Скифы - Никитин Юрий Александрович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Тор сказал кровожадно:
– Вообще-то я бы их всех на виселицу…
– Ты еще не погас, – ответил Крылов, – остальным уже все обрыдло. Удивляться тут нечему. Вопреки надеждам «патриотической оппозиции», народ отнюдь не жаждет крови демократов. Причина тому проста и очевидна. «Народ», в отличие от профессиональных оппозиционеров, хорошо понимает, что в деле разрушения советского строя поучаствовали – в той или иной мере – все. В конце концов, когда совок агонизировал, никто и не попытался встать на его защиту. Все желали ему смерти. И не надо теперь кивать на Гайдара и Чубайса. То есть, разумеется, кивать-то можно, но только вот не надо делать вид, что мы тут совсем-совсем ни при чем. Было ведь время, когда демократов поддерживала половина населения страны, а вторая половина не очень-то и возражала. Демократы, может, и обманули нацию. Ну да. Но не насиловали, а соблазнили. Сама пришла, сама дала. Чего уж там теперь-то. Именно поэтому, как видите, никакой слишком уж яропатриотический деятель из когорты пламенных обличителей антинародного режима не может развить на выборах большого успеха. Никому не нужны никакие разбирательства. Пора наконец простить себе. Давайте наконец работать. Кто прошлое помянет, тому глаз вон. Вот какой программы хотят от кандидата скифов. От Правителя, если хотите. И элита, и простые граждане.
Тор уже всхрапывал, у него был вчера тяжелый день и еще более тяжелая ночь. У Черного Принца глаза осоловели, только Денис-из-Леса сказал бодро:
– А че? Лучше не скажешь. Ты всегда умеешь говорить ясно и коротко, я в восторге!.. Принц, не спи. Погляди, там уже новые данные…
За дверью в большом зале собраний, так его теперь называют, взорвался могучий рев из десятков, если не сотен молодых глоток.
Дверь чуть приоткрылась, в щель пролезла лохматая голова, это Яшка приехал, прокричала:
– Поступают первые данные из Сибири!.. Мы идем с огромным отрывом!
Дверь захлопнулась, гул голосов рос, впитывался в стены, пол и потолок. Крылов подумал, что еще долго после выборов здесь и по ночам будут звенеть призрачные голоса, пахнуть кофе, слышаться топот быстрых ног.
Он подумал о кружке холодного пива, в желудке радостно квакнуло, но усилием воли заставил себя свернуть к подносу с горячим кофе, взял чашку в обе руки, словно согревая ладони.
Горячее пошло по жилам, он отсел за дальний стол, постарался сосредоточиться. Сейчас все в эйфории выборов, что, если честно, развиваются слишком здорово даже с их точки зрения. Словно скифскость – единственное спасение для России. А ведь, если честно, все начиналось совсем недавно без всякой мысли об этих великих свершениях! Нет, о великих свершениях мечтает каждый, втайне к ним готов, но это несколько абстрактно, а вот если указать на что-то конкретное, то каждый корчмовец, как и всякий русский интеллигент, с отвращением скажет: нет, это не то!
Но началось с веселого трепа, подошла красивая женщина, разожгла красноречие, даже угрюмый Матросов, умеющий хорошо писать, но не умеющий говорить, что-то мямлил, и вот пошла раскручиваться и обрастать плотью абстрактная идея скифизации…
И вот – получилось. Трудно поверить, но выборы уже идут. Страшно, но его кандидатура набирает и набирает очки. С большим отрывом. Неизвестно, что будет здесь, в Центральном районе страны, но сейчас…
Он постарался унять сердцебиение, даже закрыл глаза. Постарался сосредоточиться. Со скифами многое понятно, многое известно до мелочей, но какие-то глобальные вещи выпали из мировоззрения. К примеру, отношение скифов к миру, природе, городу, в котором живем, друг к другу. Ну, друг к другу начнет меняться, когда начнется свободная продажа оружия. А она начнется, если придем к власти. А вот к городу и миру…
Можно для примера нынешнего отношения взять тот дом, где живет он сам. Обычный дом, обычный подъезд. Еще в далеком детстве, прыгая через ступеньки вниз по лестнице, он видел коричневые стены в белых известковых брызгах. Брызги были сделаны специально и, кажется, служили своего рода украшением (из тех простеньких советских украшений, которыми тогда временами баловали простого человека: этак чистенько и казисто, чего еще надо). Впрочем, на стены тогда особенно не смотрел, потому что на улице светило солнце, а бегал он быстро. Однако, кажется, ничего такого особенного на них не было, разве что попадался торопливо нацарапанный знак «ЦСКА», да вездесущий оберег из трех букв, затертый и привычный, как три копейки, был изображен на почтовом ящике неизвестными гражданами.
Потом наступила оттепель перестройки, а вскоре стало жарко. Москва быстро превратилась в выгребную яму. Точнее, в выгребную яму, из которой не выгребают. Подъезд, как и полагается в такие времена, быстро запакостился по самое небалуйся. Чистое место на стенах очень быстро кончилось. Писали разное, попадалось и политическое, но в основном личное, про друзей, типа «Фил козел» и «Жора мудель». Фил и Жора тоже не оставались в долгу. Кроме того, от Фила и Жоры оставались осколки стекла (бутылки они принципиально били, дабы они не достались старушкам), тщательно приклеенные к стенам бычки, ну и, разумеется, потеки мочи, потому что после пива мальчикам хотелось пи-пи. Несколько невнятных стычек с местными жителями окончились ничем, потому что мальчики были местные и даже где-то как-то из хороших семей. Их даже нельзя было назвать хулиганами. Пожилые дяди возмущались. Мудрые старушки тихо вздыхали и говорили: «Время такое», и, кажется, были глубоко правы. Время было действительно такое.
Россия не то чтобы деградировала, а вот именно что опускалась. Как «Титаник». На дно. Страна тонула, ледяная вода заливала палубы, в окна иллюминаторов заглядывали причудливые глубоководные рыбы – «брокеры» и «дилеры». Кое-кто из них напоминал акул (разумеется, вожделенных «акул капитализма», которым наши капитаны собирались скормить Россию), но по большей части походили на пираний.
Когда падающий рубль зацепился за гэкаошный сучок и повис, раскачиваясь, над бездной (что называлось красивым словом «стабилизация»), стены подъезда вымазали какой-то омерзительной зеленой краской. У Крылова было серьезное подозрение, что ее получили по бартеру с какого-нибудь армейского склада, больно уж защитным казался колер, но проверить догадку было сложновато. Разумеется, защитный колер не защитил стену от немедленного разрисовывания. К тому моменту Фил и Жора успели подрасти, заняться торговлей кожаными куртками, Жора попал на бобы и куда-то свалил, а Фил исчез в Чехии. Новое поколение писателей на стенах оказалось совсем другим, на удивление пристойным. Это были довольно приличные мальчики и девочки, особенно по сравнению со своими старшими братьями и сестрицами. Пить пиво и ссать в мусоропровод в этой среде стало как-то не принято. Надписи на стенах стали на ломаном английском, включая признания в любви и в ненависти. Одно время он спускался по лестнице мимо размалеванных стен, на которых не было ни одного русского слова, даже трехбуквенного.
