Украиский гамбит. Война 2015 (СИ) - Белозеров Михаил (библиотека электронных книг .txt) 📗
Ваты, конечно, не жалко, но аптечка одна, подумал Костя. Игорь был никаким. К тому же его вырвало прямо в салоне.
— Давай его посадим так, чтобы он не видел себя в зеркало, — сказал Костя. — А эту вату, — он показал на окровавленные комки, выбрось наружу.
Они вымыли руки. Хорошо хоть я не дал Игорю выпить весь спирт, подумал Костя, разрезая на нем одежду, и они занялись его раной. Оказалось, что Завета разбирается в этом деле не хуже Кости. Пока он мазал кожу вокруг раны йодом, Завета обработала рану перекисью водорода и заморозила ее. Кровотечение заметно уменьшилось. После этого, увидев, что Костя неумело возится с кривыми иголками и нитью, взяла дело в свои руки и четырьмя стежками стянула края раны, а Костя наложил давящую повязку с тетрациклиновой мазью и привязал руку в туловищу. Ему показалось, что они прокопались часа два, но когда он взглянул на часы, то понял, что прошло не больше получаса. Напоследок он сделал Игорю укол антибиотика и только после этого вспомнил о бутылке коньяка.
— Хлебнешь? — предложил он Игорю.
— Естественно… — процедил сквозь зубы Игорь, у которого на лбу выступил пот.
Он сделал большой глоток, и, казалось, даже Костя услышал, как коньяк, урча от удовольствия, разлился в желудке у Игоря.
Лицо его выражало удовлетворение. За все время операции он не издал ни звука, только морщился и скрипел зубами. Костя понял, что они с Заветой настоящие живодеры, и что-то такое совершили неправильно. Может быть, рану надо было обезболить. Игорь сделал еще два больших глотка и сказал:
— Чувствуется, что мужик возился со мной.
— Почему? — удивился Костя.
— Да руки у тебя к этому делу склонны.
— Э-э-э… — с облегчением засмеялся Костя и вылез и машины.
Лучше три репортажа сделать, чем зашить одну рану. С другой стороны, кому не нравится, когда тебя хвалят, с удовлетворением подумал он и приложился к бутылке. Коньяк был явным дерьмом, но в данной ситуации подходил любой крепкий алкоголь. Жаль, что мало, подумал он. Насчет медицины ему все говорили, что у него талант. Костя даже подал документы в мединститут, а потом передумал. Виной всему была Ирка, которую он встретил в телецентре. Ноги у нее обалденные. Можно сказать, что Ирка сама по себе, а ноги — отдельно — длинные, гладкие, похожие на тюленей. Не толстые и не худые — пропорциональные, как раз в меру.
Завета курила с Саней и, вообще, делала вид, что Костя ее не интересует. Врешь, с превосходством подумал Костя, врешь, я тебе нравлюсь, только ты выделываешься. Точно так же вначале вела себя и Ирка, и все остальные его приятельницы. А их у Кости было великое множество. Он принялся вспоминать их всех. Приятное было занятие — тасовать в голове картинки, но его отвлекла Завета.
— Где ты так научился обрабатывать раны? — спросила она, взяв у него бутылку и отхлебывая из нее между двумя глубокими затяжками.
— С детства насмотрелся. Отец врач, — ответил Костя.
— У меня тоже родители врачи, хирурги. Я даже проучилась три курса в медицинском и бросила.
— Почему? — спросил Костя, потому что она ждала вопроса.
И вообще, у него возникло такое ощущение, что она не прочь с ним пообщаться поближе.
— Замуж вышла? — сказала она.
— А муж где?
— Муж объелся груш.
— Понятно, — сказал Костя и хлебнул коньяка.
Теперь он показался ему совсем невкусным, напротив, даже противным. Как можно было бросить такую женщину? — подумал он. И ноги у нее тоже классные, и глаза классные. А волосы, интересно, крашенные или натуральные? Спросить, естественно, он постеснялся. Я бы в нее точно влюбился, если бы у меня не было Ирки, ей богу! Она же со своей стороны, чувствуя, что он подспудно ею интересуется, то и дело выдавала ему маленькие авансы, заставляя реветь в нем все клаксоны и медные трубы. Однако, наученный опытом, он держал себя в руках, да и вообще — Костя в душе был романтиком и любил длинные, чувственные вступления, а не галопам по Европам. К его чести надо отметить, что многие женщины его не понимали. Он их ставил в тупил сдержанностью и отсутствием знаков внимания. Не любил он скоропалительные романы. Это была его слабостью или силой — он не знал.
В этот момент Сашка Тулупов произнес с паническим нотками в голосе:
— Снова они!..
Костя так быстро оглянулся, что почувствовал, как у него скрипнули шейные позвонки: со стороны биологического факультета вышагивали четверо: один впереди, трое за ним. Двигались они, выставив перед собой животы — толстые, упитанные, словно налитые жиром. Оружия не было видно, но чувствовалось, что оно под одеждой. Костя потянулся и взял с сидения в салоне 'беретту'. Перед операцией он снял куртку, а пистолет положил рядом, потому что он ему мешал.
— Давай, я выстрелю по ним из подствольника? — азартно предложил Сашка.
— Не надо, черт его знает, кто это такие, — сказал Костя. — Не маячь передо мной, стань в трех шагах сбоку. Говорить буду я. А ты, Завета, уйди за машину.
— Почему? — удивилась она, и вскинула на него черные-пречерные глаза.
У Кости что-то внутри оборвалось, он заставил себя произнести как можно жестче:
— Зайди!
— Эй, кто вы такие?! — спросил человек, который шел впереди группы. — 'Ракетчики'? Самолеты сбиваете?!
На бритой голове у него был длинный 'оселедец'. Он размахивал руками так, словно рубил ими воздух. И вообще, выглядел очень самоуверенно. Для себя Костя назвал его 'главным'. Был он старше остальных и говорил громко, но за этой уверенностью крылась нервозность. А это было плохо, очень плохо. Костя предпочитал иметь дело со спокойными людьми.
— Мы из телевидения, — ответил Костя, демонстративно держа пистолет в руках.
Никелированная 'беретта' блестела на солнце, как дорогой протез. Она настолько удобно лежала в ладони, что, казалось, была ее продолжением. Костя видел в Боснии, что делает с человеком пуля девятого калибра, выпущенная в упор. Однажды на его глазах патрульный офицер-албанец выстрелил в серба, стоящего перед ним. Без видимого повода. Они разговаривали на перекрестке. Костя готовил репортаж с противной стороной. Договоренность, которую Костя добивался три недели, стоила ему ведро пота и неимоверного терпения. Серб привел и познакомил его с офицером. А офицер взял и выстрелил ему в живот. Через пять минут он умер на руках Кости от кровопотери. Албанец, естественно, испарился, словно его и ни бывало. Потом Косте как бы невзначай шепнули, что его долго выслеживали и наконец подстрелили люди из отряда Аса. Но стоны умирающего, кровь на руках и одежде, а главное — глаза серба, Костя так и не мог забыть, они часто являлись ему в минуты одиночества.
— А почему вооружены?
— Потому! — грубо ответил Костя.
Он не любил, когда его воспринимали слишком молодым, к тому же ему не понравилось, что один из подошедших стал заходить за машину.
— Стой, где стоишь! — Костя качнул стволом в его направлении.
Главный тотчас жестом остановил подчиненного. Однако Костю больше волновали не они, а двое других, которые стояли за главным. Он не видел, что они делают. Надеюсь, подумал Костя, Сашка не сплохует.
— Так все-таки, — спросил главный, — почему с оружием? Что у вас в машине, 'иглы'? Вы стреляете по самолетам?!
— А кто вы такие?
— Кто мы такие? — переспросил он на тон выше. — Я сейчас покажу, кто мы такие! — и потянулся к внутреннему карману куртки.
Это фраза могла быть сигналом для нападения. Двое других тоже дернулись. Предчувствуя, что сейчас произойдет самое нехорошее, Костя сделал шаг вбок и выстрелил, но не в командира, а в того, который снова попытался нырнуть за машину, и, переводя ствол по направлению к главному, услышал, как одновременно с АК-74М ударил пулемет ПМК. Не успел Костя выстрелить еще раз, как все было кончено. Трое лежали на асфальте, держа руки на затылке, кроме четвертого, который, схватившись за бедро, корчился от боли. Из-за фургона с пулеметом в руках показался Игорь. Он держал дымящийся ПКМ одной рукой и орал, как сумасшедший:
