Русская весна - Спинрад Норман Ричард (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

XXIX

Соня, подобно прочим советским чиновникам в Париже, с огромной тревогой наблюдала за развитием событий. С чего вдруг военные вернут власть человеку, которого они же, держа на мушке, свели с Мавзолея?

А с другой стороны, куда им деваться?

Подобно тому как Гарри Карсон завел Америку в тупик (и отдал концы, оставив другим расхлебывать кашу), маршал Бронкский загнал себя в угол, выставив свой беззубый ультиматум, и Натан Вольфовиц швырнул эту бумагу ему в лицо. Теперь «медведи» проиграли выборы, и военные сидят голым задом на горячей плите. Загнаны в угол.

Если они пошлют войска на Украину, украинцы обрушат ракеты и на сухопутные силы, и на Черноморский флот. Если они рискнут нанести упреждающий удар по украинским ракетным установкам, американская «Космокрепость Америка» отразит удар, а украинцы шарахнут по российским городам ядерными зарядами. Следующее: американцы и сами могут ударить по Советскому Союзу – чего им ждать, когда болван Бронкский пригрозил применить ядерное оружие против Америки, если украинцы используют хоть одну ракету американского производства?

Но если военные пойдут на попятный, позволят Украине выйти из Союза, начнется цепная реакция; другие народы поспешат объявить независимыми свои республики, и Советский Союз развалится в считанные месяцы, а то и недели.

Что бы ни случилось, отвечать придется тем, кто стоит у власти. Помирать по примеру Карсона генералы не намеревались, им удобнее сбыть то, что они натворили, Константину Горченко, а самим умыть руки. Если он не справится, никто не будет виноватить Красную Армию. А если он чудом выкрутится и спасет страну, они навесят себе медали за преданность социалистической демократии. На деле-то Красную Армию возглавляют чиновники. Даже генералы помнят первый закон бюрократии: «Прикрывай свой зад!»

Натан Вольфовиц не был советским чинодралом и не слыхивал о «первом законе». Он не желал пускать события на самотек. Решимость, с которой он поддержал социалистическую законность – и тем похоронил надежды военных на власть, – превратила его в неофициального Героя Советского Союза. Однако Соня могла только гадать, как к нему относится его собственная бюрократия и народ.

– Удивительный человек этот Вольфовиц! – говорила она, когда они сидели у экрана, ожидая выступления Горченко перед Верховным Советом – первого после того, как он вернулся к власти. – Я не слышала, чтобы политик так говорил о преступлениях собственной страны.

– А парень по фамилии Горбачев? – напомнил Бобби.

– А, ну да, я забыла – он зовет себя «американским Горбачевым», – сказала Соня. – Но даже Горбачев не шел так далеко впереди общественного мнения. А не сожрут ли его шовинисты и большинство, голосовавшее за Карсона? Шутка ли, разоблачать преступления Штатов в Латинской Америке – да еще в такое время!

– Нату Вольфовицу плевать на мнение подонков, – ответил Бобби. – Он как-то сказал мне: «Ярость болванов есть орден чести».

...Константин Горченко поднялся на трибуну под восторженные аплодисменты двух третей делегатов. «Медведи» в знак презрения сунули руки под зад, националисты каменно смотрели в пространство.

Маршал Бронкский встретил Горченко у трибуны, сказал несколько слов, пожал руку и удалился, – похожий не столько на диктатора, сложившего с себя власть, сколько на мальчишку, который набезобразничал и чудом не отведал березовой каши. У самого Горченко вид был решительный, но лицо у него казалось пепельно-серым, как бы бескровным. Соню пронзило холодом: лицо куклы, которой велено повторять чужие слова...

«Граждане Советского Союза, делегаты Верховного Совета, – начал президент. – Благодарю вас за высокое доверие, хочу заверить вас, что буду непоколебим в исполнении нашей задачи: раз и навсегда защитить территориальную целостность Союза Советских Социалистических Республик и единство нашей великой семьи народов от внутренних экстремистов и внешнего вмешательства».

– Что такое? – ахнула Франя. Националисты улюлюкали и кричали. «Медведи» сорвались с мест и стоя аплодировали, а еврорусское большинство только переглядывалось – словно в столбняке, парализованное недоумением и ужасом.

– Соня, что происходит? – спросил Джерри. – Что-то не так? Вы остолбенели, словно призрак Иосифа Сталина увидели!

– Пожалуй, – сдавленно ответила Соня. – Судя по всему, Красная Армия выговорила тяжкую цену за верность социалистической законности.

А речь Горченко продолжалась в том же воинственном духе: он поливал грязью Кронько и его «предательскую клику», помянул недобром мертвого Карсона, изобличил подрывную деятельность ЦРУ – становилось все яснее, что произошло.

Красная Армия вручила гражданскую власть законно избранному президенту – но в обмен на свободу в военных делах. Его обязали взять на себя ответственность за действия вояк, оправдать перед народом их безумства и зачитать эту жуткую речь, наверняка согласованную с ними до последнего слова.

Когда Горченко разогрелся и вогнал себя в истерику, он сделал паузу, глотнул воды и вперился в пространство, словно гальванизированный труп. Предстояло выговорить самые омерзительные слова, вложенные ему в уста генералами.

«В качестве президента Советского Союза я требую, чтобы Соединенные Штаты незамедлительно убрали свои ракеты с территории Украины. Поскольку мы не признаем существования так называемой независимой Украины, мы рассматриваем получение оружия как действия наймитов ЦРУ на советской территории, то есть как акт войны против СССР».

– Нет, нет!.. – ахнула Франя. – Что он делает?!

– То, что ему велено; боюсь, что так, – мрачно сказала Соня.

«В случае, если Соединенные Штаты не уберут свои ракеты в течение сорока восьми часов, мы... мы... – слова будто застревали в его глотке, – мы... будем принуждены реагировать соответствующим образом».

В зале воцарилась скверная тишина. Даже самые волосатые «медведи» не готовы были аплодировать таким словам.

«При этом мы будем действовать ответственно, – уже уверенней продолжал Горченко, словно в этой части текста военные пошли на компромисс. – Мы не намерены первыми применить ядерное оружение. Красная Армия поставит на место клику Кронько, действуя обычным оружием. Но если хоть одна ядерная боеголовка разорвется на советской территории СССР, наш ответ будет мгновенным и затронет всех, кого надлежит».

– Господи Иисусе! – выдохнул Бобби. – Это все тот же поганый ультиматум!

– Та же самая поганая ситуация, – сказала Соня. – Умные на чудо надеются, дураки его ждут.

Константин Горченко еще раз хлебнул воды, сменил выражение лица – как бы снова стал самим собой.

«Но не будем говорить только о сгущающейся тьме, – произнес он. – Поговорим о зажигающихся свечах».

– Опять он об этом!

Соня подалась вперед, к экрану. Не было сомнения: это новое загадочное послание президенту Вольфовицу, зашифрованное на языке, который понимают только они, на котором они общаются поверх голов чиновников и генералов.

«Я призываю вас, президент Вольфовиц, зажечь первую свечу: немедленно объявить о выводе украинских ракет из-под защиты “Космокрепости Америка”, – сказал Горченко. – Покажите украинским изменникам, что они остались в одиночестве. В ответ я зажгу вторую свечу – и очень скоро мы разгоним тьму!»

После этого загадочного заявления он неожиданно сошел с трибуны.

– Вторую свечу?

– Какую вторую свечу?

– Я не знаю, – сказала Соня. – Но почему-то уверена, что президент Вольфовиц знает.