Женщина в зеркале - Абашели Александр (серия книг txt) 📗
Ропот в зале, волнение.
Чей-то голос: Никому не ведома воля господня? Но откуда же узнали ее ученые?
Второй делегат: Я предлагаю пригласить на собрание папу.
— Папу! Папу! — подхватили десятки голосов.
— Пригласим папу!
Собрание постановляет направить к папе делегацию.
И вот делегаты прибыли в Ватикан. Четыре часа продержали их в большой приемной папского дворца, и только после этого к ним, наконец, соизволил выйти кардинал.
Глава делегации, парижский аббат де Брийон, доложил ему о цели прихода и потребовал проводить их к его святейшеству.
— Папа не может принять вас сегодня, — равнодушно ответил кардинал.
— Почему? — удивился де Брийон.
— Он занят.
— Могут ли быть у римского папы дела важнее тех, которые привели нас сюда? — с жаром произнес де Брийон.
— Разговоры излишни, папа не может вас принять, — невозмутимо ответил кардинал и, резко повернувшись, вышел из приемной.
Самолюбивый и гордый де Брийон был так возмущен оказанным приемом, что, позабыв все правила этикета, ринулся вслед за кардиналом во внутренние покои дворца. Но кардинал исчез в лабиринте комнат. Везде было пусто, безлюдно. Наконец в одном из залов де Брийон заметил человека в рясе, склонившегося над раскрытым чемоданом. Уложив в чемодан какой-то сверток, он захлопнул крышку и воровски, на цыпочках, скользнул в боковую дверь. Де Брийона он не заметил, и тот последовал за ним по темным коридорам, лестницам и переходам папского дворца. Наконец они очутились во дворе.
И вдруг человек в рясе исчез, словно в землю провалился. Аббат, сделав еще несколько шагов, обнаружил люк и уходящую в землю лестницу. Он спустился по ней и очутился в узком полутемном коридоре. Аббат шел почти вслепую — лишь кое-где тускло мерцали фонари. За коридором вскоре показалась винтовая железная лестница, обрывавшаяся, казалось, в самой преисподней. Потом — снова коридор, и вдруг аббат уперся в широкую одностворчатую дверь. Он толкнул ее и очутился в большой комнате с низким сводчатым потолком. Здесь было много людей и все суетились над какими-то узлами, ящиками. Но папы среди них не было. Де Брийон разглядел и того священника, который, сам того не ведая, оказался его проводником. Священник, подняв тяжелый чемодан, отворил дверь налево, и на мгновение яркий свет ослепил де Брийона. Дверь тотчас захлопнулось. Де Брийон поспешил за священником и очутился в ярко освещенной просторной комнате. Посередине, в деревянном кресле с высокой спинкой, ссутулясь, сидел седовласый тщедушный старец в белом одеянии. Руки его с тонкими, по-стариковски сухими пальцами, неподвижно лежали на подлокотниках кресла. Безжизненным казалось лицо его с закрытыми глазами, и весь он, словно застыв в этом жестком деревянном кресле, напоминал каменное изваяние.
«Вот он, его святейшество, папа римский…»
Священник торопливо втискивал в шкаф принесенный чемодан. В углу три человека в черных сутанах стучали молотками.
Вдруг папа приоткрыл глаза.
— Кто этот человек? — слабым, надтреснутым голосом спросил он, воззрившись на аббата.
Священник обернулся. Увидев незнакомца, кинулся к нему.
— Кто вы? Как вы сюда проникли?
— Я глава делегации всехристианского церковного собора аббат Жуан де Брийон, — твердо ответил аббат и шагнул вперед, приближаясь к папскому креслу. — Мне поручено передать его святейшеству просьбу собора.
— Пусть говорит! — обратился папа к священнику.
— Четыре часа мы ждем вас, ваше святейшество! Именем вашим в Риме был созван всемирный церковный собор, чтобы обсудить, как быть церкви перед концом света. И вот, отцы церкви, объятые страхом и смятением, ждут вашего животворящего слова, ждут, когда, сообщите вы волю господа нашего Иисуса Христа…
— Я сам ничего не знаю! Что я могу им сказать? — резким, визгливым голосом — воскликнул вдруг папа. Тонкая сеть морщин, как паутина от ветра, заиграла на доселе неподвижном лице его. — Христос здесь ни при чем… Сатана губит мир, сатана! Слышишь ты? Сатана!.. Меня же оставьте в покое!
— Но что нам делать? — вспыхнул аббат. — К нам взывают, нас вопрошают тысячи и тысячи верующих, а у нас нет слов, чтобы утешить, ободрить их!
Папа молчал. Наконец, после долгой паузы, промолвил упавшим голосом:
— Ты прав, сын мой. Но ты ведь видишь, как я готовлюсь к судному дню?! Делайте и вы то же самое.
— Я не понимаю вас, ваше святейшество…
— Так слушай. — У папы тряслись руки, голова; глаза его лихорадочно бегали. — Никому неведомо, что будет с нашей планетой. Ученым доверять нельзя. Быть может, разрушатся города, дома, огонь охватит всю землю, моря затопят сушу… Но после всего этого с божьей помощью усмирятся стихии и мир примет свой прежний облик…И, кто знает, если мы как-нибудь избегнем гибели в тот страшный час, может быть, спасемся…
— Чего же ждать нам — потопа или второго пришествия? — спросил аббат, взволнованный сумбурной речью палы.
— Это — тайна и для меня, господь не признал меня достойным… — Папа воздел руки, обратив потухшие глаза к низкому потолку. — Но сказано, — он возвысил голос: — произошло великое землетрясение, и Солнце стало мрачно, как власяница, и Луна сделалась, как кровь, и звезды небесные упали на Землю, как смоковница, сотрясаемая ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись, как свиток, и всякая гора и остров сдвинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры ив ущелья гор. Так сказано в писании, сын мой… И вот я скрываюсь, готовлю себе убежище под землей. Бетонные своды и стены… Пищи и кислорода хватит на два месяца… Другого пути я не знаю… Я ничего уже не знаю!..
Глава седьмая
МАСКА
Десять часов утра.
Инженер Гурген Камарели сидит перед распахнутым окном в своем рабочем кабинете и разбирает бумаги.
С шелестом едва распустившейся изумрудной листвы в комнату врывается солнечное тбилисское утро. Камарели смотрит на календарь: 14 апреля, четверг.
Ровно год назад, в этот же час его впервые посетил Вайсман, так изменивший жизнь и его и всего мира. Камарели хорошо помнит: 14 апреля, только не четверг, а вторник. Столько переживаний за один год! Столько побед — и неожиданно это последнее открытие, потрясшее весь мир!
Все это очень похоже на сон. И особенно остро переживает он прошлое именно сегодня, в годовщину странного визита. Сколько надежд и стремлений пробудил в нем тот день, безмятежный и мятежный апрельский день!..
В дверь постучали.
— Войдите!
На пороге показался Вайсман.
— Я как раз думал о вас! — Камарели поднялся, приветствуя иностранца. Присаживайтесь, где вам удобнее.
Вайсман расположился на диване.
— Сегодня ровно год, как вы впервые переступили порог этой комнаты. Камарели взглянул на часы. — И, если память мне не изменяет, тогда тоже было десять часов утра.
— О, первая годовщина должна быть чем-то ознаменована, — отозвался Вайсман.
Камарели горько улыбнулся:
— Эта роковая дата будет торжественно отмечена 25 ноября 1933 года.
— Кажется, вы становитесь прорицателем: день 25 ноября 1933 года действительно будет праздником для человечества.
— Да, и этот беспримерный праздник устроит человечеству невидимый режиссер слепых сил природы.
— Нужно оторвать режиссера от слепых сил, — очень серьезно ответил Вайсман.
— Но кто может это сделать?
— Человек! — черные стекла сверкнули голубоватой молнией.
— Мечта! Но мечта, в которую я тоже не могу не верить!
— Весь мир объят паническим страхом, — проговорил Вайсман. — Страх может размыть фундамент всей человеческий цивилизации подобно тому, как волны реки размывают крутой берег. Если так будет долго продолжаться, человеческое общество погибнет и без вмешательства космических сил.
