Код любви - Моррель Максимилиана (полные книги TXT) 📗
– Как это понимать? Она – его дочь?
– Нет, жена. Подхватила отвисшую челюсть у самой земли. – Ты серьезно?
– Разумеется.
Танец завораживает, затягивает, едва удерживаюсь на месте и начинаю сама двигаться в такт музыке. Ну куда мне до нее! Морис уже смотрит на меня. Как приятно! Под его взглядом чувствую себя совсем легкой и невесомой. Это его гипноз или мой? Музыка захватила меня, закружила. Я люблю тебя! Я счастлива! Пусть это никогда не прекращается. Ну вот, а я только начала. На кого это он смотрит там, в толпе? Не разгляжу. Лицо снова напряглось.
– Я скоро вернусь, Гленда.
О чем они говорят с Тикси? Придвигаюсь поближе, усиленно делая вид, что интересуюсь силачом, поднимающим машину.
– Не спускай с Ким глаз, Орен. Слишком много соблазнов для нее. А лучше всего запри. И по дороге напомни карапузам, что закон одинаков для всех. Участь Клайфа и их не минует, если станут зарываться.
Тикси кивает и послушно отправляется выполнять поручение. Вопросов прибавляется, а ответов по-прежнему нет. Нарастающий шум перерастает в беспорядочный гул, возбуждение усиливается, праздник как будто достигает своего апогея. Атмосфера странным образом накаляется. А всему виной, кажется, местные жители. Только гости, ничего не замечая, продолжают веселиться.
– Еще немного терпения, – слышу голос Мориса у самого уха.
Даже вздрогнула. Как у него это получается? Он уже на балконе над баром. Поднял руку. Опустилась мертвая тишина. Слышу только биение своего сердца.
– Братья и сестры! Настал долгожданный час, которого вы все так ждали, – необычная речь. – Настоящий праздник вступает в свои права. Не забывайте, что вы гостеприимные хозяева.
Оглядываюсь вокруг. Толпа вдруг перемешалась и стала рассеиваться, разбившись на небольшие группы. А Морис уже в конце улицы. Провожает шерифа до машины. А рядом со мной трутся братья Гривз. Как их Морис назвал? Карапузы! Смех да и только!
– Конрад, не смей даже мечтать. Ее будет пить Мастер. Возьмем лучше вон ту парочку.
У меня сам собой подломился каблук. Такое впечатление, что весь город включился в мою игру. Голова идет кругом. Сильная, – ах! – чересчур сильная рука Мориса подхватила меня под локоть. Резко отдернулась.
– Мастеру нравится сосуд, из которого он будет пить? И когда же произойдет обращение? Смотрю на него упрямо, не мигая.
– Гленда, ты не слишком увлекаешься вином?
– Всего один стакан, но, похоже, нам еще несут.
Идет Лу. На подносе два бокала. Один большой, настоящий кубок. Второй такой же, но в два раза меньше. Дрожащими руками беру свой.
– За твою речь, Морис. Она была очень похожа на сигнал к началу вакханалии. Я выпью это красное как кровь вино за твою душу.
Отсалютовав, пью маленькими глотками, неотрывно следя поверх краев за тем, как, еще секунду назад невозмутимый, он жадно поглощает содержимое кубка.
Глаза заблестели, порозовели щеки. А какими яркими стали губы! Медленно слизнул последние капли.
Мысль еще не родилась до конца, а язык произносит:
– Ты сыт, Мастер вампиров?
Ночь потряс громкий, демонический смех. Бокал вывалился у меня из рук, разбившись о камни мостовой. Осколки мелкими брызгами разлетелись во все стороны. Позвоночник пронзили тысячи ледяных иголок. Я окаменела, не в силах пошевелить даже пальцем.
Склонился ко мне, улыбаясь одними губами, неестественно яркий блеск глаз ослепил, горячее дыхание обожгло лицо.
– Ты отлично вошла в роль, моя маленькая истребительница вампиров.
Это уже чересчур! Оттолкнув его, бросилась бежать по улице. Куда? В изнеможении, едва переводя дыхание, прислонилась к какому-то забору. Какой же ты быстрый, Морис! Опять передо мной его лицо, уже спокойное, немного растерянное. Возьми себя в руки, Гленда!
– Прости меня, я действительно слишком увлеклась. Здесь, в голове, уже готовая книга, но я, похоже, не рассчитала свои возможности и пере стала отличать реальность от вымысла, Я ехала, чтобы понять тебя. Ведь именно этого ты хочешь?
Обхватив руками талию, уронила голову ему на грудь.
– Не надо никакой книги. Это неудачная идея. После ее выхода в свет толпы безумцев устремятся в Дак-Сити в фанатичном стремлении восстановить справедливость, покончить с вампирами. Такое уже было в тысяча девятьсот двадцатом году, когда кучка разъяренных недоумков сожгла город дотла. Сгорели ни в чем не повинные жители, лишь немногим удалось спастись. Среди погибших были и мои родители.
Я опять вздрогнула.
– Твои родители? Но это произошло шестьдесят лет назад. А тебе не больше тридцати.
– Сегодня праздник, не будем говорить о грустном.
Напряжение все равно не отпускает. Уходишь от ответа, Морис?
– Гленда, но ты ведь не хочешь, чтобы трагедия повторилась?
– Ты прав, Бог с ней, с книгой. – Я медленно иду по улице, туда, где еще звучит музыка.
– Успокойся, звезда моя. Все не так страшно.
Я улыбнулась, но улыбка получилась вымученной.
– Пойдем ко мне. Обещаю, сделаю так, что ты забудешь обо всем.
– Тебе это не составит труда, Морис.
Обреченность, по-моему, в каждой ноте.
– Никакого колдовства, никакого гипноза. Только ты и я, как одно целое. Я хочу тебя.
Тот же дом, та же гостиная, та же спальня и его объятия, страстные, пылкие и влекущие. Только шепчу, задыхаясь:
– Ты будешь моей частью, а я – твоей.
И снова безумство любви, погружаюсь в неземное блаженство. Мо-рис!..
Волосы золотом разметались по плечам. Сижу, обхватив руками колени. Не глядя на лежащего рядом Мориса, тихо говорю:
– Я люблю тебя, Морис, но ты как мечта. Нереальная и неуловимая. Все это очень сложно. Мне никогда не понять тебя. Я завтра уеду. Но мне больно. Душа болит. Ты не даешь мне приблизиться к тебе, почувствовать тебя. Я знаю, что женщины для тебя ничего не значат, но я так надеялась, что стану той единственной, которая сумеет отогреть тебя. Пойми меня правильно. Ты искусный любовник, не представляла, что такое возможно. Но я готова отдать тебе свои чувства, а тебе ничего не надо. Ты недостижим для меня. Я буду помнить тебя вечно.
Вот чего я никак не ожидала: Морис подскочил в постели. Он взволнован?
– Прекрати говорить о вечности. Ты имеешь всего-навсего человеческую жизнь. А вечность уготована мне. Это я буду носить твой образ из века в век, терзая себя тоской и отчаянием. А ты вернешься домой, к сыну и людям. И в конце концов забудешь того, кто в глазах людей всего лишь нежить, мерзкий кровосос, недочеловек…
Обхватила его обеими руками за шею и заплакала горько и безутешно, как никогда в жизни, повторяя и повторяя сквозь рыдания:
– Нет, не может быть. Не верю. Не хочу. Люблю.
– Ты первая, кому я открылся. Теперь ты можешь убить меня. Я даже не стану сопротивляться, клянусь тебе.
– Я всего-навсего человек, Морис. Тот самый, которого ты так презираешь, потому что уверен, что сам – сверхчеловек. Ты прав, люди бывают и суетливы, и мелочны, они кажутся тебе смешными с их маленькими заботами и радостями. И такой короткой человеческой жизнью. Но тебе ничего не грозит, особенно от меня. Знаешь, а ведь я хотела родить от тебя ребенка.
Острейшая грусть заволокла его черные бездонные глаза.
– Невозможно. – Я ласково обняла его голову, нежно притянув к своей груди, пальцами за рылась в густые волосы. – Ты думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не способен чувствовать, сопереживать? Если я родился таким, то это вовсе не значит, что я начисто лишен эмоций. А вот иллюзиям давно уже не подвержен, – осторожно высвободился из моих рук. – Я знаю свои возможности и довольствуюсь ими. Что толку строить воздушные замки на пустом месте? То, что происходит в этой груди и в этой голове, не узнает никто. Ни один смертный не сможет без страха жить рядом с вампиром. А мне подобным нелегко устоять против искушения. Мы всегда голодны, нам всегда мало. И сила воли есть не у каждого.
– Морис, что ты говоришь? Теперь мы поменялись ролями – я оказалась непонятой. Я бы давно сошла с ума, если бы мои близкие и друзья не понимали меня. Твоя сила оказалась твоей же слабостью. Ты презираешь людей за то, что ты другой. И тебя не любили таким, какой ты есть. Тебе нужно только понимание, а ведь это одна из составляющих любви друг к другу. Есть еще жалость, прощение, нежность, великодушие. Радость общения, самопожертвование. И еще многое-многое другое, свойственное людям. Ты не смеешь презирать людей за то, что сам не умеешь любить. Может быть, и в этом еще твоя боль. Вспомни, мой милый философ, – слезы опять потекли по щекам, – что ты тоже часть природы, еще не разгаданной, не понятой всеми, вспомни, что ты тоже можешь быть смертным. Не надо ненавидеть нас за наши ошибки. Это тебе занятие на вечность – понять людей.
