Не убоюсь я зла (с илл.) - Хайнлайн Роберт Энсон (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
— С моей кожей ничего не случится.
— Нет, дорогая. С твоей кожей ничего не случится, потому что я раскрашиваю тебя не часто, не сильно и не оставляю краску надолго — всегда проверяю, всю ли краску ты смыла и затем смазываю тебя. Но ты знаешь, и я знаю, и все знают, что бывает с девушками, которые слишком сильно красятся. Прыщики, угри, зуд, крапивница — ужас! Конечно, мы будем раскрашивать тебя для босса с ног до головы — но не очень часто. И будем отмывать тебя дочиста, как только ты придешь домой. Это обязательно.
— Хорошо, сэр.
— Так что отскребай старую краску, а я пока разогрею пиццу.
Через несколько минут она выключила душ и спросила из ванны:
— Что ты сказал?
— Забыл. Большой Сэм остановился неподалеку. Пицца готова.
— Отрежь мне кусочек, будь дорогушей. Что он хотел? Денег?
— Нет. Приглашает нас. В воскресенье. Целый день медитация. У Гиги.
Она вошла в комнату, все еще обтираясь полотенцем.
— Целый день? Только мы четверо? Или вся его банда?
— Ни то ни другое. Будет семеро.
— Дорогой, — вздохнула она, — я не возражаю, когда ты одалживаешь ему пять долларов, которые ты никогда больше не увидишь. Но Большой Сэм не шишка, он всего лишь мелюзга.
— Большой Сэм и Гиги делят все, что у них есть, Юнис.
— Теоретически все это так. Но самый верный способ разбить этот круг — не входить в него. Особенно — в круг из семи. Ты уже обещал прийти? Впрочем, я могу стиснуть зубы и улыбнуться, если ты считаешь, что я должна это делать.
— Нет. Я сказал ему, что спрошу у тебя и дам ему знать завтра.
— И что ты хочешь, чтобы я ответила, дорогой?
— Я скажу, что мы не придем.
— Дорогой, мне кажется, ты не ответил на мой вопрос. Есть какая-нибудь особая причина, чтобы мы пришли? Может быть, там будет какой-нибудь критик? Или дилер? Если ты хочешь пойти туда из-за Гиги, то почему бы тебе не попросить ее попозировать в дневное время, когда я на работе? Она сразу же прибежит, виляя хвостом — видела я, как она на тебя смотрела.
Джо покачал головой и усмехнулся.
— Нет, поверь мне, дева… я не дал окончательного ответа на приглашение Большого Сэма, потому что так и думал, что ты не захочешь пойти. Я тоже не в восторге от Большого Сэма — у него плохая аура.
— Ну, слава Богу! Впрочем, мне там лишь один раз было скучно. Я люблю наблюдать за людьми.
— Хватай пиццу, взбирайся на трон. Разрисую тебе ноги, пока ты ешь.
— Да, дорогой.
Она взобралась на кресло для модели, держа пиццу в обеих руках. Затем последовало длительное молчание, прерываемое лишь чмоканием и грязными ругательствами, которые разделяли периоды его довольства-раздражения. Никто из них не замечал этих звуков: Джо Бранка с головой ушел в эйфорию творчества, Юнис же была поглощена ощущением того, что ее лелеют.
Наконец он сказал: «Спускайся» и подал ей руку.
— Можно посмотреть?
— Нет. Сперва раскрашу ребра и соски. Нет, не поднимай пока руки. Хочу хорошенько их изучить.
— Как будто ты и так не знаешь каждую складку на них.
— Замолкни. Хочу обдумать, как раскрасить их завтра. Наконец он сказал:
— Я все думал, не слишком ли шокирует босса твое появление в одной нейлоновой набедренной повязке? Теперь я знаю, что надо делать.
— И что же?
— Я нарисую тебе бюстгальтер.
— Но не испортит ли он картину, дорогой? Русалки ведь не носят бюстгальтеров.
— Думал над этим. Рыхлая эмфаза. Сделаю его из морских раковин. Знаешь, из таких плоско изогнутых, слегка шершавых.
— Извини, дорогой, но я не знаю. В Айове не так уж много морских раковин.
— Не важно. Морские раковины подчеркнут эмфазу, все символы будут к месту.
— Он усмехнулся. — Хорошенькая моя, я нарисую бюстгальтер из морских раковин так, чтобы босс не мог понять, настоящий он или нарисованный. Он проведет весь день, размышляя над этим. Если он сломается и спросит, значит, я победил.
Она счастливо рассмеялась:
— Джо, ты гений!
Глава 4
Когда доктор Бойл вышел из операционной, мистер Саломон встал ему навстречу.
— Доктор!
Бойл слегка замедлил нетерпеливые шаги.
— А, снова вы. Идите к черту!
— Непременно. Но подождите минутку, доктор.
Хирург едва сдерживал ярость:
— Послушайте, милейший, я оперировал одиннадцать часов с одним небольшим перерывом. Сейчас я всех ненавижу, а особенно — вас. Оставьте меня в покое.
— Я думал, что вам не помешало бы выпить. Хирург неожиданно улыбнулся.
— Где здесь ближайший бар?
— Примерно в двадцати ярдах отсюда, в моей машине. Она припаркована на этом этаже и забита австралийским пивом, как холодным, так и комнатной температуры. Есть и другие напитки. Виски, джин. Что вы предпочитаете?
— Честное слово, вы, янки, ублюдки этакие, знаете, как делать дело. Хорошо. Но сперва мне надо переодеться.
Он отвернулся. Саломон снова остановил его.
— Доктор, я осмелился распорядиться, чтобы вашу одежду упаковали в сумку и поставили в мою машину. Поэтому вы сможете выпить и переодеться разом.
Бойл усмехнулся.
— Вы действительно многое себе позволяете. Очень хорошо, если вы не боитесь, что ваша машина провоняет потом, я помоюсь и переоденусь у себя в гостинице.
Саломон не возражал. Когда они закрылись в машине, Саломон разлил пиво: настоящий «пинок кенгуру» — для хирурга и гораздо более слабое американское
— для себя. В юности ему приходилось пробовать австралийское пиво, и он был осторожен. Машина завелась и мягко поехала: Рокфора предупредили, что в салоне будут пить.
Саломон выждал, пока его гость опорожнит стакан наполовину, и облегченно вздохнул.
— Доктор, как прошла операция?
— Гладко. Мы же и спланировали и отрепетировали ее, так что все прошло как надо. Как же еще? Вы подобрали мне хорошую команду ассистентов.
— Я понял, что операция прошла успешно…
— «…но пациент умер». Так заканчивается одна старая поговорка.
Джекоб Саломон почувствовал жалость и облегчение одновременно. Он вздохнул и ответил:
— Ну, этого следовало ожидать. Спасибо, доктор. Я знаю, вы сделали все, что было в ваших силах.
— Постойте! Я вовсе не сказал, что наш пациент умер, просто я вспомнил старую шутку. Операция прошла точно по плану, пациент был в удовлетворительном состоянии, когда я оставил его команде ассистентов.
— Значит, вы думаете, он будет жить?
— «Оно», не «он». Наш пациент больше не человек и, может быть, никогда им не станет. Тело не умрет, оно не может умереть, если только суд не даст вам разрешение выключить оборудование. Это тело молодое и здоровое; получая аппаратную поддержку, оно может оставаться живым — как протоплазма, не как человек — в течение неограниченного периода времени. Годы. Мозг тоже был жив, когда я выходил; он по-прежнему излучал сильный альфа-ритм. Он тоже должен остаться живым, ведь он получает кровь от здорового тела. Но соединятся ли эти мозг и тело человека… Какую религию вы исповедуете?
— Никакую.
— Жаль. А я хотел посоветовать вам позвонить Господу Богу и спросить его, поскольку я его не знаю. Так как я спас сетчатку и внутреннее ухо — между прочим, я первый хирург, которому это удалось, хотя меня и называют шарлатаном, — возможно, оно будет видеть и слышать. Возможно, если спинной мозг соединится верно, оно сможет получить двигательный контроль и даже сможет обходиться без некоторых искусственных приспособлений. Но я говорю вам чистую правду, советник, наиболее вероятный исход — то, что мозг не будет иметь никакой связи с внешним миром.
— Надеюсь, что ваши опасения преувеличены, — мягко возразил Саломон. — Ваша премия зависела от того, будет ли пациент видеть, слышать и говорить как минимум.
— В задницу к свинье вашу премию.
— Мне жаль, но я не могу изменить условия оплаты.
— Неверно. В условиях упоминалась премия — до смешного огромная сумма, от которой я отказался. Послушай, приятель, вы, темные лошадки, можете работать за конечный результат; у мясника другие правила. Мне платят за операцию. Я оперировал. Кончено. Я честный хирург, и неважно, что говорят обо мне разные ублюдки.
