Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник) - Эллисон Харлан (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT, .FB2) 📗
2. Пытается ли автор наделить животное человеческими чертами? Почему? Изложите свои соображения об антропоморфизме с точки зрения постулата «Ты есть Бог».
3. Изложите свои соображения о любви, которую автор демонстрирует в этом эссе. Сравните и противопоставьте ее другим формам любви: к женщине, к ребенку, к матери, любви ботаника к растениям, любви эколога к Земле.
14
Натан Стэк говорил во сне.
– Почему ты выбрал меня? Почему я?
15
Мать, как и Земля, страдала.
В большом доме было очень тихо. Доктор ушел, а родственники отправились в город поужинать. Натан Стэк сидел у постели матери и смотрел на нее. Мать выглядела как дряхлая старуха; она вся усохла и сморщилась, кожа приобрела пепельный оттенок. Стэк тихо плакал.
Мать дотронулась до его колена; он поднял глаза и увидел, что она смотрит на него.
– Ты не должна была видеть, как я плачу, – сказал он.
– Я была бы разочарована, если бы ты не плакал, – мягко ответила мать.
– Как самочувствие?
– Болит. Доктор пожадничал с обезболивающим.
Стэк прикусил губу. Доктор глушил боль лошадиными дозами, но боль была сильнее. Мать задрожала – начинался особенно сильный приступ. Стэк смотрел, как из ее глаз исчезает жизнь.
– Как твоя сестра?
Он пожал плечами.
– Ты же знаешь Шарлин. Ей грустно, но это рациональная грусть.
Мать слабо улыбнулась.
– Ужасно с моей стороны говорить такое, но твоя сестра – не самая приятная женщина, Натан. Я рада, что это ты здесь, со мной.
Она подумала и добавила:
– Может, мы с отцом что-то ей недодали на генном уровне. Она получилась какой-то незавершенной.
– Принести тебе чего-нибудь? Может, воды?
– Нет, ничего не нужно.
Стэк посмотрел на ампулу с обезболивающим. Рядом с ней, на сложенном белом полотенце, поблескивал шприц. Стэк почувствовал на себе взгляд матери. Она знала, о чем он думает. Он быстро отвел взгляд от шприца.
– Жизнь бы отдала за сигарету, – сказала мать.
Стэк засмеялся. В шестьдесят пять лет, с ампутированными ногами, левосторонним параличом и раком, который медленно прогрызал путь к ее сердцу, она так и осталась оторвой.
– Про сигареты можешь забыть.
– Тогда почему бы тебе не использовать эту машинку и не выпустить меня на свободу?
– Заткнись, мать.
– Ох, Бога ради, Натан! Если повезет, мне остались считанные часы. Если не повезет – месяцы. Мы уже столько об этом говорили. Ты же знаешь, меня не переспорить.
– Я тебе говорил, что ты довольно стервозная старушка?
– Говорил, но я все равно тебя люблю.
Натан встал и отошел к стене. Пройти сквозь нее он не мог и вместо этого стал ходить кругами по комнате.
– Никуда тебе от меня не деться.
– Господи, мама! Прошу тебя!
– Ну, хорошо. Поговорим о бизнесе.
– На бизнес мне сейчас глубоко плевать.
– О чем нам тогда говорить? Как пожилая леди может с пользой провести последние минуты жизни?
– Меня от тебя просто в дрожь бросает. Я думаю, что ты испытываешь от всего этого какое-то нездоровое удовольствие.
– А какое же еще удовольствие я могу испытывать?
– Считай это приключением.
– Да уж, приключение хоть куда. Жаль, что твой отец не смог полностью насладиться им.
– Сомневаюсь, что ему понравилось быть раздавленным гидравлическим прессом.
Мать снова улыбнулась.
– Ну хорошо, может, и понравилось. С вас двоих сталось бы обсудить это и обследовать оставшееся от него месиво. – А ты весь в нас пошел.
Она была права, он не мог этого отрицать – да и не стал бы. Он был таким же суровым, нежным и бесшабашным, как и его родители. Он помнил всё: дни, проведенные в джунглях Бразилии, охоту на Каймановых островах, работу на отцовской фабрике, и знал – когда придет его час, он насладится каждым мгновением смерти, как его мать.
– Скажи, мама… я всегда хотел знать: это папа убил Тома Голдена?
– Сделай укол, тогда скажу.
– Я Стэк. Мы взяток не даем.
– Я тоже Стэк, и я знаю, как далеко мы готовы зайти, чтобы удовлетворить свое любопытство. Сделаешь укол – скажу.
Он сменил направление и начал ходить против часовой стрелки. Мать смотрела на него, ее глаза сверкали, как вода в фабричных резервуарах.
– Старая сучка.
– Как тебе не стыдно, Натан. Выходит, ты сукин сын? Скорей уж твоя сестрица сукина дочка. Я говорила тебе, что родила ее от другого мужчины?
– Не говорила, но я знал.
– Тебе бы он понравился. Он был шведом. И отцу твоему он нравился.
– Отец поэтому ему руки переломал?
– Возможно. Но швед никогда не жаловался. В то время одна ночь со мной стоила пары сломанных конечностей. Сделай мне укол.
В конце концов, пока остальная семья пребывала где-то между закусками и десертом, он наполнил шприц и сделал укол. Когда наркотик дошел до сердца, ее зрачки расширились, но она собралась с силами и сказала:
– Уговор есть уговор. Твой отец не убивал Тома Голдена – его убила я. Ты настоящий мужчина, Натан, и ты бунтовал против нас, как мы того и хотели, а мы любили тебя гораздо больше, чем ты думаешь. Хотя ты ведь знаешь, что любили, хитрый ты сукин сын?
– Знаю, – ответил он, и мать умерла. Он заплакал – вот вам и вся поэзия.
16
– Он знает, что мы идем.
Они карабкались по северному склону черной горы. Змей обмазал ноги Стэка чем-то вроде густого клея. Подниматься было тяжело, зато Стэк не скользил.
Они остановились передохнуть на узком скальном карнизе, и Змей, впервые с начала их путешествия, заговорил о том, что их ждет впереди.
– Он знает, что мы идем.
– «Он»?
Змей не ответил. Стэк тяжело привалился к скале. На нижних склонах им постоянно попадались мерзкие существа вроде слизняков, которые пытались к нему присосаться. Когда Змей отгонял их, они присасывались к камням; Змея они не трогали. Стэк видел высоко над собой мерцающие огни, и ужас сгущался в нем. Незадолго до карниза они наткнулись на пещеру, где спали те огромные летучие мыши. Почувствовав присутствие человека и Змея, они обезумели и заметались по пещере с криками, от которых Стэку сделалось тошно. Змей помог ему, и они благополучно миновали жуткое место, и вот теперь Змей отказывался отвечать на вопросы.
– Мы должны идти дальше.
– Потому что он знает, что мы здесь, – саркастично заметил Стэк.
Змей молча полез вверх. Стэк закрыл глаза. Когда Змей повернулся к нему, Стэк сказал:
– И шагу не сделаю.
– Нет причин, почему тебе не следует этого знать.
– И все же, приятель, у меня такое чувство, что ты не собираешься ничего рассказывать.
– Время еще не пришло.
– Слушай, если я раньше не спрашивал, это не значит, что я не хочу знать. И ведь ты уже рассказал мне кое-что, от чего с ума сойти можно, так? Ты сказал, что я стар, как…как я не знаю кто, но мне кажется, ты намекаешь на то, что я – Адам…
– Это так.
– И… – Стэк уставился на Змея, осмыслил то, что, казалось бы, невозможно осмыслить, тихо промолвил: – Змей, – помолчал еще и наконец попросил: – Пошли мне еще один сон, чтобы я мог узнать остальное.
– Наберись терпения. Тот, кто живет на вершине, знает, что мы идем; он не знает, какую опасность ты для него представляешь, но я смог утаить это лишь потому, что ты не знаешь себя.
– Тогда скажи вот что: тот, кто наверху, хочет, чтобы мы добрались туда?
– Он позволил нам, потому что не знает, как это опасно.
Стэк кивнул, решив продолжать восхождение, и склонился в шуточном поклоне: после вас, мистер Змей. Змей полез вверх, крепко прижимая к скале свои плоские ладони. Они поднимались все выше и выше, к самой вершине.
Птица Смерти спикировала вниз и снова воспарила к луне. Время еще не пришло.
17
Дайра пришел к Натану Стэку на закате – появился из ниоткуда в комнате для совещаний в головном здании промышленного консорциума, в который Стэк превратил унаследованный от родителей бизнес.
