Черновик - Лукьяненко Сергей Васильевич (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Я ее не слушал. Я внимательно изучал кухню. Восемь квадратных метров, да комната – двадцать, да еще десять на ванну, туалет, коридор… невелики хоромы. Если затратить очень много сил и средств, то все можно замаскировать до неузнаваемости даже за восемь часов.
Замаскировать – но не переделать.
Чудес не бывает.
И мне надо найти следы моей квартиры в этом чужом жилье.
Что первое?
Кафель.
Я ковырнул ножом кафельную плитку. Все в порядке, кафель, а не наклеенная поверх цветная пленка. Поддел затирку между плитками – тоже ничего не понять. Сухая. Может быть, старая. Может быть, быстросохнущая.
Наталья засмеялась.
– Рот заклеить? – спросил я. – Могу.
– Ты ковыряй, ковыряй, – добродушно сказала девушка. – Потом заставлю ремонт сделать.
Обои.
У самого пола, в незаметном месте, я надрезал кусочек обоев и оторвал. Под ними была стена. Следов прежних обоев не наблюдалось. Содрали? Могли, конечно…
– Дурак ты, – сказала Наталья.
Я сел на пол, крест-накрест вспорол линолеум – грубо, посередине кухни. Подошел Кешью, обнюхал дыру в полу – старого линолеума там не было. Зарычал на меня и отступил.
– Ну сам посуди – если документы действительно каким-то волшебством поменялись, если все друзья тебя забыли, то что ты собираешься здесь найти? – Наталья хихикнула. – Следы ремонта?
Я протянул руку к Кешью – пес увернулся. Ответил:
– И сам не знаю. Но про друзей я тебе ничего не говорил.
Наталья замолчала.
Я посмотрел ей в глаза, покачал головой:
– Это ты зря сказала. Теперь я на сто процентов уверен, что ты в этом замешана. Только не знаю как.
– Что дальше? – Голос у нее оставался совершенно спокойным. – Пытать будешь? Убьешь? Ты не в тайге, родной. Ты теперь для всех – спятивший маньяк. Без документов, без прошлого. Ворвался в чужую квартиру, убил хозяйку. Смертную казнь у нас отменили или как?
– Вроде как отменили.
– Пятнадцать лет в зоне – тоже не сахар. Ну? – Наталья победно улыбнулась. – Развяжи-ка меня, Кирилл. Сядем как люди, чаек поставим, поговорим по душам.
Больше всего на свете мне хотелось залепить ей пощечину. И не надо говорить, что бить женщин нехорошо! Таких – нужно!
Вот только бесполезно. Наталья в истерику не впадет, в коварных планах не сознается.
Можно плюнуть – даже в физиономию. И уйти – пусть сама освобождается, перегрызает скотч и хихикает в свое удовольствие.
А можно попробовать поговорить.
Я встал и подошел к Наталье. Она с улыбкой вытянула руки – я поднес к ним нож, чтобы разрезать скотч.
– Лопух, – с улыбкой сказала Наталья. И пронзительно завопила: – Помогите! Убивают! Убива…
Ничего я не успел сделать! Ни опустить руку с ножом, ни заткнуть ей рот. Продолжая кричать, Наталья приподнялась вместе с примотанной к заднице табуреткой – и рванулась вперед. Прямо на нож.
Лезвие дурацкого китайского ножа вошло ей под левую грудь. Мне на руку толчком выплеснулась кровь. Девушка перестала кричать, будто подавилась собственным голосом. Вскинула голову и прошептала:
– А что теперь придумаешь, Киря?
Я отпрыгнул – невольно выдергивая нож из раны. Наталья, скрючившись, упала на пол. Из-под нее потекла кровь, собираясь в разрезанном линолеуме. Кешью зарычал, прижался к полу и стал подползать к ней.
Никогда в жизни мне не было так страшно.
Я всегда считал, что всякие там «ослабевшие руки», «подкосившиеся ноги», «холодный пот» – это выдумки романистов. Когда мне доводилось попадать в передряги, то я, наоборот, заводился и становился деятельным. Отец по этому поводу одобрительно говорил – «адреналиновая реакция на стресс».
Сейчас я не падал только потому, что привалился к дверному косяку. Ноги дрожали, я весь был мокрый от пота. Нож я держал в вытянутой руке, и пальцы сжались так, что не расцепить.
Хотя – зачем мне его выбрасывать? На радость милиции? Проще всего зарезаться вслед за Натальей. Пусть следователи строят версии о несчастной любви. И одним кинжалом он убил обоих…
В дверь позвонили.
Надо же…
– Эй, соседка! – донесся до меня голос Петра Алексеевича. – Эй, у тебя все в порядке? Наташа?
Когда Наталья упала, у меня на секунду мелькнула надежда, что вместе с ее смертью развеется и морок. Меня вспомнят друзья, соседи, сослуживцы…
Нет, не сработало.
Я все тот же человек без прошлого – да еще с ножом в руках и трупом у ног. И ни одна сволочь не поверит, что Наталья сама наделась на нож.
В дверь постучали.
Кешью завыл, лежа у тела Натальи. Пронзительно, истошно – никогда не думал, что он способен выть, даже оплакивая хозяйку…
Да какую, к чертовой матери, хозяйку! Аферистку-самоубийцу!
Кешью взвыл особенно жалостливо. Я даже дернулся к нему, чтобы взять на руки, успокоить (все собаководы советуют этого не делать – но вы когда-нибудь слышали щенячий плач?). Но Кешью сразу же оскалился на меня.
Собака мне не верит.
И никто не поверит.
Меня посадят. А не надо было приходить в чужой дом с ножом!
– Милицию уже вызвали! – донесся из-за двери визгливый голос соседки. – Щас приедут, разберутся!
Была в этом голосе такая жажда крови – не обязательно моей, чьей угодно, лишь бы случилась эта кровь, нашлось о чем сплетничать с подругами по телефону, что я взглянул на нож. А не выйти ли, не зарезать ли старую стерву? Сделать напоследок доброе дело для человечества. Тварь ли я дрожащая?
Наверное, тварь. Не зарежу. И Наталью бы не тронул, права она была.
Долго ли наша милиция едет на вызовы?
А какая разница… Через окно я не удеру, шестой этаж. У дверей караулит Петр Алексеевич, мужик при всем его пьянстве и грубости правильный. Влепит в рожу – тут я и лягу…
– Попал я, Кешью, – сказал я. – И даже ты меня предал!
Кешью рычал.
С его точки зрения он никого не предавал, напротив – как мог защищал хозяйку.
Огибая по дуге собаку, я прошел в комнату. Выглянул в окно. Раз уж мир сошел с ума, почему бы у моего окна не возникнуть пожарной лестнице?
Не было никакой лестницы. Зато во двор неторопливо въезжала милицейская машина. Сирена была отключена, но мигалка помаргивала синим.
Вот и все.
Милиция всегда опаздывает к месту настоящих преступлений, зато в моем случае…
В дверь стали звонить непрерывно. Почему-то вспомнилось, как в раннем глупом детстве баловался с друзьями – бегали по подъезду и звонили в чужие двери. Высшим достижением было звонить очень долго, но все-таки успеть убежать до того, как откроется дверь… Потом мы нарвались на мужика вроде Петра Алексеевича, который по квартире ходил очень тихо, по лестнице бегал очень быстро, а пройтись ремнем по жопе малолетнего сорванца считал правильной воспитательной методикой…
Я пошел к двери. Зацепился чем-то за стену, недоуменно глянул на зажатый в кулаке нож. Бросил его на пол. Какой смысл стирать отпечатки пальцев при таком количестве улик?
Звонок надрывался, и самым важным казалось прекратить этот звон.
Как во сне я повернул головку замка и открыл дверь.
На меня уставились Петр Алексеевич и Галина Романовна. Похоже, они уже и не ожидали, что дверь откроется. Наверное, я мог бы сейчас рвануться, проскочить мимо них и броситься вниз… прямо в руки милиции.
Петр Алексеевич все еще держал палец на кнопке звонка.
– А-а-а! – протяжно взвыла соседка, уставившись на мои руки. – Кровь, кровь! Убил!
И – вот чего не ожидал – закатила глаза и грохнулась в обморок.
Зато Петр Алексеевич отреагировал так, как я и ожидал. Навстречу моему лицу вылетел здоровенный кулак, мир завертелся, и я кулем осел рядом с соседкой.
Почему-то даже уложив меня на пол, сосед продолжал звонить. Или это звенело в ушах? Я потряс головой, пытаясь прийти в себя. Перед глазами почему-то оказалось две пары грубых шнурованных ботинок, все остальное плыло и было не в фокусе. Донесся сквозь звон чей-то суровый голос:
– Прекратите звонить! И нечего своевольничать, рукоприкладством заниматься…
