Братья наши меньшие - Данихнов Владимир Борисович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Курицу положил у бухгалтеров в портативный холодильник. Начальница счетоводов рассеянно кивнула в ответ на просьбу посторожить птицу и ничего не сказала, потому что бухгалтеры сводили годовой баланс и им было не до меня.
В кабинет я вернулся одновременно с Мишкой, который как раз вышел из курилки и, жизнерадостно выписывая кренделя, прогуливался по коридору.
— В чем дело, Кирюха? — весело поинтересовался Шутов, хлопая меня по плечу.
Я пропустил его в комнату, а сам зашел следом и зачем-то запер дверь на ключ. Сказал не оборачиваясь:
— Погляди на монитор.
— А что там?
— Ты погляди.
— Зачем?
— Мать твою, Шутов, ты можешь не задавать идиотские вопросы, а просто посмотреть?
Я оказался прав: для кого-то сегодняшний день оказался на порядок хуже моего.
Мишка долго не хотел верить, но все равно продолжал разглядывать фотографию дочери на экране, касался монитора и быстро убирал руку, словно вместо монитора у меня была змея.
— Лерка? — прошептал Шутов, и лицо его стало серым, а волосы будто в один миг поседели.
— Я не хотел говорить тебе, — сказал я тихо. — Сначала подумал, что обознался; но ведь это она, правда? И день рождения у нее семнадцатого июля, верно?
— Шестнадцатого, — севшим голосом поправил Миша.
— Валерия, его шестнадцатилетняя дочь, обнаженная — снимок был из категории «любительский домашний», — улыбалась с монитора. За спиной у нее стояла старая пружинная кровать с древним — в двух местах пружины торчали наружу — матрацем. Кирпичную стену за кроватью украшали ковер с вышитыми красными и коричневыми цветами и глянцевые плакаты с порномоделями.
— Невозможно, — мямлил Мишка. Спесь сошла с него, и улыбка тоже куда-то девалась.
— Я могу и стереть данные по сайту, что сохранились в базе данных, — проникновенно обещал я. — Но надо сделать так, чтобы Лера больше никогда не выставляла свои фотографии… и убрала эти… она не просто твоя дочь, ей нет шестнадцати!
Миша провел ладонью по сенсору, щелкнул по страничке, закрывая ее, и сказал тихо, но с угрозой — впрочем, я его понимал и совсем не обижался:
— Кир, я попрошу тебя всего один раз, только не принимай близко к сердцу, хорошо? Ты отличный парень и все такое, но больше никогда не открывай фото моей дочери. Не смотри на нее… такую. Ну там сочини кокку на тему, что она редкостная уродина, и повторяй его все время или еще что. Только не смотри. Надеюсь, ты не сохранил фотографию на диске? Я помотал головой.
— Молодец! — Голос Шутова дрожал. — Спасибо тебе. Ты настоящий мужик, Кирюха, а сайт… я знаю этот сайт… это сайт ее бой-френда, ублюдка, сволочи, скотины… черт… я сегодня же к нему загляну, проведаю, и он у меня не скоро…
Голос Шутова становился все тверже и громче, а когда он стал орать, я похлопал его по плечу и ободрил:
— Эй, потише. Все будет нормально. Подросток — труп, просто еще не знает об этом. А за фото не волнуйся, сотру. Сайт, конечно, не смогу. Управишься за сутки, со всем разберешься?
— Все будет в ажуре, — кивнул Шутов. — Ты за своими ребятами проследи, чтоб случайно не наткнулись, и тип-топ.
— Без проблем.
— Замечательный ты парень, Кир, — сказал Миша, отводя взгляд. — С меня пиво… ну и… там посмотрим.
— Я не жадный, беру деньгами.
— Все хохмишь, — грустно улыбнулся Шутов и вышел из кабинета.
— Эй, я не шучу вообще-то!
Я остался один. Никаких сомнений о судьбе несчастного Лериного кавалера у меня не было, потому что Шутов обладает связями в ФСБ, и связи эти нешуточные. Оставалось ждать заметки в газете об очередном закрытии нелегального порносайта, а также статьи о показательном суде над восемнадцатилетним обалдуем.
Зазвонил телефон. Я брякнулся в кресло, крутанулся вокруг своей оси и некоторое время не прикасался к трубке, потому что звонил наверняка шеф, чтобы припахать меня делать что-нибудь этакое, а я совсем не хочу ничего делать, я хочу сидеть в кресле, вертеться вокруг своей оси и ни о чем не думать.
Телефон продолжал настойчиво звонить, и я все-таки снял трубку:
— Алло?
— Кирюха? — Нет, то был не шеф, то был Леша Громов, мой сосед-приятель, мое вечное проклятие, древнерусский, быстро регрессирующий богатырь.
— Ыгы…
— Слушай, Кирюш, у меня проблема, и Бог в который раз отвернулся от меня.
— А с чего ему поворачиваться? Ты только и делаешь, что орешь на него.
— Бог — он же по образу и подобию человека. Ему станет скучно, если не найдется человека, который будет проклинать его.
— Да ну?
— Ладно, не в том дело. Мне вечером надо смотаться кое-куда на часок, не больше. Посторожишь Громова-младшего?
— Такса обычная?
— Пиво и сухарики «Нипоешки», как всегда!
— Что ж, Громов, раз такое дело… — буркнул я, голосом стараясь убедить Громова, что на самом деле я совсем, ну то есть нисколечко не хочу сторожить Колю, но вот только ради пива и «Нипоешек» — посижу с ним.
— Замечательно! — Леша притворился, что не заметил напряженности в моем голосе. — Значит, после работы, в семь вечера.
— В семь не могу, кое-что подбить надо по работе. В семь пятнадцать, — ответил я, размышляя, какой найти повод, чтоб задержаться на работе минут на пятнадцать.
— Ладно…
— А «Нипоешки» купи с запахом бекона, не забудь! Очень мне хочется бекона понюхать.
— Хорошо.
Он бросил трубку, а я заскрежетал зубами в бессильной злобе, потому что подобные Лешкины выходки уже порядком надоели, но отказаться не было сил. И дело не только во вкусных и питательных «Нипоешках». После того случая, когда я впервые подрабатывал бесплатной нянькой робота Коли Громова, я успел привязаться к мальчишке — с ним можно было говорить о чем угодно.
В окне мелькнул в коричневых крапинках грязи голубь, и я мгновенно сочинил хокку:
Упал голубок
Возле окна моего.
Громов — поганец.
Это случилось примерно через месяц после Лешиной грандиозной покупки и после того, как я еще меньше стал уважать Громова, потому что ощутил себя пассивным, но все-таки машинофобом.
«Друг машины, — сказал я себе, ворочаясь в постели за день до случая, — мой враг».
Спать не хотелось, на улице скулили собаки и матерился живодер, свободное место рядом бесило, а пустая подушка издевательски белела в темноте. Я отвернулся в другую сторону и, чтобы отвлечься, размышлял, как все-таки это гнусно — подделывать человека.
Нет. я рассматривал проблему не с этической точки зрения, да и возможный захват роботами власти на Земле всерьез не воспринимал. Пытаясь разобраться в своей неприязни к роботам, я размышлял так: «Каждый человек в мире, несмотря на заверения, считает, что материя вторична, а сознание первично, и, по-хорошему, каждый уверен, что в мире существует только он один, а все остальные — куклы и марионетки, разбросанные по его вселенской личности для его же услады; призваны они, в общем, делать жизнь нашего маленького бога повеселее.
Итак, если учесть, что в мире живет примерно четыре миллиарда людей и три миллиарда девятьсот девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять из них хотя бы на подсознательном уровне считают меня дешевой марионеткой, — есть отчего впасть в отчаяние. Единственное, что хорошо, так это то, что рождаемость и смертность на планете стабилизировались, то есть число народа, который верит в мою неуникальность, не растет. Но есть и плохая новость: изобрели роботов, обладающих искусственным интеллектом, они пришлись по вкусу людям, в основном озабоченным, и их производят все больше. Роботов, а те озабоченных, конечно; и каждая металлическая сволочь наверняка считает меня плодом своего воображения».
Мысль показалась забавной, и я отвернулся от стенки, чтобы растолкать Машу и поспорить с ней на эту тему, однако меня ждало горькое разочарование: Маши рядом не было.
Вместо того чтобы дальше думать о вечном, я схватил краешек Машиной (когда-то Машиной!) подушки, запихнул его в рот и крепко-крепко сжал зубами; сделал это, чтоб не завыть от ощущения полнейшей безнадеги, что ударило в виски головной болью.
