?
— Думал, маньяк какой-то сочинил, жертву ищет. Хотел в милицию пойти, да заметил милицейский штамп.
Я попробовал улыбнуться.
— Но мне понравилось описание меня. — Алтынай отвела взгляд. — Даже сохранила копию. Никто ещё так так красиво не писал обо мне.
Мы снова взялись за руки. Непременно поцеловались бы, но сзади кто-то ударил меня и заорал над ухом, обдавая перегаром:
— Небов? Лех? Ну ё-маё!
5
Парень в новом, но мятом джинсовом костюме и белоснежных кроссовках лыбился, убирая со лба прядь длинных светлых, как у Курта Кобейна, волос:
