Нежить - Адамс Джон Джозеф (книга регистрации .txt) 📗
Певец продолжал исполнять соло Пролога. Это был Антон Век, отец Мейер хорошо знал его. Антон когда-то был церковным служкой, он до сих пор помогал священнику приходской церкви Святых Петра и Павла, исполняя множество мелких, но необходимых поручений. «Антон, Антон, — подумал священник, — неужели это ты рассказал им?» Антон был там. И он не одобрил поступка отца Мейера.
И, что еще хуже, он был кузеном Каспара Мюллера.
Отец Мейер со вздохом склонил голову и вытащил из кармана четки. Он не собирался смотреть представление, хотя, как все жители Обераммергау, считал свой возраст не годами, а числом Страстей Господних, которые он видел за свою жизнь. Шестьдесят пять, значит, это его шестое представление.
До недавнего времени отец Мейер занимал второе по важности положение в Совете Шести и Двенадцати, комитете, который контролировал все, что касалось пьесы, включая самый важный вопрос: выбор актеров для исполнения ролей в Страстях Христа.
Он знал правила: кандидаты должны быть жителями Обераммергау или прожить здесь не менее двадцати лет. Из женщин отбирались исключительно девственницы, причем молодые, — эти отброшенные ранее ограничения были введены снова во время нашествия зомби, в надежде как можно лучше угодить Богу.
Он знал правила: здесь должны быть представлены самые известные семьи.
И он соблюдал эти правила. Он просто повиновался высшему закону; и именно поэтому отец Мейер понимал, что после сегодняшнего его лишат сана. Но это не имеет значения. Он будет продолжать свое служение Богу без благословения Церкви.
Без благословения. У священника что-то сжалось в горле. Большой и указательный пальцы скользили по потертым деревянным бусинкам четок, которые выточил для него его отец.
— Уберите это, — сердито прошептал кардинал.
Новая Церковь не одобряла четки.
Отец Мейер прикрыл четки ладонями. Губы его шевелились — он мысленно считал бусины. Вырезанные с любовью, они имели форму розочек, чтобы почтить Деву Марию. Это была прекрасная вещь, достойная находиться в музее. Как и Старая Церковь, подумал он, с ее состраданием и любовью.
Мыслями священник унесся в недавнее прошлое, в тот день, когда выбирали актеров. Было очевидно, по крайней мере для остальных, что Каспар Мюллер будет исполнять роль Христа. Он играл Христа уже три раза, и его семья была самой влиятельной и родовитой в Обераммергау. Но играть Христа в четвертый раз? Теперь, когда он на тридцать лет старше, чем был в самом начале? Отец Мейер напомнил, достаточно корректно, что женщинам старше тридцати пяти запрещается участвовать в пьесе. Неужели шестидесятитрехлетний мужчина может изображать человека в два раза моложе себя?
— Это не имеет значения. Здесь важны духовные качества человека, — заявил Адольф Мюллер, также член Совета и еще один кузен Каспара.
Но все же здоровье Каспара было уже не то, что в молодости. Он стал слабее. Роль Христа была очень тяжелой — каждое представление Страстей Господних продолжалось восемь часов с перерывом на обед; а ведь ему еще предстояло висеть на кресте…
…И еще имело значение то, что недавно Каспар упал с крыльца и сломал несколько ребер.
Отец Мейер считал, что на этом дискуссия должна закончиться; им придется выбрать другого актера, помоложе. Но Каспар дал понять, что он и слышать об этом не желает; он не отдаст роль никому. И не позволит дублеру занять свое место.
Священник не стал скрывать от Совета свою озабоченность. Из уважения к его сану дискуссия продолжилась. Но отцу Мейеру следовало помнить о слабости своего положения: Мюллеры были в числе основателей Обераммергау, им принадлежали крупнейший отель, два ресторана, четыре таверны. Они также каждый год делали щедрые пожертвования Государственной школе резьбы по дереву, расположенной в деревне. Семья отца Мейера переехала сюда только в конце XIX столетия. Для большинства местных жителей Мейеры едва ли были лучше чужаков. К тому же поддерживать крупнейшего в городке работодателя сулило гораздо большие выгоды, чем стать на сторону приходского священника.
И все же, в конце концов, после долгих обсуждений Каспар заявил, что он позволит на время сцены распятия заменить себя дублером — одним из зомби, wandelndere Leichname, ходячих мертвецов, как их называли по-немецки. Внешность зомби нужно было изменить таким образом, чтобы он походил на Каспара.
— Подумайте об этом, — уговаривал Совет Адольф Мюллер. — Наконец мы сможем по-настоящему изобразить страдания Христа. Мы можем вбить гвозди ему в ладони, проткнуть его…
— Отец, вам бы следовало досмотреть, не то пойдут разговоры, — сказал кардинал Шонбрун, когда священник поднялся.
Отец Мейер содрогнулся. Солнце стояло высоко в небе. Сцена была пуста, занавес задернут. Наступил перерыв на обед. Прошло уже четыре часа.
Пора. Он воззвал к Деве Марии, умоляя дать ему смелости.
— Разговоры уже ходят, ваше преосвященство, — возразил он. — Люди не перестают болтать с тех пор, как я вышел из состава Совета.
— Вот почему мы здесь, — прервал его кардинал, кивнув на епископа и множество священников, собравшихся вокруг них. — Чтобы показать, что Церковь одобряет эти представления, даже если вы — против.
Епископ Аренкиль обнял отца Мейера.
— Пойдемте. Съедим по сосиске, выпьем пива. Кардинал, вы, конечно, не возражаете?
Сердце в груди отца Мейера подпрыгнуло. Вот он, подходящий момент. Прощай, прошептала его душа Святой Матери Церкви. Прости меня.
— Я… я не голоден, — запинаясь, пробормотал он, невольно показав свой страх. — С вашего позволения, могу я отправиться к себе домой на время перерыва?
Кардинал пристально взглянул на него.
— Я думаю, не стоит. Мне кажется, вы должны пообедать с нами, отец.
Отец Мейер усилием воли заставил себя не паниковать.
— Но я не хочу…
— Нет. Вы пойдете с нами, отец Мейер.
Отец Мейер ссутулился. Кардинал, должно быть, догадался о его плане — проникнуть за кулисы и освободить десятерых зомби, которых купила деревня. И как он мог думать, что это ему удастся? Он был дураком. Проклятым старым дураком.
— Отец Мейер? — Кардинал Шонбрун жестом пригласил его идти рядом.
Старый священник подавил подступившие слезы. Возможно, ему удастся найти иной способ. Он не мог поверить, что через четыре часа они в самом деле распнут несчастное существо.
— Это все время делают в кино и тому подобном, — бормотал епископ Аренкиль, пока отец Мейер тащился следом за кардиналом. — Это разрешено всякими гуманитарными организациями, союзами и…
— Не говорите со мной. — Отец Мейер отвернулся от старого друга.
— Но, Иоганн…
— Не надо.
Они сидели в переполненном зале отеля Мюллера, среди туристов, нервы которых щекотало присутствие настоящих зомби. Несмотря на то что зараза была давным-давно остановлена, люди не забыли старых страхов.
Мария Мюллер, дочь Каспара, принесла священникам большие кружки с пивом и тарелки со свиными ребрышками и кислой капустой. «Девица», которой уже перевалило за сорок, изящно присела перед епископом и кардиналом, но демонстративно повернулась спиной к отцу Мейеру. С тех пор как священник вышел из Совета, никто из жителей деревни не разговаривал с ним.
— Все идет хорошо, а? — спросил у нее епископ Аренкиль. — По-моему, жители так гордятся представлением.
Мария нахмурилась.
— Это наша святая обязанность, ваше преосвященство. Мы делаем это не из гордости.
Отец Мейер поджал губы. Сегодня одно из Божьих созданий перенесет ужасные страдания из-за того, что некий человек подвержен греху гордыни.
Ему говорили, что у зомби нет нервных окончаний.
Отец Мейер сидел, съежившись в своем кресле, и по щекам его бежали слезы. Он стиснул четки, глядя, как это существо корчилось в муках, когда ему раскрыли ладонь и пробили ее гвоздем.
— Им руководят с помощью пульта дистанционного управления, Иоганн, — напомнил ему епископ с ноткой гордости в голосе. — На самом деле оно ничего не чувствует. Его лишь заставляют делать вид, что оно страдает.
