Т. 13 Число зверя - Хайнлайн Роберт Энсон (бесплатные серии книг txt) 📗

— Правильно. «Да ну» и «Ничего себе!» означают…

— «Вас понял, выполняю», только в обратном смысле.

— Хм… да.

Вода была как раз подходящей температуры, ее покрывал толстый слой благоухающей пены. Я шагнул в ванну и присел на сиденье.

— Я должен был сказать Доре… Сказать это сейчас?

— С одной поправкой. Мне нужно что-то вроде обыкновенного телефона, чтобы я могла вызвать кого угодно и кто угодно мог вызвать меня, и то же самое относится к вам. Но никакого подглядывания в этих апартаментах.

— Это очень просто. Мы можем вызывать отсюда кого угодно, это постоянная программа. Что до вызовов, которые поступают сюда, то я обычно допускаю их только от той из двойняшек, кто на вахте: она имеет право беспокоить меня, если есть необходимость. А если необходимости нет, — знаете, ни Лаз, ни Лор не любят, когда их называют дурами, особенно я.

Я поменял команды для Доры — без всякого обмана. Теперь миссис Берроуз и я действительно оказались наедине, хотя нас мог вызвать кто угодно — по аудиосвязи.

— Что дальше, мэм?

— Кое-какие постоянные изменения в Доре — теперь она нас не слышит. Потом ориентировочный план спасения вашей матери. Потом деловая сторона. У вас в ванне есть какая-нибудь скамеечка, чтобы мне там не утонуть?

— О, конечно. Когда Лаз-Лор были с вас ростом, они часто принимали ванну со мной. У меня тут набивалось до шести человек; правда, становилось несколько тесновато: она рассчитана на четверых взрослых. Дайте я помогу, вам ничего не видно из-за этой пены.

Протягивая руку Хильде Берроуз, я вспомнил, как помогал Лаз-Лор, когда они были такие же маленькие, еще совсем подростки. Однако я ясно понимал, что это хрупкое, теплое, изящное тело принадлежит женщине, давно достигшей зрелости. У меня что-то шевельнулось, и я подумал — хорошо, что пена служит мне фиговым листком.

— Пощупайте под собой — нашли сиденье? Температура вас устраивает?

— Роскошно. На Терциусе туалетные комнаты служат местом общения, да?

— Да. За все эти годы я обнаружил, что у всех цивилизаций, где нагота обязательна или не предосудительна, омовение превращается в способ общения. Как в Древнем Риме, древней Японии, во многих других странах.

— А у цивилизаций с ярко выраженным табу на обнаженное тело помещения для омовений приравниваются к сортирам во дворе, — сказала она. — Отвратительный обычай.

Миссис Берроуз всем своим видом выразила отвращение. Я отметил это, подумав, что надо будет дать им привыкнуть к наготе, прежде чем знакомить со свободными нравами Терциуса, — иначе спасение моей матери окажется под угрозой. Я приказал Лаз-Лор не покидать несоизмеримого времени, пока все они без особых уговоров не поймут, как удобна полная нагота при комфортной температуре, и не забудут думать о теле как таковом. Это не значит, что надо забыть и про инь и янь… но всем, кроме законодателей, судей и других идиотов, давно известно, что клочок материи, прикрывающий те или иные запретные части (такие запреты бесконечно разнообразны, и каждый объявляется «естественным»), куда больше разжигает воображение, чем отсутствие одежды.

(Предупреждение для путешественников во времени: считать, что табу вашей родной цивилизации «естественны» и что лучше всего придерживаться правил, которые преподали вам в детстве любящие родители, — значит рисковать жизнью. Или еще того хуже. Если вы считаете, что смерть и есть «хуже», почитайте учебники истории.)

Но вернемся к очаровательной миссис Берроуз. Второе, чем она особенно меня удивила, — это то, что мне доставило огромное удовольствие принимать ванну вместе с ней, хотя всего несколько минут назад она нанесла мне личное оскорбление. Первое же, самое в ней удивительное, я только начинал осознавать: эта хрупкая куколка с мышцами котенка — самая крутая из всех кошек, какие попадались мне на пути.

Поймите меня правильно, она внушает мне восхищение. Но я хочу быть на той же стороне, что и она.

— Какие изменения в Доре вы хотели бы сделать, мэм?

— Лазарус, «мэм» меня называют незнакомые люди в официальной обстановке. Я не считаю, что в этой ванне обстановка так уж официальна. Друзья зовут меня Хильдой. Или по прозвищу. Иногда — ласкательными именами. Но не «мэм».

Я дал подходящий ответ, за что она окатила меня водой и продолжала:

— Пытаясь обвести меня вокруг пальца, вы с помощью своих сообщников сделали вид, будто передаете мне командование, а сами оставили за собой контроль над компьютером, без которого командовать в действительности невозможно. Я требую, чтобы вы начали выполнять наш контракт. Немедленно. Перепрограммируйте Дору, чтобы она подчинялась только мне, и заблокируйте программу, чтобы вы не могли ее изменить. Только мне, и мне одной.

Она с улыбкой наклонилась ко мне и положила под водой руку мне на колено.

— Вот почему я так настаивала на уединении — ради Доры. Она самолюбива и очень обидчива. Лазарус, я не против того, чтобы на корабле слышали то, что я говорю. Но я не обсуждаю заранее подробности предстоящей хирургической операции, которые могут смутить больного. — Она нагнулась. — Почешите мне спину между лопаток, пожалуйста.

Я был рад, что у меня есть время подумать, пока она командует: «Выше, ниже, немного левее, ага, вот здесь».

— Хильда, я не уверен, что это можно сделать. Я перепрограммировал Дору так, что в критических ситуациях она подчиняется Лаз-Лор. Но на это ушел не один год, и дело тут не в программе. Дора — настолько полноценная личность, что завоевать ее верность можно, только заставив ее вас полюбить.

— Могу в это поверить. Значит, придется вам, Лазарус, вытащить из кролика шляпу.

— Вы хотите сказать…

— Я сказала то, что хотела. Вытащить из шляпы кролика может любой фокусник средней руки. А может ли Лазарус Лонг вытащить из кролика шляпу? Вот и посмотрим. Это ваша проблема, Лазарус: вы ее создали. Я не стану заключать второго контракта с человеком, который не выполнил первого. Вам почесать спину, пока вы думаете? У вас это получилось просто замечательно.

В знак согласия я нагнулся. Хильда действительно телепатка, хотя, может быть, и не читает мысли, как книгу. Она знала, где тереть, с какой силой и сколько времени.

И когда остановиться. Я выпрямился, она опустила руку… слегка задела меня и остановилась.

— Ну и ну! Милый мой, я не думала, что произведу на вас такое действие.

Я обнял ее одной рукой. Она не отстранилась и продолжала:

— Я вам не откажу. С тех пор как мне исполнилось двенадцать, я ни одному мужчине не дала оснований говорить, будто попусту вожу его за нос. Но не разумнее ли будет отложить это до тех пор, пока мы не спасем вашу мать и не разберемся с нашими делами? Если тогда это вас, по вашему мнению, еще будет интересовать, скажете мне. В таком случае я буду просить вас помочь мне поберечь чувства и самолюбие моего мужа. И… я… не думайте, что мне сейчас легко это говорить. Перестаньте, черт возьми, и расскажите, как вы предполагаете спасти свою мать.

Я перестал и отодвинулся на ширину ладони.

— Вы уже забыли про шляпу и кролика?

— Боюсь, что да. Ну хорошо, этот раунд за вами — давайте попробуем спасти вашу мать. Я аннулирую контракт, который вы нарушили, — но больше никаких дел с вами не имею. Только спасаем ее, и мы отправляемся дальше.

— Мне кажется, вы пообещали дать мне еще один шанс — после этого?

— Что? Лазарус, вы негодяй.

— Нет, и это слово на Терциусе не имеет смысла. Вот вам шляпа. Вы назначаете меня своим подручным — назовите это как угодно — по управлению этим кораблем. Моей единственной функцией будет постоянно находиться в пределах слышимости — через Дору или как-нибудь иначе — и обеспечить выполнение любых ваших пожеланий. И днем, и ночью.

— А я буду номинальной правительницей, по-прежнему оставаясь в вашей власти. Нет, эта шляпа мне не подходит.

— Ну хорошо, вот другая. Мы садимся на Терциус; я перевожу Дору на другой корабль — она возражать не будет, мы так делали и раньше. Этот корабль я передаю вам с новым компьютером той же мощности, запрограммированным на выполнение всех судовых функций, но еще не имеющим личности. Вы сами воспитаете его по своему вкусу. Вы будете ему матерью.