Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
А дальше начались дневные дежурства. Бортовой термометр показывал сорок градусов, вокруг тянулись горные склоны, над которыми поднималось небо, затянутое сплошным белым пятном засветки. Первым делом я попытался забраться на склон, но гусеницы елозили по каменной крошке, а пучки выжженной травы выскальзывали из манипуляторов. Мы сдавали на тренажере и переход рек по дну, и подъем на горные кручи, но на тренажере это было интересно, а здесь – нет. Я скатывался вниз, хватаясь манипуляторами за выступы, искал другой путь и снова полз. Склон поддавался, но на это уходило огромное количество времени. Закончив патрульный день, я спрятался в каменную щель, растопырился клешнями, как учили, и распустил солнечные батареи. По стояночной маскировке у меня были лучшие баллы в классе, жаль, что здесь оценить это было некому.
К концу второго дня мне удалось вскарабкаться почти на полсклона, и я смог осмотреть с высоты тот мир, который мне достался. Это было ущелье, покрытое седыми каменными глыбами и поросшее жестким сухостоем. По дну извивался ручей. Никаких танкеток вокруг не было – нас предупреждали, что шанс встретиться минимальный и смысл патрулирования именно в этом. Вверх карабкаться расхотелось, и я начал спускаться. А когда спустился, двинулся вдоль ручья и больше не делал попыток подняться.
Я жил в коттедже маминой сестры тети Дианы в комнатке на втором этаже. Раньше здесь обитала моя двоюродная сестра Марго, пока не поехала учиться в колледж. Стены были покрашены в позорный девчачий цвет, на полочках стояли плюшевые игрушки и свисали бисерные нитки, цепочки и прочие висюльки. Хуже всего смотрелся здоровенный плакат «Вайт Анжелс» над кроватью. В какой бы угол комнаты я ни уходил, размалеванный певец с черными кругами вокруг глаз, в клепаной куртке и в белых перьях на голове все равно указывал пальцем прямо в меня и смотрел прямо мне в глаза. Хорошо, хоть его гитарист был занят собой и копался в своей гитаре на пузе, свесив голову на грудь, а барабанщик и вовсе глядел вверх, задрав голову и открыв рот. Я спросил тетю Диану, можно ли снять плакат, и она разрешила. Зато приставка у Марго была лучше моей – со стереоочками вместо дисплея. Я всегда ей завидовал, еще пока был совсем маленьким и Марго сажала меня смотреть мультики, когда мы с мамой приезжали в гости. Ничего удобнее очков Марго в мире до сих пор не появилось, а вот джойстик я оставил свой – у Марго была старая модель, да еще он весь болтался. Как она патрулировала на нем свою танкетку – загадка.
Каждый день тетя Диана забирала меня из школы, мы ехали обедать в пиццерию на заправке, потом приезжали домой, я поднимался в свою комнату и честно проводил четыре часа в очках за приставкой. Затем тетя Диана начинала звонить мне на ИД, чтобы я спускался к ужину. Я парковал танкетку, мы ужинали с тетей Дианой и дядей Олегом, а потом я снова поднимался к себе – делал уроки или смотрел мультсериалы. Алиса теперь звонила каждый день и звала кататься на роликах, но на улицу меня одного не выпускали. Да и кататься на роликах с девчонкой… мало ли, что о тебе подумают?
Никто не мешал мне снова сесть за танкетку, но почему-то не хотелось, да и темнело там рано и всегда внезапно. Нам, конечно, не сообщили, что это за страна, но место, куда я попал, казалось чужой необитаемой планетой.
На третий день я встретил черную ящерицу – она пробежала так близко перед корпусом, что камеры даже не успели толком сфокусироваться. Я, конечно, выбросил манипулятор, но поймать ее не удалось. С тех пор, вот уже вторую неделю, не было даже ящериц. Я шел вдоль ручья, а он все не кончался.
Врагов тут не было, и делать оказалось совершенно нечего. И об этом нас никто не предупреждал – ни на занятиях, ни в день присяги, когда нас повезли на плац, вызывали по одному целовать знамя и большой пузатый командир в белом кителе жал каждому руку и повязывал на грудь алую ленту юниора.
У всех одноклассников, кроме Алекса, были вокруг те же камни и та же самая скука. А вот у Алекса сразу начались приключения. Сперва его постигла катастрофа: в первую же ночь его нашли и забили камнями, и еще целых два дня он боялся об этом рассказать сержантам. Я не думаю, что он плохо спрятался или неправильно закопал парашют – Алекс был круглым отличником. Наверно, ему просто не повезло, кто-то из бандитов заметил, как он садился. Но, конечно, для отличника погибнуть в первый же день – это настоящий позор. Алекс рыдал на весь класс, нам было и жалко его, и стыдно за него одновременно. Потом он съездил с родителями в районный штаб, написал заявление об утрате, и через пару дней ему выдали новую танкетку, зеленую – где-то в другом районе, на пастбище. Там где-то жили пастухи – Алекс постоянно встречал их следы, мусор и остатки костров. Он был уверен, что пастухи не носят ИД, но подкараулить их не удавалось – видно, хорошо прятались. Зато Алекс похвастался нам шепотом, что мстит врагам, отстреливая каждый день по одной вражеской овце. Я спросил, не боится ли он, что подключится посмотреть сержант Александр или сержант Антон. Но Алекс ответил, что овцы не носят ИД, поэтому их можно. Мы с Марком не придумали, что на это возразить. Алекс всегда умел поставить в тупик. По крайней мере, было ясно, что он занят делом и ему интересно. Мы завидовали.
У Марка тянулся тот же унылый пейзаж – равнина и камни, даже без ручья. Ручей был у Алисы, она тоже все время шла вдоль него. Зато Марку однажды попалась вышка сотовой связи. Он даже в нее выстрелил парой иголок. И очень этим гордился, словно убил врага.
К концу первой недели Марк признался, что патрулирует теперь не каждый день, а только когда хочется. У Марка старший брат – летчик-курсант, который летает на настоящих боевых самолетах. Он сказал Марку, что нас, малышей, вообще никто не контролирует, и где мы там ползаем на своих танкетках, никому не интересно. Тогда я тоже стал водить танкетку через день.
Мне оставался еще час патрулирования, когда вдруг показалось, что шум ручья усилился. Я сразу замер и начал прислушиваться. Но ручей журчал как обычно. Вокруг стрекотали кузнечики, что-то мелодично звенело, и над самым микрофоном пролетела муха, как грузовой самолет. Я уже собрался двинуться дальше, как звук повторился – что-то плескалось в ручье. Аккуратно пробираясь между камнями, стараясь не шуметь, я приблизился.
Плеск продолжался – словно какое-то небольшое животное купалось в воде. А потом я вдруг услышал песню. Тоненький и звонкий девчачий голосок выводил протяжную мелодию – настолько протяжную, что сразу и не понять, есть там какие-то слова или это просто голос. Я слушал и слушал, а песня все не кончалась. Я подобрался еще ближе. Да, в этой песне были и слова – на гортанном арабском. С арабским у меня было неважно, я только понял, что каждая строчка припева начиналась с «салям» – мир. Песня завораживала – так красиво петь не умел никто в нашем классе. Я повысил громкость, прислонил ИД к наушнику и выбрал в меню «распознавание мелодии». Я был уверен, что он ничего не определит. Но ИД долго вслушивался, затем удовлетворенно пискнул, и на экранчике появилось имя композитора: Ахмет Эрден. Я подъехал еще ближе и высунулся из-за камня.
У воды на другой стороне ручья сидела девочка. Моя ровесница, может быть, на год младше. Немного смуглая, но совсем чуть-чуть – темнокожей не назвать. На ней было красное платье, длинное и слегка выцветшее, оно напоминало халат с капюшоном. Девочка сидела на камне, спустив босые ноги в воду. Справа и слева от нее стояли два зеленых тазика, наполненные бельем. Девочка брала тряпки из правого тазика, нагибалась и подолгу полоскала их в ручье, поднимала и выкручивала. А затем укладывала в левый тазик. И при этом пела свою бесконечную песню.
Мне очень не хотелось этого делать, но я все-таки дал максимальное увеличение и стал ждать, пока она в очередной раз поднимет из воды руки в серебряных брызгах… Ни на одной руке у нее не было ИД. В карманах ИД не носят, но вдруг? Я вздохнул и запустил сканер. Сканер думал долго – несколько секунд. И уже было все понятно.
